.. Про "старые времена", наверное, точно,
потому что художница Ева Бремзис старину знала хорошо.
Нина невольно перевела глаза на гобелены, которыми была увешана вся
комната. Пламенеющие тона узоров и рисунков светились в полумраке, и
оживали, двигались прекрасные фигуры - то могучие, то хрупкие, то нежные -
и распускались диковинные цветы, и пахли травы, и плескалось янтарное
море, и медленные руны "Калевалы" выплывали из глубин времени навстречу
атомным солнцам нового века.
Ева перехватила взгляд.
- Любуешься? А ведь я нарочно в этой комнате сижу по ночам. Здесь
спокойнее.
Нина молчала, и Ева взялась за блокнот:
- Хочешь, новенькое покажу? Это набросок, но хочу вот что-то в этом
роде сотворить. К прилету наших мужичков... Чтобы знали, что мы без них не
сидим без дела...
Ева поднесла блокнот к самому экрану.
- Нравится?
Это был набросок люмографом, к тому же выполненный в
обобщенно-условной народной манере, поэтому Нина не сразу разобрала, что
там изображено. Только постепенно вьющиеся цветные штрихи складывались в
части рисунка.
Синие, геометрически ровные скалы...
Зеленое солнце с двумя коронами...
Белый овал неподвижного озера...
Зеленое существо... нет, это скафандр... да, конечно, скафандр,
причем можно точно определить марку - САЖО-5, как она сразу не смогла...
Тишина.
Она еще не успела удивиться или растеряться, как тупо ударило в
виски, рисунок треснул, и за ним была ночь, и через безмерный провал
пространства, рядом, в упор, тускло блестя, разошлись створки скафандра,
отдавая беззащитное тело страшному чужому миру...
- Что с тобой, детка? Что ты кричишь?
- Евиня, ему плохо. Евиня!..
* * *
На корабле царила радостная суматоха.
В одинаковых серых комбинезонах с откинутыми шлемами, перепачканные и
веселые, ученые сейчас походили на ватагу мальчишек, задумавших разгромить
сонное электронное царство. Щелкали переключатели, перепуганные автоматы
взвизгивали, ошалело мигали индикаторными лампами, пытались мгновенно
понять и привести к покою бессистемные возмущения в цепи, но все новые и
новые алгоритмы заставляли их напрягаться, а динамики общей связи
грохотали в каютах и переходах разными голосами: "Проверка! Проверка!"
Злой и расстроенный Кривцов бродил по отсекам, тщательно ощупывая
каждый метр матового металла. В отсеке хронопульсации он едва не упал,
споткнувшись о чьи-то ноги. Из-за раскрытого пульта выглянул кибернетик
Станислав Свирин.
- Слушайте, отдайте мои очки! Я же знаю, что вы их взяли!
Свирин, пригладив короткопалой ладошкой задорный седой вихор,
попытался изобразить возмущение на своем круглом лице:
- Товарищ Кривцов, если вы еще раз спросите меня о своих очках, я
отправлю вас месяца на два в прошлое. Я же сказал: спроси у Апенченко.
- Спрашивал.
- Ну и что?
- Он говорит, не брал.
Голос кибернетика по-прежнему оставался серьезным:
- Вполне возможно. На таких планетах все возможно. Лабир! Загадочный
минерал! Дозвездная материя. Что с нее возьмешь, с дозвездной материи?
- Ну, ребята, поймите, я без очков не могу считать графики метеорных
пушек. Дело же стоит... Хватит...
- Очки в наш век - мелкое пижонство. Надо носить контактные линзы.
Немного портят цвет глаз, но зато вполне надежно.
- Слушай, Стас, кончай, ради бога...
- Бога нет...
Неожиданно полоснул по нервам волчий вой сирены.
- Общая тревога!
Стас мгновенно вскочил на ноги.
- Проверка... - хихикнуло в динамике.
Стас погрозил кулаком в пространство и со вздохом отдал Алексею очки,
которые оказались в нагрудном кармане.
- Рыжий черт! Все настроение испортил. Шуточки, тоже мне! - Он
отвернулся к приборной стене, на которой чернела надпись: "Осторожно!
Минус - время!", и пробурчал совсем тихо: - Слышать эту сирену не могу.
Раньше ничего, а сейчас... Когда Земля почти рядом...
До Земли было больше тысячи парсеков, и даже лучу света нужно три с
половиной тысячелетия, чтобы добраться до этой бесконечно малой и
бесконечно родной капли звездного океана, но Кривцов посмотрел на внезапно
обмягшие плечи кибернетика и промолчал.
В командном отсеке сочно гудел ГЭМУ - главный электронный мозг
управления. Его "голова" возвышалась в центре, за спинками пилотских
кресел, огромной плавучей миной времен второй мировой войны. В
многочисленных матовых окошечках скакали зеленые и синие молнии, а
шишковидные выросты то светлели до полной прозрачности, то наливались
темной терракотой, то угрожающе чернели. ГЭМУ напряженно думал.
