– А это скорее похоже на вой зверя. Чувствуется ночь в этом крике.
– Чувствуется бесконечный темный лес, и безнадежность, и страх.
– Чувствуется одиночество и тоска. Разве возле нее нет никого? Почему нет других голосов, кроме этого дикого вопля?
– Они говорят, но их не слышно. Вы замечали, как одинок всегда крик человека: все говорят, и их не слышно, а кричит один, и кажется, что все другое молчит и слушает.
– Я слышала раз, как кричал человек, которому смяло экипажем ногу. Улица была полна народу, а казалось, что он только один и есть.
– Но это страшнее.
– Громче, скажите.
– Протяжнее, пожалуй.
– Нет, страшнее. Здесь чувствуется смерть.
– И там чувствовалась смерть. Он и умер.
– Не спорьте! Разве вам не все равно?
Молчание. Крик.
– Как странно кричит человек' Когда самой больно и кричишь, ты не замечаешь, как это странно – как это странно.
– Я не могу представить себе рта, который издает эти звуки. Неужели это рот женщины? Я не могу представить.
– Но чувствуется, что он перекосился.
– В какой-то глубине зарождается звук. Теперь это похоже на крик утопающего. Слушайте, она захлебывается!
– Кто-то тяжелый сел ей на грудь!
– Кто-то душит ее!
Крики смолкают.
– Наконец-то умолкла. Это надоедает. Крик так однообразен и некрасив.
– А вы и тут хотели бы красоты, не правда ли?
Старухи тихо смеются.
– Тише! Он здесь?
– Не знаю.
– Кажется, здесь.
– Он не любит смеха.
– Говорят, что Он смеется сам.
– Кто это видел? Вы передаете просто слухи: о Нем так много лгут.
– Он слышит нас. Будем серьезны!
Тихо смеются.
– А все-таки я очень хотела бы знать, будет ли мальчик или девочка?
– Правда, интересно знать, с кем будешь иметь дело.
– Я бы желала, чтобы оно умерло, не родившись.
– Какая вы добрая!
– Не добрее, чем вы.
– А я бы желала, чтобы оно было генералом.
Смеются.
– Вы уж слишком смешливы! Мне это не нравится.
– А мне не нравится, что вы так мрачны.
– Не спорьте! Не спорьте! Мы все и смешливы и мрачны. Пусть каждая будет, как она хочет.
Молчание.
– Когда они родятся, они очень смешные. Смешные детеныши.
– Самодовольные.
– И очень требовательные. Я не люблю их. Они сразу начинают кричать и требовать, как будто для них все уже должно быть готово. Еще не смотрят, а уже знают, что есть грудь и молоко, и требуют их. Потом требуют, чтобы их уложили спать. Потом требуют, чтобы их качали и тихонько шлепали по красной спинке. Я больше люблю их, когда они умирают, тогда они менее требовательны. Протянется сам и не просит, чтобы его укачивали.
– Нет, они очень смешные. Я люблю обмывать их, когда они родятся.
– Я люблю обмывать их, когда они умерли.
– Не спорьте! Не спорьте! Всякой будет свое: одна обмоет, когда родится, другая – когда умрет.
– Но почему они думают, что имеют право требовать, как только родятся? Мне не нравится это.
– Они не думают. Это желудок требует.
– Они всегда требуют!
– Но ведь им никогда и не дают.
Старухи тихо смеются. Крики за стеной возобновляются.
– Опять кричит.
– Животные рожают легче.
– И легче умирают. И легче живут. У меня есть кошка: если бы видели, какая она толстая и счастливая.
– А у меня собака. Я ей каждый день говорю: ты умрешь! – а она осклабляет зубы и весело вертит хвостом.
– Но ведь они – животные.
– А это – люди.
Смеются.
– Либо она умирает, либо родит. Чувствуются последние силы в этом вопле. Вытаращенные глаза…
– Холодный пот на лбу…
Слушают.
– Она родит!
– Нет, она умирает.
Крики обрываются.
– Я вам говорю…
Некто в сером (говорит звучно и властно). Тише! Человек родился.
