Она ничуть не походила на «апартаменты», которые видишь обычно в таких местах, как «Трефовая дама». Мебель была хороша, а картины еще лучше. Будь мистер Периго действительно знатоком живописи, он бы кинулся обнюхивать эти стены, как ищейка, почуявшая запах сырой говядины. Я встал из-за стола и, пока мистер Периго болтал с миссис Джесмонд, а мистер Тимон делал вид, что заинтересован их разговором, хотя явно жаждал уйти, – обошел комнату, рассматривая картины. Я люблю живопись, хотя я и не знаток. Видимо, миссис Джесмонд во Франции не тратила впустую времени и денег. Она сумела приобрести превосходные вещи. Здесь висела одна из лучших, виденных мною работ Утрилло, изображавшая уличную сценку, «Фруктовый сад» Боннара – словно видение потерянного рая, два-три рисунка Дерена и розовый Пикассо, который, наверное, один стоил больше, чем вся «Трефовая дама». Были, разумеется, еще другие, но я успел только бросить на них беглый взгляд.
– Удивительные у вас тут есть картины, – сказал я миссис Джесмонд.
– Ага, вы тоже это заметили? – немедленно подхватил мистер Периго. – Я целыми часами смотрел на них – по особому разрешению, конечно. Вот миссис Джесмонд может подтвердить.
Миссис Джесмонд подтвердила, и мистер Периго кивнул мне с улыбкой, как будто прочитав мои мысли.
Мистер Тимон поднял чемоданчик и объявил, что ему пора ехать; миссис Джесмонд вышла в коридор проводить его.
– Как удачно, что мы пришли сюда одновременно, – зашептал мне мистер Периго, – правда? А я ведь вас искал.
– Я беседовал с мистером Сеттлом.
– Вот как! Совершенно бесцветная фигура этот мистер Сеттл. Неужели он способен создать такое заведение и руководить им?
– Я этому просто не поверил, – усмехнулся я.
– И я тоже. Совершенно невероятно. А вот такая женщина, как миссис Джесмонд, – продолжал мистер Периго восторженно, – могла бы блестяще вести это дело. Ради прихоти, понимаете?
– Возможно. Я ведь ее знаю не так хорошо, как вы.
– Я ее очень мало знаю, – возразил мистер Периго подчеркнуто конфиденциальным тоном. – Я, собственно, ни с кем из них близко не знаком. Я оказался здесь вне своего круга. Впрочем, не совсем так, – прибавил он поспешно. – В обществе миссис Джесмонд я как бы в своей стихии. Иной раз в ее присутствии мне удается забыть об этой ужасной войне, за что я ей очень благодарен. Оттого-то я и стоял так долго в передней, не решаясь побеспокоить миссис Джесмонд. Я знал, видите ли, что у нее наш друг Тимон Манчестерский… право, ему бы следовало называться Тимоном Афинским… и что они, вероятно, обсуждают какое-нибудь дельце.
– А какие у них дела? – спросил я.
Он с улыбкой покачал головой.
– Понятия не имею… Вы любите Руо? Если любите, то вон там, в верхнем ряду, есть одна его очень хорошая картина.
Вернувшаяся миссис Джесмонд мило улыбнулась нам. Как было не восхищаться этой женщиной? Она уже, конечно, успела выяснить (если не знала раньше), что Сеттл и не думал нас посылать наверх и что мы просто-напросто вломились к ней. Но она и виду не подала, что ей это известно.
– Я только что говорил мистеру Нейлэнду о вашем Руо, – сказал ей мистер Периго.
– Он говорил, кроме того, что в вашем обществе забывает об этой ужасной войне, – вставил я, любуясь ее стройной шеей и бархатистыми, как персик, щеками.
– Присаживайтесь и давайте поболтаем, – промолвила она, бесшумно опускаясь в кресло с высокой спинкой. Все ее движения были изящны и легки и заставляли думать, что она в молодости училась в балетной школе.
– Мистер Периго недоволен войной. А вы, мистер, Нейлэнд?
Я разыграл выразительную пантомиму и неопределенно пробурчал:
– Что ж, ею вряд ли кто доволен, по правде говоря…
– У мистера Нейлэнда престранная привычка иной раз притворяться гораздо менее умным человеком, чем он есть на самом деле, – мягко заметил мистер Периго.
Но я не выходил из роли, хотя мне самому она была неприятна, и сказал:
– Я рассуждаю так: я канадец, приехал сюда устраиваться на службу, и, покуда немного не осмотрюсь, лучше мне помалкивать.
– Ах, да, кстати о службе, – отозвалась миссис Джесмонд. – Я слышала, вы сегодня ездили на завод Чартерса?
Я выпучил на нее глаза.
– Да, а как вы узнали? – Это вышло у меня хорошо, в духе моей первой пантомимы.
– Дорогой мой, миссис Джесмонд известно все, что происходит в Грэтли, – заметил мистер Периго.
– Ну, не все, – возразила она со смехом. – Но я давно заметила: то, чего не знаю я, знает мистер Периго. Впрочем, это так понятно: обоим нам делать нечего, остается только слушать сплетни. Согласитесь, мистер Периго, мы с вами не очень-то заняты оборонной работой.
