..
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со
вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды
весело искрились на свежевымытой редиске...
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руки
одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался
сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись:
"...ому папе на день рожде..."
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его
взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он
смягчился.
- Ладно уж, - сказал он. - Долой сантименты! Где ведро?
- Не надо в ведро, - сказала Лидочка. - Я сама склею.
- С вашими способностями вам знаете, что надо склеивать?
- Не знаю, - сказала Лидочка отчаянно. - Я вам еще доску расколола.
- Какую доску?!
- Деревянную. Для хлеба.
Малянов картинно развел руки.
- Ну это уже все! - провозгласил он. - Вызываю специалиста. Пора.
- Не смейтесь! - сказала Лидочка. - Ничего смешного здесь нет! Вы
просто ничего не понимаете... Вы как каменный... Шуточки, прибауточки, а
глаза - мертвые, пустые, и весь вы там... - Она ткнула пальцем в сторону
кабинета. - С вашими дурацкими проклятыми формулами!.. Вы же не соизволили
узнать меня. Я для вас сейчас чучело гороховое, посмешище, а тогда
ухаживали, руки целовали... цветы...
Малянов не глядя нащупал стул и уселся.
- Какие цветы? - сказал он растерянно. - Когда?
- Четыре года назад. В Гаграх. Вы еще ходили в такой желтенькой
рубашке с надписью "Дельта сайнс фикшн"... - Она вдруг улыбнулась сквозь
слезы. - Домните, как вы меня тогда дразнили: "Лидия! Отвратительная
мидия!.." Мы с вами мидий собирали и варили из них похлебку с луком. Ну
неужели вы совсем ничего не помните?!
Малянов, растерянно таращивший на нее глаза, не успел ничего
ответить, потому что в дверь забарабанили и затрезвонили разом, будто
целая толпа хулиганов рвалась в квартиру, но оказалось, что это
всего-навсего один тощий старикашка - сосед с нижнего этажа.
- Вы что тут - с ума все сошли! - ужасным фальцетом вопил он. - Ведь
у меня же там все затопило! Что вы тут делаете? Куда смотрите? Потолок же
обваливается... обои! Книги!..
Малянов метнулся в ванную. Ванна была переполнена, на полу - по
щиколотку воды. Горячей. С паром.
- Лидия! - загремел Малянов. - Ведь я же предупреждал вас, что сток
не работает!..
Он схватил тряпку, пустое эмалированное ведро и шагнул в ванную.
Он собирал воду тряпкой и отжимал ее в ведро. Она работала мусорным
совком и довольно ловко. Оба они были мокрые от пота, воды и пара, а
старикашка реял над ними, не переставая браниться и жаловаться.
- Надо быть самой фантастической коровой...
- Не предупреждали вы меня! Не предупреждали и все!
- Самой надо соображать! Самой! Голова вам на что?
- Нет, таких людей нельзя селить в современном доме! (Это уже
старикашка.) Это же дикие люди! Таким надо жить в деревне, в кишлаке... Ив
шайки мыться!...
- Я вам говорил, что струя слишком сильная?
- Нет, не говорили!
- Я вам...
- Не говорили, не говорили, не говорили!!!
- Из шайки, из корыта мыться, но не в ванне...
- Второе ведро возьмите, я вам говорю! В кладовке!
- Откуда мне знать, где тут у вас кладовка!..
- Нет, я все понимаю! - это - старикашка. - Я сам интеллигентный
человек. Но ежегодно устраивать потоп... Ежегодно!
И звенит совок о край ведра, и всхлипывает залитая слезами Лидочка, и
ужасно кряхтит Малянов, ползая на коленках по мокрому кафелю пола.
Малянов стоял над своим рабочим столом, тщательно утирался большим
махровым полотенцем и тупо рассматривал огненно-красный контур на чертеже,
забытом да столе. По всей квартире было натоптано мокрыми ногами, входная
дверь распахнута настежь, гремел мусоропровод с лестницы, и доносились из
кухни душераздирающие рыдания.
Малянов тяжело вздохнул, смял чертеж с красным контуром, бросил
бумажный комок на пол и, растирая полотенцем спину, направился на кухню.
Все уладилось, впрочем, наилучшим образом. Они вкусно и с аппетитом
поужинали, выпили водочки из роскошной импортной бутылки, потом откупорили
хванчкару. Лидочка раскраснелась, развеселилась и чудо как похорошела.
Малянов в свежей белой сорочке и причесанный выглядел почти элегантным -
мешала, однако трехдневная щетина. Разговоры велись самые легкомысленные.
Например, о ложной памяти.
- Да нет же, Дмитрий Алексеевич! Я все помню совершенно отчетливо! И
эту вашу ярко-желтую рубашечку, и голос ваш, и какие стихи вы мне читали
над морем...
- Какие же?
- "Старый бродяга в Аддис-Абебе, покоривший многие племена..."
- Гм. Мо-от быть, мо-от быть... Но, золотко мое...
- Ирина нас познакомила, а потом сама же и ревновала ужасно...
