Ведь это значит – уничтожить пропасть, которая отделяет класс от класса и душу от души.
Пикеринг (придвигая свое кресло к миссис Хиггинс и в пылу разговора даже наклоняясь к ней).Да, да, это замечательно. Уверяю вас, миссис Хиггинс, мы очень серьезно относимся к Элизе. Каждую неделю, можно сказать, каждый день в ней появляется что-нибудь новое. (Придвигается еще ближе.)Каждая стадия у нас фиксируется. Мы уже сделали сотни фотографий, десятки граммофонных записей.
Хиггинс (штурмуя другое ее ухо).Да, черт побери! Такого увлекательного эксперимента мне еще никогда не удавалось поставить! Она заполнила всю нашу жизнь. Верно, Пикеринг?
Пикеринг. Мы постоянно говорим об Элизе.
Хиггинс. Учим Элизу.
Пикеринг. Одеваем Элизу.
Миссис Хиггинс. Что?
Хиггинс. Придумываем каждый раз новую Элизу.
Миссис Хиггинс (заткнув уши, так как теперь оба уже орут во все горло, стараясь перекричать друг друга).Шшш-шш!
Они замолкают.
Пикеринг. Простите, пожалуйста. (Смущенный, отодвигает свое кресло.)
Хиггинс. Извините. Этот Пикеринг когда начинает кричать, так никому больше слова нельзя вставить.
Миссис Хиггинс. Замолчи, Генри. Полковник Пикеринг, вам не приходит в голову, что, когда Элиза появилась на Уимпол-стрит, вместе с ней появилось еще кое-что?
Пикеринг. Там еще появлялся ее отец. Но Генри его быстро спровадил.
Миссис Хиггинс. Естественнее было бы, если б явилась мать. Но я не об этом говорю. Вместе с ней появилась…
Пикеринг. Что же, что?
Миссис Хиггинс (невольновыдавая этим словом, к какому поколению она принадлежит).Проблема…
Пикеринг. Ага, понимаю! Проблема, как сделать, чтобы она могла сойти за даму из общества.
Хиггинс. Эту проблему я разрешу. Я ее уже почти разрешил.
Миссис Хиггинс. Да нет же! До чего может дойти мужская тупость! Проблема, что с ней делать после.
Хиггинс. Не вижу, где тут проблема. Будет жить, как ей хочется, пользуясь всеми преимуществами моей науки.
Миссис Хиггинс. Да, вот так, как живет эта бедная женщина, которая только что вышла отсюда. Привычки и манеры светской дамы, но только без доходов светской дамы, при полном неумении заработать себе на хлеб, – это ты называешь преимуществом?
Пикеринг (снисходительно; эти рассуждения кажутся ему скучными).О, это все как-нибудь устроится, миссис Хиггинс. (Встает, чтобы проститься.)
Хиггинс (тоже встает).Мы ей найдем какую-нибудь работу полегче.
Пикеринг. Она очень довольна своей судьбой. Не беспокойтесь о ней. До свидания. (Пожимает руку миссис Хиггинс с таким видом, словно утешает испуганного ребенка, затем идет к двери.)
Хиггинс. И во всяком случае, сейчас уже не о чем говорить. Дело сделано. До свидания, мама. (Целует ее и идет за Пикерингом.)
Пикеринг (обернувшись, в виде особого утешения).Есть масса возможностей. Мы сделаем все, что нужно. До свидания.
Хиггинс (Пикерингу, на пороге).Давайте свезем ее на шекспировскую выставку в Эрл-корт.
Пикеринг. Давайте, очень хорошо! Представляю, какие она будет отпускать забавные замечания!
Хиггинс. А потом, когда мы вернемся домой, станет передразнивать всю публику.
Пикеринг. Чудесно!
Слышно, как они оба смеются, спускаясь по лестнице.
Миссис Хиггинс (порывисто встает с тахты и возвращается к своему письменному столу. Усевшись, отбрасывает в сторону лежащие в беспорядке бумаги; достает чистый лист из бювара и решительно берется за перо. Но, написав три строчки, она отказывается от своего намерения, бросает перо, сердито упирается ладонями в стол и восклицает).Ах, мужчины! Мужчины!! Мужчины!!!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лаборатория на Уимпол-стрит. Полночь. В комнате никого нет. Камин не топится: лето. Часы на камине бьют двенадцать. На лестнице слышны голоса Хиггинса и Пике-ринга.
