Они ехали в Свердловск с профессором Гайдученко — это первое. Во-вторых, не в пригородном поезде, а в институтской машине, с лихим водителем Анатолием. Но главное, они ехали встречать Катю Гайдученко, они были в центре необыкновенных событий.
Яков Иванович посмотрел на них и сказал;
— «Не каждый день мальчикам удается красить заборы».
Надежда Сергеевна объяснила:
— Это из «Приключений Тома Сойера». Помните?
— Помним, по-омним! — сказал Митя.
Водитель подмигнул ему в зеркальце.
По гладкому, блестящему шоссе, под мелким, как пыль, дождем машина мчалась к Свердловску. Взрослые волновались — в Москве тоже испортилась погода, и вылет самолета могли отменить.
— Смешно, — сказал Митя. — Научились перемещаться без самолетов, а дождика пугаются!
— О перемещениях пока забудь, Митенька. Пока работа не закончена, о ней говорить не полагается, — сказал Яков Иванович.
— Да я вам только! — взмолился Митя.
— Ой, Митрий… Смотри… — сказал Игорь.
Наконец показался аэродром. Большое здание вокзала; летное поле, уставленное самолетами. Гулко, со звоном, свистели моторы.
Яков Иванович и Надежда Сергеевна опустили стекло и пытались на глаз определить — принимает ли аэродром самолеты?
— Летают, летают! — запищал Митя. — Дверь открыта!
Надежда Сергеевна с улыбкой потрепала Митю по пухлой щеке. Этого не нужно было делать — Игорь покраснел вместе с Митрием. Катина мама была похожа на киноактрису, так считала вся Дровня. У нее были золотые волосы и очень красные губы. В общем, она была слишком красивая. И нарядная. Она пела на вечерах самодеятельности трогательные песни и обычно смотрела на ребят туманно: зелеными туманными глазами. Квадратик, со своей стороны, предпочитал на нее смотреть поменьше, чтобы не краснеть.
Они подъехали на машине прямо к залу ожидания. Впятером, если считать водителя Анатолия. Но у водителей такая работа — всюду ездить. Бабушка в последний момент осталась дома — рассердилась, швырнула книжку и сказала, что невелика Екатерина барыня. Драть ее надо, а не встречать с оркестром. Езжайте! Мы с Тарасиком и дома будем хороши…
Игорь очень удивился бабушкиной простоте. От нее скрыли, оказывается, что внучка перемещалась. И она поверила, будто Катя зайцем пробралась на самолет и удрала в Москву! Каждому мальчишке в Дровне было известно, что на самолет зайцем не проберешься. Самолет не поезд.
— Мама в Катьке души не чает! — объяснила Надежда Сергеевна, улыбаясь, как артистка в кино. — Катька сама ей расскажет. Мама покричит и простит ей всё.
Так они беседовали, когда по радио объявили московский самолет. Под вывеску «Выход на перрон» прошли носильщики. Мальчишки влезли на перекладину железного забора и стали смотреть в яркую щель между горами и низкими серыми тучами. Московские самолеты прилетали оттуда, с запада.
На крыльце вокзала Надежда Сергеевна выговаривала Якову Ивановичу:
— Яков, ты ужасно много куришь. Нельзя же так, одну папиросу прикуривать от другой!
— М-м…
— Что ты волнуешься? Клава сказала — Катька отлично выглядит.
— Клавдия в Москве, а я здесь…
— Она ее видела три часа назад!
— М-м… Видела… Хлопцы, летит! — сказал Яков Иванович.