Кроме ГЭМУ, в отсеке были двое - капитан и второй пилот Реваз
Рондели. Бремзис сидел на корточках возле электронного мозга и,
посматривая на сигнальные рожки, подбрасывал в щелкающие челюсти
курсографа очередную порцию данных. Пилот, полулежа в кресле, мрачно
наблюдал за его работой.
- Ну, как дела, Реваз? Что с надпространством?
- Проверил, капитан. Аппаратура входа и выхода работает отлично.
Немного киснет правый восьмой субэлейтер, но в пределах нормы.
- А ты все-таки поставь свежий блок из резерва. Не ленись. Теперь
экономить нечего. Мы почти дома.
Пилот тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Поднимался он как-то по
частям, поочередно вытягивая до нормальной длины ноги, руки, туловище,
чудом уместившееся в коротком кресле. И когда "процесс вытягивания"
наконец закончился и Реваз встал во весь рост, ему пришлось наклонить
голову, чтобы не зацепить гирлянду светильников на потолке: два с
половиной метра высоты отсека были ему малы.
Капитан покосился на кованые башмаки сорок пятого размера,
торжественно проплывшие по направлению к выходу, и хитровато улыбнулся.
Когда Реваз вернулся, капитан уже сидел в кресле, развернувшись
спиной к прицельным экранам.
- Ну что, Реваз?
- Поставил.
- Ну и отлично. Отдыхай.
Однако пилот не собирался садиться. Он стоял мрачнее тучи перед
капитаном, упираясь головой в потолок, и молчал. Бремзис опустил глаза.
- Ну что стоишь? Садись!
Рондели начал тихо и очень нежно:
- Скажите, Артур Арвидович, кому на этот раз выводить корабль в
надпространство?
Артур смущенно забарабанил пальцами по подлокотникам.
- Реваз, ты, пожалуйста, не обижайся...
- Значит, опять вы сами? - В голосе пилота проснулись первые шорохи
надвигающегося горного обвала.
- Но, Реваз...
- А Ревазу Рондели, как маленькому мальчику, вы разрешили только
нажать кнопку автоматического выхода из "трубы Кларка", да?!
С грохотом посыпались камни. Начался обвал.
- Реваз недостоин, да? Реваз неспособен, да? Реваз не сумеет, да?!
Бремзис протестующе поднял руку.
- Реваз, дорогой, ты отличный пилот, но пойми, я сын рыбака, и внук
рыбака, и правнук рыбака... У нас такой обычай - судно в обратный рейс
обязательно выводит сам капитан. Иначе не будет удачи...
- Позор! - взревел Реваз, чуть не плача от ярости. - Сто раз позор!
Капитан звездолета, который верит в бабушкины сказки! Предрассудки!
Мистика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
потому что художница Ева Бремзис старину знала хорошо.
Нина невольно перевела глаза на гобелены, которыми была увешана вся
комната. Пламенеющие тона узоров и рисунков светились в полумраке, и
оживали, двигались прекрасные фигуры - то могучие, то хрупкие, то нежные -
и распускались диковинные цветы, и пахли травы, и плескалось янтарное
море, и медленные руны "Калевалы" выплывали из глубин времени навстречу
атомным солнцам нового века.
Ева перехватила взгляд.
- Любуешься? А ведь я нарочно в этой комнате сижу по ночам. Здесь
спокойнее.
Нина молчала, и Ева взялась за блокнот:
- Хочешь, новенькое покажу? Это набросок, но хочу вот что-то в этом
роде сотворить. К прилету наших мужичков... Чтобы знали, что мы без них не
сидим без дела...
Ева поднесла блокнот к самому экрану.
- Нравится?
Это был набросок люмографом, к тому же выполненный в
обобщенно-условной народной манере, поэтому Нина не сразу разобрала, что
там изображено. Только постепенно вьющиеся цветные штрихи складывались в
части рисунка.
Синие, геометрически ровные скалы...
Зеленое солнце с двумя коронами...
Белый овал неподвижного озера...
Зеленое существо... нет, это скафандр... да, конечно, скафандр,
причем можно точно определить марку - САЖО-5, как она сразу не смогла...
Тишина.
Она еще не успела удивиться или растеряться, как тупо ударило в
виски, рисунок треснул, и за ним была ночь, и через безмерный провал
пространства, рядом, в упор, тускло блестя, разошлись створки скафандра,
отдавая беззащитное тело страшному чужому миру...
- Что с тобой, детка? Что ты кричишь?
- Евиня, ему плохо. Евиня!..
* * *
На корабле царила радостная суматоха.
В одинаковых серых комбинезонах с откинутыми шлемами, перепачканные и
веселые, ученые сейчас походили на ватагу мальчишек, задумавших разгромить
сонное электронное царство. Щелкали переключатели, перепуганные автоматы
взвизгивали, ошалело мигали индикаторными лампами, пытались мгновенно
понять и привести к покою бессистемные возмущения в цепи, но все новые и
новые алгоритмы заставляли их напрягаться, а динамики общей связи
грохотали в каютах и переходах разными голосами: "Проверка! Проверка!"
Злой и расстроенный Кривцов бродил по отсекам, тщательно ощупывая
каждый метр матового металла. В отсеке хронопульсации он едва не упал,
споткнувшись о чьи-то ноги. Из-за раскрытого пульта выглянул кибернетик
Станислав Свирин.