Хиггинс (окликает Пикеринга).Пик, вы там, пожалуйста, заприте парадную дверь. Я сегодня уже никуда не пойду.
Пикеринг. Хорошо. Миссис Пирс может идти спать? Нам больше ничего не понадобится?
Хиггинс. Да нет, пусть ее ложится!
Отворяется дверь, и в освещенном квадрате показывается Элиза – в роскошном вечернем туалете, в манто, в брильянтах, с цветами и веером в руках и при всех прочих аксессуарах. Она подходит к камину и зажигает лампу. Видно, что она очень утомлена; темные волосы и глаза резко оттеняют бледность лица, выражение почти трагическое. Она снимает манто, кладет на рояль веер и цветы, садится на скамью и печально молчит. Входит Хиггинс во фраке, пальто и цилиндре; под мышкой у него домашняя куртка, которую он захватил внизу. Он снимает цилиндр и пальто, бросает то и другое на журнальный столик, бесцеремонно стаскивает фрак, надевает домашнюю куртку и устало разваливается в кресле у камина. Входит Пикеринг в столь же парадном облачении. Он тоже снимает пальто и цилиндр и уже собирается отправить их вслед за пожитками Хиггинса, но в последнее мгновение спохватывается.
Пикеринг. Попадет нам завтра от миссис Пирс, если мы бросим все вещи тут.
Хиггинс. Ну, откройте дверь и спустите их по перилам в холл. Утром она их найдет и повесит на место. Она подумает, что мы пришли домой пьяные.
Пикеринг. А есть немножко. Что, писем не было?
Хиггинс. Я не смотрел.
Пикеринг берет цилиндр и пальто и идет вниз.
(Хиггинс, вперемежку с зевками, принимается мурлыкать арию из «LafancuylladelGoldenVest» . Вдруг он обрывает пение и восклицает.)Хотел бы я знать, черт подери, где мои туфли?
Элиза мрачно смотрит на него, потом порывисто встает и выходит из комнаты. Хиггинс зевает и снова затягивает свою арию. Возвращается Пикеринг с пачкой писем в руках.
Пикеринг. Только проспекты и вам какой-то billet-doyx с графской короной. (Бросает проспекты в топку и становится у камина, прислонясь спиной к каминной топке.)
Хиггинс (взглянув наbillet-doyx).Кредитор. (Швыряет письмо туда же.)
Элиза возвращается, держа в руках пару больших стоптанных туфель. Она ставит их на коврик перед Хиггинсом и садится на прежнее место, не проронив ни слова.
Хиггинс (зевая снова).Господи! Что за вечер! Что за публика! Что за балаган! (Поднимает ногу, чтобы расшнуровать ботинок, и замечает туфли. Забыв про ботинок, смотрит на них так, как будто они появились тут сами по себе.)А! Вот они, туфли.
Пикеринг (потягиваясь).Сказать по правде, я все-таки устал. Пикник, званый обед, а потом еще опера! Что-то уж слишком много удовольствий сразу. Но пари вы выиграли, Хиггинс: Элиза справилась с ролью, и как еще справилась!
Хиггинс (с жаром).Слава богу, что все уже кончено!
Элизу передергивает, но они не обращают на нее внимания. Она, овладев собой, снова сидит неподвижно, как каменная.
Пикеринг. Вы волновались на пикнике? Я волновался. А Элиза, по-моему, ничуть.
Хиггинс. Элиза? Даже и не думала. Да я и знал, что все сойдет хорошо. Просто переутомился за все эти месяцы, вот оно теперь и сказалось. Первое время, пока мы занимались только фонетикой, это было интересно, но потом мне до смерти надоело. Если б не пари, я бы уже давно послал это к черту. Глупая в общем была затея; все оказалось гораздо скучнее, чем мы думали.
Пикеринг. Ну, что вы! На пикнике было много острых моментов. У меня даже сердце замирало.