Летит! Самолетик, подобно блестящей мушке, проскользнул под тучи и пошел отлого сваливаться к земле. Стремительный, с выгнутым хвостом, он прокатился по лугу — и до вокзала донесся порывистый гул моторов. Самолет завернул и пошел прямо на мальчишек. Митька от возбуждения стал пришлепывать губами. Машина грузно качнулась, занося хвост, повернула последний раз, и моторы смолкли. От вокзала поехала самоходная лестница, приткнулась к круглому серебряному боку машины, а винты все еще крутились. Словно они привыкли вертеться за длинную дорогу — от самой столицы. Пока винты не остановятся, двери не открывают, не то пассажир поглупее непременно сунется под винт. Игорь это знал, а Яков Иванович, наверное, не знал. Он нервно бросил папиросу и стал закуривать другую, прижимая локтем Катино пальтишко. Как нарочно, для ее приезда испортилась погода — усиливался мелкий летучий дождик, и ветер был холодный…
Но вот дверь самолета уехала внутрь, мальчишки ринулись к лесенке. И конечно, первой на земле оказалась Катя! Бух! С четвертой ступеньки одним прыжком — и прямо на шею Якову Ивановичу, с визгом и разлетающимися косичками.
Квадратик моргнул и внезапно увел Митю за самолетный хвост.
— Пусть здороваются! — сказал Квадратик.
— Пусть, — согласился Митя. — Позовем Катьку сегодня на радиостанции работать?
— Нет. Отец радиостанцию запер.
— Почему? — Митя даже забыл о Катином приезде.
— Благодарность прислали из радиоклуба на имя брата Ростика, который в армии служит. Отец спросил почему. Я сказал, что работаю под его именем. Он и запер, пока мне шестнадцать не исполнится.
— Соврать надо было! Ты, может, лучше шестнадцатилетнего работаешь!
Игорь только вздохнул. Он и сам считал закон несправедливым. Почему только с шестнадцати лет разрешают выходить в эфир? Несправедливо…
— Мальчики! — закричали из-за самолета.
И примчалась Катя, уже одетая в пальто и шапочку, и торжественно поздоровалась с ними за руку. Митя тут же обратил внимание на Катину новую сумку — такой шикарный клетчатый портфель в красную и оранжевую клетку, с блестящим замочком и кожаной желтой ручкой.
— Мальчишки, — сказала Катя, — вы сердитесь? Я же не нарочно!
Митя не обратил внимания на эти пустые речи — смотрелся в зеркальный замок и втягивал щеки.
Игорь возразил:
— Почто нам сердиться? Пошли, родители дожидаются.
Катя засмеялась, совершенно счастливая. Дома, дома! Все так же, и даже папа явился встречать, и Квадратик смешно окает, будто она никуда не исчезала. Будто не было перемещений, подводной лодки, аэродрома Айдлуайд и полета через Атлантику, и посадки в теплом Лондоне, в жарком Париже. Будто не было Москвы, Шереметьевского аэропорта и зоологического магазина на Ленинском проспекте…
— Митька, — вспомнила Катя, — я-то растрепа-забываха! Где сумка?.. Анатолий, здравствуйте!.. Папа, ну перестань курить на минуточку…
Они погрузились в машину теперь уже вшестером. Хлопнули дверцы, как отсалютовали Катиному приезду. Митя вернул Кате новый портфель, подаренный московской тетей Кланей.
— А, вот он где… — сказала Катя. — Садов, закрой глаза. Крепко закрой, не подсматривай. Алле! Открой глаза.
Из кожаных глубин портфеля появилась деревянная некрашеная коробка. С круглыми дырочками…
Митя отодвинул крышку и охнул:
— Панька… Ой, их там двое! Где взяла второго?
— В зоомагазине, Митька. По дороге на а-э-ро-дром! — продекламировала Катя.
— Спасибо тебе большое, Катя! — с чувством поблагодарил Митя Садов. — Какой вот из них Панька… одинаковые, как перышки.
Катя быстро перевела разговор:
— А как баба Таня? Сердится? Ой, неужели сегодня только понедельник? Мам, а мам, бабушка очень сердится?
— Вы с папой, — зловещим голосом начала мама, — вы с папой скоро бабушку в гроб загоните…
У Якова Ивановича, сидящего рядом с шофером, плечи полезли вверх. Пришлось снова переводить разговор на другую тему.
