У меня случались даже наваждения, я помню, я старался гнать от себя мысли, что моя тоненькая возлюбленная станет похожа на ее мать, на толстую приземистую женщину. Роман Набокова это - погоня за вечной молодостью, а она молодость - Лолита убегает с другими. И старится. Душераздирающа сцена свидания Гумберта с семнадцатилетней беременной Лолитой. Старой Лолитой!
Для плоских натур, конечно, очевиден только один план книги: история влечения 37-летнего мужчины к 12-летней девочке. На самом деле история получилась куда более грустная: погоня за вечной молодостью обречена на неудачу, отвращение к женщине вечно и потому личная жизнь всегда неудачна. Неудача, крах Гумберта - это крах всех мужчин.
В "Лолите" попутно прекрасно сделан фон: Соединенные Штаты Америки. Я помню, привез из Калифорнии в Париж книгу местных газет и изучал их потом на досуге. Фотографии школьниц, завоевавших призы на местном конкурсе красоты, соседствовали с описаниями всяческих спектаклей и вечеров пожертвований. Летние лагеря, подобные знаменитому лагерю "Кувшинка", где Долорес Гейз обучилась с верзилой Чарли первому сексу; предлагали свои услуги. Я узнал атмосферу "Лолиты".
В позднем рассказе "Запахи и звуки" (опубликован в журнале "Культ Личностей") у меня есть эпизод, когда я просыпаюсь в мотеле университетского городка Итака, рано утром от низвергающейся Ниагары в соседском туалете, и как я узнаю, звуки просыпающегося, кашляющего, шаркающего отеля. О, это же сцена, когда под утро Гумберт и Лолита стали любовниками - доходит до меня к середине дня. Я приехал в университет, где преподавал Набоков, в Корнелльский! Тут его звуки. Написав свою книгу, Набоков разослал ее в несколько издательств. В том числе и в Олимпию-Пресс, в Париж, издателю Морису Жиродиа, ему, очевидно, последнему, ибо репутация у "Олимпии" была скорее скверная: он издавал дешевую порнографию (довольно невинную; кстати, на современный вкус). Шел 1952 год и пуританская Америка ну никак не могла бы проглотить "Лолиту", об издательстве в Штатах я думаю профессор и не мечтал. Жиродиа выпустил "Лолиту", и тем изменил судьбу скромного профессора русской литературы, этимолога-любителя.
Впоследствии Стэнли Кубрик сделал фильм по роману "Лолита". Получив деньги за экранизацию, Набоков немедленно уехал в старую добрую Европу, поселился в швейцарском отеле, где и прожил последние годы жизни.
Я уже как-то упоминал, что в 1956 году, когда Жиродиа стали судить как издателя проно-литературы, Набоков отказался приехать и выступить на его процессе. Между тем, Жиродиа заслуживал защиты - помимо Набокова, он в 1953 году впервые опубликовал книгу Берроуза "Джанки" и еще ряд больших авторов.
Репутация Набокова в России была одно время непомерно раздута. Особенно в Советский период. Дело в том, что Набоков как эмигрантский литератор крайне учтив и рафинирован в своем стиле. Дорогу в СССР ему проложила "Лолита", а за нею прочли и другие его книги. Он опередил всех других писателей-эмигрантов. Однако, вскоре стало ясно, что старомодная учтивость и сдержанность качество всех эмигрантских авторов, а не достоинство исключительно прозы Набокова. Увы, Набоков все-таки второстепенный писатель. Кроме изысканной "Лолиты" у него мало что есть.
К тому же книги его разнобойные. "Приглашение на казнь" близко к Кафке почему-то, его рассказы похожи сразу на всех писателей, у него нет доминирующей темы. Даже "Лолита" казалось бы удача, никуда не ведет. Это всего лишь очень талантливая безупречная книга, где все компоненты сложились удачно в единое целое: в шедевр.
Луи-Фердинанд Селин: желчный инвалид
Сухощавый, изуродованный на 1-ой мировой войне, куда отправился добровольцем, желчный инвалид. Мрачный писатель-пессимист, доктор Селин настолько ненавидел la belle France, ее порядки, ее государство чиновников и народ тоже, что соблазнился пришлыми немцами, прыщавыми блондинами, явившимися на землю Франции. Впрочем, вскоре он раскусил и немцев, и они уже не казались ему больше спасением. В книге "Из одного замка в другой" он на одном вздохе в одном многостраничном монологе карикатуризирует и высмеивает конец войны. Живописует замок Зигмаринген у Дуная, и всех, кто скрывается с ним в замке: маршала Петэна, премьера Лаваля и немцев тоже. И немцев еще как. В презрительных и сатирических тонах.