- Вполне! Вот это - вполне! Очень похоже на мою первую жену. Но,
Лидочка, поймите... Да, я люблю женщин. К чему скрывать? И они меня любят.
И у меня было их много. И моей первой жене это чертовски не нравилось...
Но, деточка, не настолько же много их у меня было, чтобы я забывал целые
эпизоды!
- А как пограничники за нами гнались, тоже не помните?
- Нет. А почему это за нами вдруг погнались пограничники?
- Мы сидели с вами на пляже поздно вечером. Они прошли мимо, а вы
прошептали им вслед таким зловещим шепотом, на весь пляж: "Место посадки
обозначьте кострами..."
Малянов радостно ржал, мотал щеками и приговаривал:
- И все-таки не было этого ничего. Не было! Ложная память, дитя мое,
ложная память... Это все вам приснилось...
Лидочка с почти священным трепетом рассматривала пустой уже панцирь
омара, в то время как Малянов излагал ей предысторию сегодняшнего ужина.
- ...И вино, и водка, и зелень, и все эти вкусности... Представляешь,
мать? - они уже были на ты.
- И все оплачено?
- И все оплачено! Кем? Не знаю. Как это все получилось? Представления
не имею...
- Но ведь ты понимаешь, Митя, что так не бывает. Даром ничего не
бывает. За все приходится когда-нибудь платить. И хорошо, если деньгами.
Потому что если не деньгами, то чем же?
Лидочка говорила все это так серьезно, с такой неожиданной печалью и
горечью в голосе, что Малянов, убиравший столовой ложкой остатки салата,
приостановил свое занятие и посмотрел на нее с сомнением.
Строгая и грустная девушка сидела перед ним. Красивая. Очень чужая и
странная. За спиной ее качалась и шевелилась на стене огромная
бесформенная тень. А омар в тонких пальцах шевелился как живой и словно
пытался вырваться, освободиться, уползти куда-нибудь подальше.
В легком разговоре возник явный и неприятный перебой. Оба молчали.
Оба искали, что сказать, и не находили. Малянов несколько судорожно
схватил бутылку и принялся старательно подливать вино в стаканы, и без
того полные.
- И-ну уж, прямо-таки... - промямлил он. - С-слушай... Да! А какие у
тебя, мать, планы в нашем прекрасном городишке?
- Планы? - этот простой вопрос привел, по-видимому, Лидочку в полное
недоумение. Она явно не знала, что на него ответить. - У меня?
- У тебя, у тебя?..
- А что тут у вас есть?
- Н-ну, как что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со
вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды
весело искрились на свежевымытой редиске...
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руки
одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался
сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись:
"...ому папе на день рожде..."
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его
взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он
смягчился.
- Ладно уж, - сказал он. - Долой сантименты! Где ведро?
- Не надо в ведро, - сказала Лидочка. - Я сама склею.
- С вашими способностями вам знаете, что надо склеивать?
- Не знаю, - сказала Лидочка отчаянно. - Я вам еще доску расколола.
- Какую доску?!
- Деревянную. Для хлеба.
Малянов картинно развел руки.
- Ну это уже все! - провозгласил он. - Вызываю специалиста. Пора.
- Не смейтесь! - сказала Лидочка. - Ничего смешного здесь нет! Вы
просто ничего не понимаете... Вы как каменный... Шуточки, прибауточки, а
глаза - мертвые, пустые, и весь вы там... - Она ткнула пальцем в сторону
кабинета. - С вашими дурацкими проклятыми формулами!.. Вы же не соизволили
узнать меня. Я для вас сейчас чучело гороховое, посмешище, а тогда
ухаживали, руки целовали... цветы...
Малянов не глядя нащупал стул и уселся.
- Какие цветы? - сказал он растерянно. - Когда?
- Четыре года назад. В Гаграх. Вы еще ходили в такой желтенькой
рубашке с надписью "Дельта сайнс фикшн"... - Она вдруг улыбнулась сквозь
слезы. - Домните, как вы меня тогда дразнили: "Лидия! Отвратительная
мидия!.." Мы с вами мидий собирали и варили из них похлебку с луком. Ну
неужели вы совсем ничего не помните?!
Малянов, растерянно таращивший на нее глаза, не успел ничего
ответить, потому что в дверь забарабанили и затрезвонили разом, будто
целая толпа хулиганов рвалась в квартиру, но оказалось, что это
всего-навсего один тощий старикашка - сосед с нижнего этажа.
- Вы что тут - с ума все сошли! - ужасным фальцетом вопил он. - Ведь
у меня же там все затопило! Что вы тут делаете? Куда смотрите? Потолок же
обваливается... обои! Книги!..
Малянов метнулся в ванную. Ванна была переполнена, на полу - по
щиколотку воды. Горячей. С паром.
- Лидия! - загремел Малянов. - Ведь я же предупреждал вас, что сток
не работает!..
Он схватил тряпку, пустое эмалированное ведро и шагнул в ванную.