Хиггинс. Да, первые три минуты. А когда стало ясно, что мы побеждаем без боя, я почувствовал себя, как медведь, запертый в клетке и не знающий, куда деваться от безделья. А обед был еще хуже: сиди и жуй целый час, и даже слова сказать не с кем, кроме какой-то модной дуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Пикеринг (придвигая свое кресло к миссис Хиггинс и в пылу разговора даже наклоняясь к ней).Да, да, это замечательно. Уверяю вас, миссис Хиггинс, мы очень серьезно относимся к Элизе. Каждую неделю, можно сказать, каждый день в ней появляется что-нибудь новое. (Придвигается еще ближе.)Каждая стадия у нас фиксируется. Мы уже сделали сотни фотографий, десятки граммофонных записей.
Хиггинс (штурмуя другое ее ухо).Да, черт побери! Такого увлекательного эксперимента мне еще никогда не удавалось поставить! Она заполнила всю нашу жизнь. Верно, Пикеринг?
Пикеринг. Мы постоянно говорим об Элизе.
Хиггинс. Учим Элизу.
Пикеринг. Одеваем Элизу.
Миссис Хиггинс. Что?
Хиггинс. Придумываем каждый раз новую Элизу.
Миссис Хиггинс (заткнув уши, так как теперь оба уже орут во все горло, стараясь перекричать друг друга).Шшш-шш!
Они замолкают.
Пикеринг. Простите, пожалуйста. (Смущенный, отодвигает свое кресло.)
Хиггинс. Извините. Этот Пикеринг когда начинает кричать, так никому больше слова нельзя вставить.
Миссис Хиггинс. Замолчи, Генри. Полковник Пикеринг, вам не приходит в голову, что, когда Элиза появилась на Уимпол-стрит, вместе с ней появилось еще кое-что?
Пикеринг. Там еще появлялся ее отец. Но Генри его быстро спровадил.
Миссис Хиггинс. Естественнее было бы, если б явилась мать. Но я не об этом говорю. Вместе с ней появилась…
Пикеринг. Что же, что?
Миссис Хиггинс (невольновыдавая этим словом, к какому поколению она принадлежит).Проблема…
Пикеринг. Ага, понимаю! Проблема, как сделать, чтобы она могла сойти за даму из общества.
Хиггинс. Эту проблему я разрешу. Я ее уже почти разрешил.
Миссис Хиггинс. Да нет же! До чего может дойти мужская тупость! Проблема, что с ней делать после.
Хиггинс. Не вижу, где тут проблема. Будет жить, как ей хочется, пользуясь всеми преимуществами моей науки.
Миссис Хиггинс. Да, вот так, как живет эта бедная женщина, которая только что вышла отсюда. Привычки и манеры светской дамы, но только без доходов светской дамы, при полном неумении заработать себе на хлеб, – это ты называешь преимуществом?
Пикеринг (снисходительно; эти рассуждения кажутся ему скучными).О, это все как-нибудь устроится, миссис Хиггинс. (Встает, чтобы проститься.)
Хиггинс (тоже встает).Мы ей найдем какую-нибудь работу полегче.
Пикеринг. Она очень довольна своей судьбой. Не беспокойтесь о ней. До свидания. (Пожимает руку миссис Хиггинс с таким видом, словно утешает испуганного ребенка, затем идет к двери.)
Хиггинс. И во всяком случае, сейчас уже не о чем говорить. Дело сделано. До свидания, мама. (Целует ее и идет за Пикерингом.)
Пикеринг (обернувшись, в виде особого утешения).Есть масса возможностей. Мы сделаем все, что нужно. До свидания.
Хиггинс (Пикерингу, на пороге).Давайте свезем ее на шекспировскую выставку в Эрл-корт.
Пикеринг. Давайте, очень хорошо! Представляю, какие она будет отпускать забавные замечания!
Хиггинс. А потом, когда мы вернемся домой, станет передразнивать всю публику.
Пикеринг. Чудесно!
Слышно, как они оба смеются, спускаясь по лестнице.
Миссис Хиггинс (порывисто встает с тахты и возвращается к своему письменному столу. Усевшись, отбрасывает в сторону лежащие в беспорядке бумаги; достает чистый лист из бювара и решительно берется за перо. Но, написав три строчки, она отказывается от своего намерения, бросает перо, сердито упирается ладонями в стол и восклицает).Ах, мужчины! Мужчины!! Мужчины!!!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лаборатория на Уимпол-стрит. Полночь. В комнате никого нет. Камин не топится: лето. Часы на камине бьют двенадцать. На лестнице слышны голоса Хиггинса и Пике-ринга.