Начинал Селин в 1932. Он выпустил, ставшую культовой. Книгу "Путешествие на край ночи". Она была подобна разорвавшейся бомбе, эта книга - настоящее мировоззрение злобного правого анархиста. От нее тянуло сероводородом - от этой книги. Селин получил за "Путешествие..." премию Ренодо, Гонкура - премию более престижную он не получил. Уже тогда и только поэтому в душе его поселилась горечь. Очевидно ему было важно стать первым. Книга впервые говорила простым народным языком о простой приземленной грязной жизни. О войне, которая оказалась для Селина и его героя - грязной, неловкой и трагичной, о пребывании в роли "колонизатора" в Африке, о приезде в Америку, о работе врачом в кварталах для бедных. Последняя часть - о работе врачом - наиболее неудачная, потому что мрачные клинические приключения бедняка и бедняков так же скучны, как советские книги о колхозниках или бродвейские улыбчивые сказки о миллионерах.
Мой парижский приятель Ален Бастье, учитель, густоусый, в кепочке поклонник Селина, скопил у себя дома коллекцию редких изданий книг Селина и о Селине, портретов и прочих раритетов, вплоть до записей голоса Селина. Для Алена Бастье Селин - Бог. И еще для сотен тысяч французов. Селин, несомненно, совершил революцию во французской литературе - он привел нового героя: брюзжащего нигилиста, говорящего языком улицы. (Так и вижу Алена набивающего в свою машинку табак, широкое лицо простого работяги растягивается в улыбке: "Видишь ли Эдуард, Селин - это Бог".) Этот его новый герой Бенему - наговорил немало интересных истин, зрение у него как у ребенка, потому он увидел множество голых королей и всякий раз восклицал, кричал, оповещал об этом.
Селин обновил французскую литературу, указав ей пример, что есть еще непочатые запасы народных слов, народного видения, народных мнений. До него французская литература говорила языком избранных интеллектуалов. У Селина чувствуется ненависть к интеллектуалам - он ненавидит Тартра (писатель Жан-Поль Сартр) и не скрывает этого в своих книгах. Селин органически честен, он такой, какой есть. И его герои - это его портрет. Никаких тут подделок. Раздраженный, желчный ненавидящий весь мир инвалид - таков Селин. Спасает его только черный юмор. Его черно-желтый даже юмор.
Надо сказать, что "Voyage au bord de la nutt" не гениальная одинокая книга, как это принято считать. В 1933 году вышла в Париже в "Обелиск пресс" книга Генри Миллера "тропик Рака", также революционная и беспрецедентная, на сей раз это был феномен американской и мировой литературы. В "тропике Рака" также низкая жизнь: богема, анархическое существование, женщины, секс впервые показанный крупным планом. Фонарик на половые органы партнеров. (Этого у Селина не было). Появилась тогда и еще она тоже революционная книга, которая не смогла, увы, выбиться в ранг культовых и не стала революционной для английской литературы. Речь идет о книжке Джорджа Оруэлла "Down and out in Paris and London", где Оруэлл рассказывает о своем радикальном опыте жизни бродягой и клашаром в двух европейских столицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Для плоских натур, конечно, очевиден только один план книги: история влечения 37-летнего мужчины к 12-летней девочке. На самом деле история получилась куда более грустная: погоня за вечной молодостью обречена на неудачу, отвращение к женщине вечно и потому личная жизнь всегда неудачна. Неудача, крах Гумберта - это крах всех мужчин.
В "Лолите" попутно прекрасно сделан фон: Соединенные Штаты Америки. Я помню, привез из Калифорнии в Париж книгу местных газет и изучал их потом на досуге. Фотографии школьниц, завоевавших призы на местном конкурсе красоты, соседствовали с описаниями всяческих спектаклей и вечеров пожертвований. Летние лагеря, подобные знаменитому лагерю "Кувшинка", где Долорес Гейз обучилась с верзилой Чарли первому сексу; предлагали свои услуги. Я узнал атмосферу "Лолиты".
В позднем рассказе "Запахи и звуки" (опубликован в журнале "Культ Личностей") у меня есть эпизод, когда я просыпаюсь в мотеле университетского городка Итака, рано утром от низвергающейся Ниагары в соседском туалете, и как я узнаю, звуки просыпающегося, кашляющего, шаркающего отеля. О, это же сцена, когда под утро Гумберт и Лолита стали любовниками - доходит до меня к середине дня. Я приехал в университет, где преподавал Набоков, в Корнелльский! Тут его звуки. Написав свою книгу, Набоков разослал ее в несколько издательств. В том числе и в Олимпию-Пресс, в Париж, издателю Морису Жиродиа, ему, очевидно, последнему, ибо репутация у "Олимпии" была скорее скверная: он издавал дешевую порнографию (довольно невинную; кстати, на современный вкус). Шел 1952 год и пуританская Америка ну никак не могла бы проглотить "Лолиту", об издательстве в Штатах я думаю профессор и не мечтал. Жиродиа выпустил "Лолиту", и тем изменил судьбу скромного профессора русской литературы, этимолога-любителя.
Впоследствии Стэнли Кубрик сделал фильм по роману "Лолита". Получив деньги за экранизацию, Набоков немедленно уехал в старую добрую Европу, поселился в швейцарском отеле, где и прожил последние годы жизни.