– Думаю, что вы все-таки больше, чем я, – ответил он, не моргнув глазом. – Ну, хотя бы здесь, в «Трефовой даме». Вы ведь так усердно развлекаете наших славных юных воинов. Я же только слоняюсь без дела. Но я не верю в эту оборонную работу.
– Перестаньте! Не смущайте мистера Нейлэнда!
– Ничего, валяйте, – сказал я. – У меня своя точка зрения.
– Ну, разумеется, – сказал мистер Периго. – И я очень хотел бы узнать ее.
– Нет, сперва вы… Да и вообще… раз я хочу здесь устроиться, мне надо болтать поменьше…
– Здесь вы можете говорить что угодно, – сказала миссис Джесмонд. – Правда, мистер Периго?
– Правда, но он-то этого еще не знает, – ответил тот. – Ну, а я вообще не скрываю своих мнений, за исключением, конечно, тех случаев, когда нахожусь в обществе таких заядлых патриотов, как полковник Тарлингтон. Точка зрения у меня несколько эгоистическая, не спорю, но я всегда откровенно признавал, что я эгоист. Я знаю, какая жизнь меня может удовлетворить, и знаю, что на такую жизнь рассчитывать нельзя, если мы будем продолжать войну. Предположим даже, нам удастся победить Гитлера, – а пока на это что-то не похоже, – но мы добьемся победы только ценой полного истощения всех наших сил. И в результате полмира окажется под властью Америки, а другая половина – под властью Советского Союза. А для меня это безнадежная перспектива. Поэтому я… – строго между нами, мистер Нейлэнд! – я не вижу смысла в затягивании войны и считаю, что лучше прийти к разумному соглашению с немцами, – необязательно с самим Гитлером, можно и с германским генеральным штабом.
– Я была такого же мнения еще до вступления в войну России, – сказала миссис Джесмонд уже серьезно, без улыбки. – А сейчас я просто убеждена в этом.
– Убеждены? В чем? – спросил я.
– В том, что глупо с нашей стороны продолжать войну ради большевиков. Ничего мы не выиграем, а потерять можем очень многое.
Я посмотрел на нее, и затем, пока глаза мои рассеянно блуждали по ее гостиной, представил себе, как в первую зиму войны, когда она еще не могла развернуться по-настоящему, в таких вот комнатах в Париже собиралось, должно быть, множество женщин, подобных миссис Джесмонд: красивых, умных, культурных, утонченных, нежно благоухающих, холеных гадин.
Следя за нею уголком глаза, я заметил, что она и мистер Периго быстро переглянулись. Необходимо было поддержать разговор.
– Да-да, – промямлил я, всем своим видом показывая, что опять разыгрываю ту же роль, – я понимаю, что вы оба имеете в виду, но я привык думать иначе. И потом… поскольку в это дело вмешалась Америка…
– Америка, насколько я знаю, планирует широкое развитие военной промышленности, – сказал мистер Периго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Удивительные у вас тут есть картины, – сказал я миссис Джесмонд.
– Ага, вы тоже это заметили? – немедленно подхватил мистер Периго. – Я целыми часами смотрел на них – по особому разрешению, конечно. Вот миссис Джесмонд может подтвердить.
Миссис Джесмонд подтвердила, и мистер Периго кивнул мне с улыбкой, как будто прочитав мои мысли.
Мистер Тимон поднял чемоданчик и объявил, что ему пора ехать; миссис Джесмонд вышла в коридор проводить его.
– Как удачно, что мы пришли сюда одновременно, – зашептал мне мистер Периго, – правда? А я ведь вас искал.
– Я беседовал с мистером Сеттлом.
– Вот как! Совершенно бесцветная фигура этот мистер Сеттл. Неужели он способен создать такое заведение и руководить им?
– Я этому просто не поверил, – усмехнулся я.
– И я тоже. Совершенно невероятно. А вот такая женщина, как миссис Джесмонд, – продолжал мистер Периго восторженно, – могла бы блестяще вести это дело. Ради прихоти, понимаете?
– Возможно. Я ведь ее знаю не так хорошо, как вы.
– Я ее очень мало знаю, – возразил мистер Периго подчеркнуто конфиденциальным тоном. – Я, собственно, ни с кем из них близко не знаком. Я оказался здесь вне своего круга. Впрочем, не совсем так, – прибавил он поспешно. – В обществе миссис Джесмонд я как бы в своей стихии. Иной раз в ее присутствии мне удается забыть об этой ужасной войне, за что я ей очень благодарен. Оттого-то я и стоял так долго в передней, не решаясь побеспокоить миссис Джесмонд. Я знал, видите ли, что у нее наш друг Тимон Манчестерский… право, ему бы следовало называться Тимоном Афинским… и что они, вероятно, обсуждают какое-нибудь дельце.
– А какие у них дела? – спросил я.
Он с улыбкой покачал головой.