Хиггинс (окликает Пикеринга).Пик, вы там, пожалуйста, заприте парадную дверь. Я сегодня уже никуда не пойду.
Пикеринг. Хорошо. Миссис Пирс может идти спать? Нам больше ничего не понадобится?
Хиггинс. Да нет, пусть ее ложится!
Отворяется дверь, и в освещенном квадрате показывается Элиза – в роскошном вечернем туалете, в манто, в брильянтах, с цветами и веером в руках и при всех прочих аксессуарах. Она подходит к камину и зажигает лампу. Видно, что она очень утомлена; темные волосы и глаза резко оттеняют бледность лица, выражение почти трагическое. Она снимает манто, кладет на рояль веер и цветы, садится на скамью и печально молчит. Входит Хиггинс во фраке, пальто и цилиндре; под мышкой у него домашняя куртка, которую он захватил внизу. Он снимает цилиндр и пальто, бросает то и другое на журнальный столик, бесцеремонно стаскивает фрак, надевает домашнюю куртку и устало разваливается в кресле у камина. Входит Пикеринг в столь же парадном облачении. Он тоже снимает пальто и цилиндр и уже собирается отправить их вслед за пожитками Хиггинса, но в последнее мгновение спохватывается.
Пикеринг. Попадет нам завтра от миссис Пирс, если мы бросим все вещи тут.
Хиггинс. Ну, откройте дверь и спустите их по перилам в холл. Утром она их найдет и повесит на место. Она подумает, что мы пришли домой пьяные.
Пикеринг. А есть немножко. Что, писем не было?
Хиггинс. Я не смотрел.
Пикеринг берет цилиндр и пальто и идет вниз.
(Хиггинс, вперемежку с зевками, принимается мурлыкать арию из «LafancuylladelGoldenVest» . Вдруг он обрывает пение и восклицает.)Хотел бы я знать, черт подери, где мои туфли?
Элиза мрачно смотрит на него, потом порывисто встает и выходит из комнаты. Хиггинс зевает и снова затягивает свою арию. Возвращается Пикеринг с пачкой писем в руках.
Пикеринг. Только проспекты и вам какой-то billet-doyx с графской короной. (Бросает проспекты в топку и становится у камина, прислонясь спиной к каминной топке.)
Хиггинс (взглянув наbillet-doyx).Кредитор. (Швыряет письмо туда же.)
Элиза возвращается, держа в руках пару больших стоптанных туфель. Она ставит их на коврик перед Хиггинсом и садится на прежнее место, не проронив ни слова.
Хиггинс (зевая снова).Господи! Что за вечер! Что за публика! Что за балаган! (Поднимает ногу, чтобы расшнуровать ботинок, и замечает туфли. Забыв про ботинок, смотрит на них так, как будто они появились тут сами по себе.)А! Вот они, туфли.
Пикеринг (потягиваясь).Сказать по правде, я все-таки устал. Пикник, званый обед, а потом еще опера! Что-то уж слишком много удовольствий сразу. Но пари вы выиграли, Хиггинс: Элиза справилась с ролью, и как еще справилась!
Хиггинс (с жаром).Слава богу, что все уже кончено!
Элизу передергивает, но они не обращают на нее внимания. Она, овладев собой, снова сидит неподвижно, как каменная.
Пикеринг. Вы волновались на пикнике? Я волновался. А Элиза, по-моему, ничуть.
Хиггинс. Элиза? Даже и не думала. Да я и знал, что все сойдет хорошо. Просто переутомился за все эти месяцы, вот оно теперь и сказалось. Первое время, пока мы занимались только фонетикой, это было интересно, но потом мне до смерти надоело. Если б не пари, я бы уже давно послал это к черту. Глупая в общем была затея; все оказалось гораздо скучнее, чем мы думали.
Пикеринг. Ну, что вы! На пикнике было много острых моментов. У меня даже сердце замирало.
Хиггинс. Да, первые три минуты. А когда стало ясно, что мы побеждаем без боя, я почувствовал себя, как медведь, запертый в клетке и не знающий, куда деваться от безделья. А обед был еще хуже: сиди и жуй целый час, и даже слова сказать не с кем, кроме какой-то модной дуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22