Почти одновременно с Его словами приносится крик ребенка, и вспыхивает свеча в Его руке. Высокая, она горит неуверенно и слабо, но постепенно огонь становится сильнее. Тот угол, в котором неподвижно стоит Некто в сером , всегда темнее других, и желтое пламя свечи озаряет его крутой подбородок, твердо сжатые губы и крупные костистые щеки. Верхняя часть лица скрыта покрывалом. Ростом Он несколько выше обычного человеческого роста. Свеча длинная, толстая, вправлена в подсвечник старинной работы. На зелени бронзы выделяется Его рука, серая, твердая, с тонкими длинными пальцами.
Медленно светлеет, и из мрака выступают фигуры пяти сгорбленных Старух в странных покрывалах и комната. Она высокая, правильно четырехугольная, с гладкими одноцветными стенами. Впереди и направо по два высоких восьмистекольных окна, без занавесок; в стекла смотрит ночь. У стен стоят стулья с высокими прямыми спинками.
Старухи (торопливо). Слышите, как забегали! Идут сюда.
– Как светло! Мы уходим.
– Смотрите, свеча высока и светла.
– Мы уходим! Мы уходим! Скорее!
– Но мы придем! Но мы придем!
Тихо смеются и в полумраке странными, зигзагообразными движениями ускользают, пересмеиваясь. С их уходом свет усиливается, но в общем остается тусклым, безжизненным, холодным; тот угол, в котором недвижимо стоит Некто в сером с горящей свечой, темнее других.
Входит Доктор в белом больничном балахоне и Отец Человека . Лицо последнего выражает глубокое утомление и радость. Под глазами синие круги, щеки впали, волосы в беспорядке. Одет очень небрежно. У Доктора очень ученый вид.
Доктор . До последней минуты я не знал, останется ли в живых ваша жена или нет. Я употребил все искусство и знание, но наше искусство значит так мало, если не приходит на помощь сама природа. И я очень волновался, у меня и сейчас так бьется пульс. Уже стольким детям я помог явиться на свет, но и до сих пор я не могу отделаться от волнения. Но вы не слушаете меня, сударь.
Отец человека . Я слушаю, но ничего не слышу. До сих пор у меня стоит в ушах ее крик, и я плохо понимаю. Бедная, как она страдала! Безумный, глупый, я так хотел иметь детей, но теперь я отказываюсь от этого преступного желания.
Доктор . Вы еще позовете меня, когда родится у вас следующий.
Отец . Нет, никогда. Мне стыдно сказать, но я сейчас ненавижу ребенка, из-за которого она столько страдала. Я даже не видал его, какой он?
Доктор . Он хорошо упитанный, крепкий мальчик и, если не ошибаюсь, похож на вас.
Отец . Похож на меня? Как я счастлив! Теперь я начинаю любить его. Мне всегда хотелось, чтобы у меня родился мальчик и был похож на меня. Вы видели: у него такой нос, как мой, не правда ли?
Доктор . Да, нос и глаза.
Отец . И глаза? Это так хорошо! Я вам заплачу больше, чем назначил.
Доктор . Вы должны мне заплатить особо за щипцы, которые я накладывал.
Отец (обращаясь к тому углу, где неподвижно стоит Он). Боже! Благодарю тебя за то, что ты исполнил мое желание и дал мне сына, похожего на меня. Благодарю тебя за то, что не умерла моя жена и жив ребенок. И прошу тебя: сделай так, чтобы он вырос большим, здоровым и крепким, чтобы он был умным и честным и чтобы никогда не огорчал нас: меня и его мать. Если ты сделаешь так, я всегда буду верить в тебя и ходить в церковь. Теперь я очень люблю моего сына.
Входят родственники. Их шестеро. Необыкновенно толстая Пожилая дама с отвисшим подбородком и маленькими надменными глазками, чрезвычайно важная и гордая. Пожилой господин , ее муж, очень длинный и необыкновенно худой, так что платье висит на нем. Козлиная острая бородка, длинные, до плеч, гладкие, точно намоченные, волосы и очки; смотрит испуганно и в то же время поучительно; в руке держит шляпу – низкий черный цилиндр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16