– Понятия не имею… Вы любите Руо? Если любите, то вон там, в верхнем ряду, есть одна его очень хорошая картина.
Вернувшаяся миссис Джесмонд мило улыбнулась нам. Как было не восхищаться этой женщиной? Она уже, конечно, успела выяснить (если не знала раньше), что Сеттл и не думал нас посылать наверх и что мы просто-напросто вломились к ней. Но она и виду не подала, что ей это известно.
– Я только что говорил мистеру Нейлэнду о вашем Руо, – сказал ей мистер Периго.
– Он говорил, кроме того, что в вашем обществе забывает об этой ужасной войне, – вставил я, любуясь ее стройной шеей и бархатистыми, как персик, щеками.
– Присаживайтесь и давайте поболтаем, – промолвила она, бесшумно опускаясь в кресло с высокой спинкой. Все ее движения были изящны и легки и заставляли думать, что она в молодости училась в балетной школе.
– Мистер Периго недоволен войной. А вы, мистер, Нейлэнд?
Я разыграл выразительную пантомиму и неопределенно пробурчал:
– Что ж, ею вряд ли кто доволен, по правде говоря…
– У мистера Нейлэнда престранная привычка иной раз притворяться гораздо менее умным человеком, чем он есть на самом деле, – мягко заметил мистер Периго.
Но я не выходил из роли, хотя мне самому она была неприятна, и сказал:
– Я рассуждаю так: я канадец, приехал сюда устраиваться на службу, и, покуда немного не осмотрюсь, лучше мне помалкивать.
– Ах, да, кстати о службе, – отозвалась миссис Джесмонд. – Я слышала, вы сегодня ездили на завод Чартерса?
Я выпучил на нее глаза.
– Да, а как вы узнали? – Это вышло у меня хорошо, в духе моей первой пантомимы.
– Дорогой мой, миссис Джесмонд известно все, что происходит в Грэтли, – заметил мистер Периго.
– Ну, не все, – возразила она со смехом. – Но я давно заметила: то, чего не знаю я, знает мистер Периго. Впрочем, это так понятно: обоим нам делать нечего, остается только слушать сплетни. Согласитесь, мистер Периго, мы с вами не очень-то заняты оборонной работой.
– Думаю, что вы все-таки больше, чем я, – ответил он, не моргнув глазом. – Ну, хотя бы здесь, в «Трефовой даме». Вы ведь так усердно развлекаете наших славных юных воинов. Я же только слоняюсь без дела. Но я не верю в эту оборонную работу.
– Перестаньте! Не смущайте мистера Нейлэнда!
– Ничего, валяйте, – сказал я. – У меня своя точка зрения.
– Ну, разумеется, – сказал мистер Периго. – И я очень хотел бы узнать ее.
– Нет, сперва вы… Да и вообще… раз я хочу здесь устроиться, мне надо болтать поменьше…
– Здесь вы можете говорить что угодно, – сказала миссис Джесмонд. – Правда, мистер Периго?
– Правда, но он-то этого еще не знает, – ответил тот. – Ну, а я вообще не скрываю своих мнений, за исключением, конечно, тех случаев, когда нахожусь в обществе таких заядлых патриотов, как полковник Тарлингтон. Точка зрения у меня несколько эгоистическая, не спорю, но я всегда откровенно признавал, что я эгоист. Я знаю, какая жизнь меня может удовлетворить, и знаю, что на такую жизнь рассчитывать нельзя, если мы будем продолжать войну. Предположим даже, нам удастся победить Гитлера, – а пока на это что-то не похоже, – но мы добьемся победы только ценой полного истощения всех наших сил. И в результате полмира окажется под властью Америки, а другая половина – под властью Советского Союза. А для меня это безнадежная перспектива. Поэтому я… – строго между нами, мистер Нейлэнд! – я не вижу смысла в затягивании войны и считаю, что лучше прийти к разумному соглашению с немцами, – необязательно с самим Гитлером, можно и с германским генеральным штабом.
– Я была такого же мнения еще до вступления в войну России, – сказала миссис Джесмонд уже серьезно, без улыбки. – А сейчас я просто убеждена в этом.
– Убеждены? В чем? – спросил я.
– В том, что глупо с нашей стороны продолжать войну ради большевиков. Ничего мы не выиграем, а потерять можем очень многое.
Я посмотрел на нее, и затем, пока глаза мои рассеянно блуждали по ее гостиной, представил себе, как в первую зиму войны, когда она еще не могла развернуться по-настоящему, в таких вот комнатах в Париже собиралось, должно быть, множество женщин, подобных миссис Джесмонд: красивых, умных, культурных, утонченных, нежно благоухающих, холеных гадин.
Следя за нею уголком глаза, я заметил, что она и мистер Периго быстро переглянулись. Необходимо было поддержать разговор.
– Да-да, – промямлил я, всем своим видом показывая, что опять разыгрываю ту же роль, – я понимаю, что вы оба имеете в виду, но я привык думать иначе. И потом… поскольку в это дело вмешалась Америка…
– Америка, насколько я знаю, планирует широкое развитие военной промышленности, – сказал мистер Периго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53