И, провожая дежурного, двое никогда не знали, увидят ли третьего живым.
Выходили по очереди. Ренис, пожалуй, чаще других.
При всех своих недостатках трусом он не был. Правда, вернувшись, он никогда не забывал сказать Нечаевой:
“Вот, мол, жизнью рискую для вас, а вы тянете время, кокетничаете”.
Конечно, объяснение повторялось много раз, все более пылкое. Оговорки исчезли, теперь Ренис говорил о подлинной любви — страстной, нетерпеливой, неудержимой. И Надежда Петровна удивлялась про себя: “Неужели так просто вызвать настоящую любовь? Только проявляй неуступчивость?”
Ренис любил и вместе с тем злился. И на Нечаеву, и еще больше — на племянника. Даже отказался заниматься с ним математикой и физикой. Но не стеснялся вмешиваться, поправлять Надежду Петровну.
— Вы его не пропагандируйте. — твердил он. — Ему в свободном мире жить. С такими воззрениями парень попадет за решетку.
— Ничего себе свободный мир. — посмеивалась Нечаева.
Ренис отворачивался. Но поговорить ему хотелось.
Он начинал рассказывать… чаще о каникулах — о путешествиях в Италию, в Швейцарию, о дорожных знакомствах. Он рассказывал подробно, красочно, не без юмора, но, к сожалению… не в первый раз. Как ни странно, у него не так много накопилось примечательного — десятка два случаев за всю жизнь. Рассказы повторялись, даже шутки были одинаковые. Он успел изложить свои любимые истории еще по дороге к Юпитеру, повторял на обратном пути, повторял и сейчас.
— …Глаза у нее были черные, как ночь, — вспоминал он мечтательно.
— Прошлый раз ты говорил “как агат”, — перебивал племянник.
— И она сказала: “Я не верю в любовь с первого взгляда”, — напоминала Надежда Петровна.
— Не хотите слушать, не слушайте, — обижался Ренис. — Сами-то вы молчите. Прожили жизнь и забыли, словно пустой сон. Только два слова запомнили: “надо” и “не надо”.
Рассказывают, что в средние века некий король-самодур придумал такое наказание непослушной дочери: привязал ее к возлюбленному крепкими веревками, так что двое смотрели друг другу в лицо много дней, с утра до ночи. Даже нежная любовь не выдержала такого испытания, превратилась в лютую ненависть…
Наступил день, когда Ренис объявил Надежде Петровне:
— Вы могли дать мне счастье, но поскупились… потому что у вас пустая душа и вместо сердца принципы. С удовольствием сообщаю вам, дорогая, что я не люблю вас больше… даже презираю… даже ненавижу.
А Нечаева думала с тоской:
“Двадцать два человека погибли в рубке — такие хорошие товарищи. Почему только этот уцелел?”
Пять месяцев продолжалось вынужденное безделье. Потом обстрел переместился в южное полушарие, начал затихать, совсем затих. И снова можно было, надеясь на авось, выходить наружу.
Возобновились астрономические наблюдения, сооружение памятника погибшим, составление карты. Ренис, ворча, тоже присоединился к работе. Надо же было заниматься чем-нибудь и ему.
И вновь после полугодичного перерыва все трое отправились в Город Черного Сердца.
Бывшему вулкану особенно досталось от метеоритов. Склоны его были изъедены воронками, словно после бомбежки. Воронки оказались и в кальдере, на дне бывшего залива, и в центре заколдованного города.
С особенным интересом осматривали люди воронки.
Ведь тут получились разрезы грунта, метеорит как бы произвел раскопки за них.
Но и в глубине виднелся все тот же вулканический пепел. Слои пепла, пепел до самого дна, где чернильной лужей лежала недвижная тень.
— А там дверь! — воскликнул Роберт, присматриваясь к одной из теней.