Я уже как-то упоминал, что в 1956 году, когда Жиродиа стали судить как издателя проно-литературы, Набоков отказался приехать и выступить на его процессе. Между тем, Жиродиа заслуживал защиты - помимо Набокова, он в 1953 году впервые опубликовал книгу Берроуза "Джанки" и еще ряд больших авторов.
Репутация Набокова в России была одно время непомерно раздута. Особенно в Советский период. Дело в том, что Набоков как эмигрантский литератор крайне учтив и рафинирован в своем стиле. Дорогу в СССР ему проложила "Лолита", а за нею прочли и другие его книги. Он опередил всех других писателей-эмигрантов. Однако, вскоре стало ясно, что старомодная учтивость и сдержанность качество всех эмигрантских авторов, а не достоинство исключительно прозы Набокова. Увы, Набоков все-таки второстепенный писатель. Кроме изысканной "Лолиты" у него мало что есть.
К тому же книги его разнобойные. "Приглашение на казнь" близко к Кафке почему-то, его рассказы похожи сразу на всех писателей, у него нет доминирующей темы. Даже "Лолита" казалось бы удача, никуда не ведет. Это всего лишь очень талантливая безупречная книга, где все компоненты сложились удачно в единое целое: в шедевр.
Луи-Фердинанд Селин: желчный инвалид
Сухощавый, изуродованный на 1-ой мировой войне, куда отправился добровольцем, желчный инвалид. Мрачный писатель-пессимист, доктор Селин настолько ненавидел la belle France, ее порядки, ее государство чиновников и народ тоже, что соблазнился пришлыми немцами, прыщавыми блондинами, явившимися на землю Франции. Впрочем, вскоре он раскусил и немцев, и они уже не казались ему больше спасением. В книге "Из одного замка в другой" он на одном вздохе в одном многостраничном монологе карикатуризирует и высмеивает конец войны. Живописует замок Зигмаринген у Дуная, и всех, кто скрывается с ним в замке: маршала Петэна, премьера Лаваля и немцев тоже. И немцев еще как. В презрительных и сатирических тонах.
Начинал Селин в 1932. Он выпустил, ставшую культовой. Книгу "Путешествие на край ночи". Она была подобна разорвавшейся бомбе, эта книга - настоящее мировоззрение злобного правого анархиста. От нее тянуло сероводородом - от этой книги. Селин получил за "Путешествие..." премию Ренодо, Гонкура - премию более престижную он не получил. Уже тогда и только поэтому в душе его поселилась горечь. Очевидно ему было важно стать первым. Книга впервые говорила простым народным языком о простой приземленной грязной жизни. О войне, которая оказалась для Селина и его героя - грязной, неловкой и трагичной, о пребывании в роли "колонизатора" в Африке, о приезде в Америку, о работе врачом в кварталах для бедных. Последняя часть - о работе врачом - наиболее неудачная, потому что мрачные клинические приключения бедняка и бедняков так же скучны, как советские книги о колхозниках или бродвейские улыбчивые сказки о миллионерах.
Мой парижский приятель Ален Бастье, учитель, густоусый, в кепочке поклонник Селина, скопил у себя дома коллекцию редких изданий книг Селина и о Селине, портретов и прочих раритетов, вплоть до записей голоса Селина. Для Алена Бастье Селин - Бог. И еще для сотен тысяч французов. Селин, несомненно, совершил революцию во французской литературе - он привел нового героя: брюзжащего нигилиста, говорящего языком улицы. (Так и вижу Алена набивающего в свою машинку табак, широкое лицо простого работяги растягивается в улыбке: "Видишь ли Эдуард, Селин - это Бог".) Этот его новый герой Бенему - наговорил немало интересных истин, зрение у него как у ребенка, потому он увидел множество голых королей и всякий раз восклицал, кричал, оповещал об этом.
Селин обновил французскую литературу, указав ей пример, что есть еще непочатые запасы народных слов, народного видения, народных мнений. До него французская литература говорила языком избранных интеллектуалов. У Селина чувствуется ненависть к интеллектуалам - он ненавидит Тартра (писатель Жан-Поль Сартр) и не скрывает этого в своих книгах. Селин органически честен, он такой, какой есть. И его герои - это его портрет. Никаких тут подделок. Раздраженный, желчный ненавидящий весь мир инвалид - таков Селин. Спасает его только черный юмор. Его черно-желтый даже юмор.
Надо сказать, что "Voyage au bord de la nutt" не гениальная одинокая книга, как это принято считать. В 1933 году вышла в Париже в "Обелиск пресс" книга Генри Миллера "тропик Рака", также революционная и беспрецедентная, на сей раз это был феномен американской и мировой литературы. В "тропике Рака" также низкая жизнь: богема, анархическое существование, женщины, секс впервые показанный крупным планом. Фонарик на половые органы партнеров. (Этого у Селина не было). Появилась тогда и еще она тоже революционная книга, которая не смогла, увы, выбиться в ранг культовых и не стала революционной для английской литературы. Речь идет о книжке Джорджа Оруэлла "Down and out in Paris and London", где Оруэлл рассказывает о своем радикальном опыте жизни бродягой и клашаром в двух европейских столицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57