- Слушайте, отдайте мои очки! Я же знаю, что вы их взяли!
Свирин, пригладив короткопалой ладошкой задорный седой вихор,
попытался изобразить возмущение на своем круглом лице:
- Товарищ Кривцов, если вы еще раз спросите меня о своих очках, я
отправлю вас месяца на два в прошлое. Я же сказал: спроси у Апенченко.
- Спрашивал.
- Ну и что?
- Он говорит, не брал.
Голос кибернетика по-прежнему оставался серьезным:
- Вполне возможно. На таких планетах все возможно. Лабир! Загадочный
минерал! Дозвездная материя. Что с нее возьмешь, с дозвездной материи?
- Ну, ребята, поймите, я без очков не могу считать графики метеорных
пушек. Дело же стоит... Хватит...
- Очки в наш век - мелкое пижонство. Надо носить контактные линзы.
Немного портят цвет глаз, но зато вполне надежно.
- Слушай, Стас, кончай, ради бога...
- Бога нет...
Неожиданно полоснул по нервам волчий вой сирены.
- Общая тревога!
Стас мгновенно вскочил на ноги.
- Проверка... - хихикнуло в динамике.
Стас погрозил кулаком в пространство и со вздохом отдал Алексею очки,
которые оказались в нагрудном кармане.
- Рыжий черт! Все настроение испортил. Шуточки, тоже мне! - Он
отвернулся к приборной стене, на которой чернела надпись: "Осторожно!
Минус - время!", и пробурчал совсем тихо: - Слышать эту сирену не могу.
Раньше ничего, а сейчас... Когда Земля почти рядом...
До Земли было больше тысячи парсеков, и даже лучу света нужно три с
половиной тысячелетия, чтобы добраться до этой бесконечно малой и
бесконечно родной капли звездного океана, но Кривцов посмотрел на внезапно
обмягшие плечи кибернетика и промолчал.
В командном отсеке сочно гудел ГЭМУ - главный электронный мозг
управления. Его "голова" возвышалась в центре, за спинками пилотских
кресел, огромной плавучей миной времен второй мировой войны. В
многочисленных матовых окошечках скакали зеленые и синие молнии, а
шишковидные выросты то светлели до полной прозрачности, то наливались
темной терракотой, то угрожающе чернели. ГЭМУ напряженно думал.
Кроме ГЭМУ, в отсеке были двое - капитан и второй пилот Реваз
Рондели. Бремзис сидел на корточках возле электронного мозга и,
посматривая на сигнальные рожки, подбрасывал в щелкающие челюсти
курсографа очередную порцию данных. Пилот, полулежа в кресле, мрачно
наблюдал за его работой.
- Ну, как дела, Реваз? Что с надпространством?
- Проверил, капитан. Аппаратура входа и выхода работает отлично.
Немного киснет правый восьмой субэлейтер, но в пределах нормы.
- А ты все-таки поставь свежий блок из резерва. Не ленись. Теперь
экономить нечего. Мы почти дома.
Пилот тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Поднимался он как-то по
частям, поочередно вытягивая до нормальной длины ноги, руки, туловище,
чудом уместившееся в коротком кресле. И когда "процесс вытягивания"
наконец закончился и Реваз встал во весь рост, ему пришлось наклонить
голову, чтобы не зацепить гирлянду светильников на потолке: два с
половиной метра высоты отсека были ему малы.
Капитан покосился на кованые башмаки сорок пятого размера,
торжественно проплывшие по направлению к выходу, и хитровато улыбнулся.
Когда Реваз вернулся, капитан уже сидел в кресле, развернувшись
спиной к прицельным экранам.
- Ну что, Реваз?
- Поставил.
- Ну и отлично. Отдыхай.
Однако пилот не собирался садиться. Он стоял мрачнее тучи перед
капитаном, упираясь головой в потолок, и молчал. Бремзис опустил глаза.
- Ну что стоишь? Садись!
Рондели начал тихо и очень нежно:
- Скажите, Артур Арвидович, кому на этот раз выводить корабль в
надпространство?
Артур смущенно забарабанил пальцами по подлокотникам.
- Реваз, ты, пожалуйста, не обижайся...
- Значит, опять вы сами? - В голосе пилота проснулись первые шорохи
надвигающегося горного обвала.
- Но, Реваз...
- А Ревазу Рондели, как маленькому мальчику, вы разрешили только
нажать кнопку автоматического выхода из "трубы Кларка", да?!
С грохотом посыпались камни. Начался обвал.
- Реваз недостоин, да? Реваз неспособен, да? Реваз не сумеет, да?!
Бремзис протестующе поднял руку.
- Реваз, дорогой, ты отличный пилот, но пойми, я сын рыбака, и внук
рыбака, и правнук рыбака... У нас такой обычай - судно в обратный рейс
обязательно выводит сам капитан. Иначе не будет удачи...
- Позор! - взревел Реваз, чуть не плача от ярости. - Сто раз позор!
Капитан звездолета, который верит в бабушкины сказки! Предрассудки!
Мистика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15