— Пап, мальчики! — принялась болтать Катя. — Знаете, кто меня до Москвы довез? Настоящий капитан первого ранга, прямо — морской волк, с золотыми погонами… Он сначала думал, что я — псих!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Яков Иванович посмотрел на них и сказал;
— «Не каждый день мальчикам удается красить заборы».
Надежда Сергеевна объяснила:
— Это из «Приключений Тома Сойера». Помните?
— Помним, по-омним! — сказал Митя.
Водитель подмигнул ему в зеркальце.
По гладкому, блестящему шоссе, под мелким, как пыль, дождем машина мчалась к Свердловску. Взрослые волновались — в Москве тоже испортилась погода, и вылет самолета могли отменить.
— Смешно, — сказал Митя. — Научились перемещаться без самолетов, а дождика пугаются!
— О перемещениях пока забудь, Митенька. Пока работа не закончена, о ней говорить не полагается, — сказал Яков Иванович.
— Да я вам только! — взмолился Митя.
— Ой, Митрий… Смотри… — сказал Игорь.
Наконец показался аэродром. Большое здание вокзала; летное поле, уставленное самолетами. Гулко, со звоном, свистели моторы.
Яков Иванович и Надежда Сергеевна опустили стекло и пытались на глаз определить — принимает ли аэродром самолеты?
— Летают, летают! — запищал Митя. — Дверь открыта!
Надежда Сергеевна с улыбкой потрепала Митю по пухлой щеке. Этого не нужно было делать — Игорь покраснел вместе с Митрием. Катина мама была похожа на киноактрису, так считала вся Дровня. У нее были золотые волосы и очень красные губы. В общем, она была слишком красивая. И нарядная. Она пела на вечерах самодеятельности трогательные песни и обычно смотрела на ребят туманно: зелеными туманными глазами. Квадратик, со своей стороны, предпочитал на нее смотреть поменьше, чтобы не краснеть.
Они подъехали на машине прямо к залу ожидания. Впятером, если считать водителя Анатолия. Но у водителей такая работа — всюду ездить. Бабушка в последний момент осталась дома — рассердилась, швырнула книжку и сказала, что невелика Екатерина барыня. Драть ее надо, а не встречать с оркестром. Езжайте! Мы с Тарасиком и дома будем хороши…
Игорь очень удивился бабушкиной простоте. От нее скрыли, оказывается, что внучка перемещалась. И она поверила, будто Катя зайцем пробралась на самолет и удрала в Москву! Каждому мальчишке в Дровне было известно, что на самолет зайцем не проберешься. Самолет не поезд.
— Мама в Катьке души не чает! — объяснила Надежда Сергеевна, улыбаясь, как артистка в кино. — Катька сама ей расскажет. Мама покричит и простит ей всё.
Так они беседовали, когда по радио объявили московский самолет. Под вывеску «Выход на перрон» прошли носильщики. Мальчишки влезли на перекладину железного забора и стали смотреть в яркую щель между горами и низкими серыми тучами. Московские самолеты прилетали оттуда, с запада.
На крыльце вокзала Надежда Сергеевна выговаривала Якову Ивановичу:
— Яков, ты ужасно много куришь. Нельзя же так, одну папиросу прикуривать от другой!
— М-м…
— Что ты волнуешься? Клава сказала — Катька отлично выглядит.
— Клавдия в Москве, а я здесь…
— Она ее видела три часа назад!
— М-м… Видела… Хлопцы, летит! — сказал Яков Иванович.