Он собирал воду тряпкой и отжимал ее в ведро. Она работала мусорным
совком и довольно ловко. Оба они были мокрые от пота, воды и пара, а
старикашка реял над ними, не переставая браниться и жаловаться.
- Надо быть самой фантастической коровой...
- Не предупреждали вы меня! Не предупреждали и все!
- Самой надо соображать! Самой! Голова вам на что?
- Нет, таких людей нельзя селить в современном доме! (Это уже
старикашка.) Это же дикие люди! Таким надо жить в деревне, в кишлаке... Ив
шайки мыться!...
- Я вам говорил, что струя слишком сильная?
- Нет, не говорили!
- Я вам...
- Не говорили, не говорили, не говорили!!!
- Из шайки, из корыта мыться, но не в ванне...
- Второе ведро возьмите, я вам говорю! В кладовке!
- Откуда мне знать, где тут у вас кладовка!..
- Нет, я все понимаю! - это - старикашка. - Я сам интеллигентный
человек. Но ежегодно устраивать потоп... Ежегодно!
И звенит совок о край ведра, и всхлипывает залитая слезами Лидочка, и
ужасно кряхтит Малянов, ползая на коленках по мокрому кафелю пола.
Малянов стоял над своим рабочим столом, тщательно утирался большим
махровым полотенцем и тупо рассматривал огненно-красный контур на чертеже,
забытом да столе. По всей квартире было натоптано мокрыми ногами, входная
дверь распахнута настежь, гремел мусоропровод с лестницы, и доносились из
кухни душераздирающие рыдания.
Малянов тяжело вздохнул, смял чертеж с красным контуром, бросил
бумажный комок на пол и, растирая полотенцем спину, направился на кухню.
Все уладилось, впрочем, наилучшим образом. Они вкусно и с аппетитом
поужинали, выпили водочки из роскошной импортной бутылки, потом откупорили
хванчкару. Лидочка раскраснелась, развеселилась и чудо как похорошела.
Малянов в свежей белой сорочке и причесанный выглядел почти элегантным -
мешала, однако трехдневная щетина. Разговоры велись самые легкомысленные.
Например, о ложной памяти.
- Да нет же, Дмитрий Алексеевич! Я все помню совершенно отчетливо! И
эту вашу ярко-желтую рубашечку, и голос ваш, и какие стихи вы мне читали
над морем...
- Какие же?
- "Старый бродяга в Аддис-Абебе, покоривший многие племена..."
- Гм. Мо-от быть, мо-от быть... Но, золотко мое...
- Ирина нас познакомила, а потом сама же и ревновала ужасно...
- Вполне! Вот это - вполне! Очень похоже на мою первую жену. Но,
Лидочка, поймите... Да, я люблю женщин. К чему скрывать? И они меня любят.
И у меня было их много. И моей первой жене это чертовски не нравилось...
Но, деточка, не настолько же много их у меня было, чтобы я забывал целые
эпизоды!
- А как пограничники за нами гнались, тоже не помните?
- Нет. А почему это за нами вдруг погнались пограничники?
- Мы сидели с вами на пляже поздно вечером. Они прошли мимо, а вы
прошептали им вслед таким зловещим шепотом, на весь пляж: "Место посадки
обозначьте кострами..."
Малянов радостно ржал, мотал щеками и приговаривал:
- И все-таки не было этого ничего. Не было! Ложная память, дитя мое,
ложная память... Это все вам приснилось...
Лидочка с почти священным трепетом рассматривала пустой уже панцирь
омара, в то время как Малянов излагал ей предысторию сегодняшнего ужина.
- ...И вино, и водка, и зелень, и все эти вкусности... Представляешь,
мать? - они уже были на ты.
- И все оплачено?
- И все оплачено! Кем? Не знаю. Как это все получилось? Представления
не имею...
- Но ведь ты понимаешь, Митя, что так не бывает. Даром ничего не
бывает. За все приходится когда-нибудь платить. И хорошо, если деньгами.
Потому что если не деньгами, то чем же?
Лидочка говорила все это так серьезно, с такой неожиданной печалью и
горечью в голосе, что Малянов, убиравший столовой ложкой остатки салата,
приостановил свое занятие и посмотрел на нее с сомнением.
Строгая и грустная девушка сидела перед ним. Красивая. Очень чужая и
странная. За спиной ее качалась и шевелилась на стене огромная
бесформенная тень. А омар в тонких пальцах шевелился как живой и словно
пытался вырваться, освободиться, уползти куда-нибудь подальше.
В легком разговоре возник явный и неприятный перебой. Оба молчали.
Оба искали, что сказать, и не находили. Малянов несколько судорожно
схватил бутылку и принялся старательно подливать вино в стаканы, и без
того полные.
- И-ну уж, прямо-таки... - промямлил он. - С-слушай... Да! А какие у
тебя, мать, планы в нашем прекрасном городишке?
- Планы? - этот простой вопрос привел, по-видимому, Лидочку в полное
недоумение. Она явно не знала, что на него ответить. - У меня?
- У тебя, у тебя?..
- А что тут у вас есть?
- Н-ну, как что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17