Летит! Самолетик, подобно блестящей мушке, проскользнул под тучи и пошел отлого сваливаться к земле. Стремительный, с выгнутым хвостом, он прокатился по лугу — и до вокзала донесся порывистый гул моторов. Самолет завернул и пошел прямо на мальчишек. Митька от возбуждения стал пришлепывать губами. Машина грузно качнулась, занося хвост, повернула последний раз, и моторы смолкли. От вокзала поехала самоходная лестница, приткнулась к круглому серебряному боку машины, а винты все еще крутились. Словно они привыкли вертеться за длинную дорогу — от самой столицы. Пока винты не остановятся, двери не открывают, не то пассажир поглупее непременно сунется под винт. Игорь это знал, а Яков Иванович, наверное, не знал. Он нервно бросил папиросу и стал закуривать другую, прижимая локтем Катино пальтишко. Как нарочно, для ее приезда испортилась погода — усиливался мелкий летучий дождик, и ветер был холодный…
Но вот дверь самолета уехала внутрь, мальчишки ринулись к лесенке. И конечно, первой на земле оказалась Катя! Бух! С четвертой ступеньки одним прыжком — и прямо на шею Якову Ивановичу, с визгом и разлетающимися косичками.
Квадратик моргнул и внезапно увел Митю за самолетный хвост.
— Пусть здороваются! — сказал Квадратик.
— Пусть, — согласился Митя. — Позовем Катьку сегодня на радиостанции работать?
— Нет. Отец радиостанцию запер.
— Почему? — Митя даже забыл о Катином приезде.
— Благодарность прислали из радиоклуба на имя брата Ростика, который в армии служит. Отец спросил почему. Я сказал, что работаю под его именем. Он и запер, пока мне шестнадцать не исполнится.
— Соврать надо было! Ты, может, лучше шестнадцатилетнего работаешь!
Игорь только вздохнул. Он и сам считал закон несправедливым. Почему только с шестнадцати лет разрешают выходить в эфир? Несправедливо…
— Мальчики! — закричали из-за самолета.
И примчалась Катя, уже одетая в пальто и шапочку, и торжественно поздоровалась с ними за руку. Митя тут же обратил внимание на Катину новую сумку — такой шикарный клетчатый портфель в красную и оранжевую клетку, с блестящим замочком и кожаной желтой ручкой.
— Мальчишки, — сказала Катя, — вы сердитесь? Я же не нарочно!
Митя не обратил внимания на эти пустые речи — смотрелся в зеркальный замок и втягивал щеки.
Игорь возразил:
— Почто нам сердиться? Пошли, родители дожидаются.
Катя засмеялась, совершенно счастливая. Дома, дома! Все так же, и даже папа явился встречать, и Квадратик смешно окает, будто она никуда не исчезала. Будто не было перемещений, подводной лодки, аэродрома Айдлуайд и полета через Атлантику, и посадки в теплом Лондоне, в жарком Париже. Будто не было Москвы, Шереметьевского аэропорта и зоологического магазина на Ленинском проспекте…
— Митька, — вспомнила Катя, — я-то растрепа-забываха! Где сумка?.. Анатолий, здравствуйте!.. Папа, ну перестань курить на минуточку…
Они погрузились в машину теперь уже вшестером. Хлопнули дверцы, как отсалютовали Катиному приезду. Митя вернул Кате новый портфель, подаренный московской тетей Кланей.
— А, вот он где… — сказала Катя. — Садов, закрой глаза. Крепко закрой, не подсматривай. Алле! Открой глаза.
Из кожаных глубин портфеля появилась деревянная некрашеная коробка. С круглыми дырочками…
Митя отодвинул крышку и охнул:
— Панька… Ой, их там двое! Где взяла второго?
— В зоомагазине, Митька. По дороге на а-э-ро-дром! — продекламировала Катя.
— Спасибо тебе большое, Катя! — с чувством поблагодарил Митя Садов. — Какой вот из них Панька… одинаковые, как перышки.
Катя быстро перевела разговор:
— А как баба Таня? Сердится? Ой, неужели сегодня только понедельник? Мам, а мам, бабушка очень сердится?
— Вы с папой, — зловещим голосом начала мама, — вы с папой скоро бабушку в гроб загоните…
У Якова Ивановича, сидящего рядом с шофером, плечи полезли вверх. Пришлось снова переводить разговор на другую тему.
— Пап, мальчики! — принялась болтать Катя. — Знаете, кто меня до Москвы довез? Настоящий капитан первого ранга, прямо — морской волк, с золотыми погонами… Он сначала думал, что я — псих!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51