Тогда и старшие, менее зоркие, тоже заметили, что эта тень имеет слишком правильную форму. Пожалуй, действительно похоже на арку. Неужели на арку? Едва ли! Но, если это арка…
Все трое через мгновение оказались в воронке. Мелкий пепел сползал из-под ног в дыру. Перед ними открывался таинственный коридор, совершенно черный вдали.
Пришлось зажечь фонарики на шлемах. Неяркие желтоватые лучи вырвали из черноты подземную галерею. Искусственную или природную? Не проплавлен ли этот ход? Чем? Лавой? Едва ли лава текла так прямолинейно.
Нет сомнения, нет сомнения — разумные существа поработали здесь.
Сердце у Нечаевой билось неровно. Какая-то важная тайна откроется сейчас. Что они увидят? Комнату жителей Фаэтона? Книгохранилище с учебниками всех наук, даже неведомых на Земле? Может быть, высеченную на мраморных досках летопись, подробную историю катастрофы, каменное письмо или кинописьмо к ним, далеким пришельцам? Может быть, какие-нибудь могучие машины, лучше всего — радиопередатчик, способный послать сигнал на родную Землю?
Гадать пришлось недолго. Коридор закончился лестницей, за лестницей оказался дверной проем. Дверь, сорванная с петель, валялась на дороге. Три луча ворвались в темное помещение, скользнули по низким каменным же полкам, на которых пачками лежали металлические листы…
Что за листы, зачем? Какие-то клеточки выдавлены на них. Металл желтый. Латунь, что ли?
— Да ведь это золото! — вскричал Ренис. — Черт возьми, сколько золота! — Он поворачивал голову во все стороны, луч фонарика скользил по листам, листам, листам… — Черт возьми! Наверно, они хранили тут золотой запас! Теперь мы богачи, миллионеры, миллиардеры, самые богатые люди на свете! Слышите, Надежда Петровна, самые богатейшие!
А у Нечаевой слезы стояли в глазах. Вынув руку из рукава, она шарила во внутренних карманах, искала платочек. Она всхлипывала, кусала губы, но ничего не могла поделать с собой. Слишком велико было разочарование. Никакой надежды на спасение! Огромные бессмысленные деньги — вероятно, на Фаэтоне золото тоже было деньгами, — на которые не купишь ни одного глотка воздуха, даже кусочек хлеба, даже секунду жизни…
— Деньги — всюду деньги, — твердил Ренис в упоении. — Грамм золота — всюду грамм золота. Золото это цифра в чистом виде, овеществленная цифра, мечта, имеющая вес. Чего же стоят все ваши речи, Надя? Вы уверяли, что капитализм обречен на гибель, и вот пожалуйста: что мы видим в космосе? Капитал. Золотой запас. Деньги.
— Пример Фаэтона ничего не доказывает, — возражала Нечаева. — Капитализм — обычная стадия в истории, на многих планетах можно будет встретить эту стадию. И золото ничего не доказывает еще. Золото будет нужно и при коммунизме. Это могли быть листы, приготовленные для лабораторных приборов. А еще вероятнее, здешнее общество было похоже на древнейший Египет или на Перу. Ведь до железного, до бронзового века народы пережили золотой век. И тогда золото было не деньгами, а просто металлом. Я думаю, мы застали золотой век на Фаэтоне.
И даже у Роберта возникла своя теория — самая научно-фантастическая. Роберт думал, что на Фаэтоне побывали путешественники с далеких звезд, устроили тут ремонтную космическую станцию, добывали металлы, а также и золото: нержавеющий, красивый, гигиенический материал для мебели, для посуды, для приборов, для перегородок, для умывальников и канализационных труб.
— Космические путешественники не тесали бы камень, они выжгли или высверлили бы подземелье, — говорил Ренис-дядя.
Роберт смущенно замолкал, но Нечаева подсказывала ответ:
— Они могли использовать старую пещеру.
И сама же возражала себе:
— А город? Город у залива с кварталами? Зачем космическим путешественникам кварталы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Выходили по очереди. Ренис, пожалуй, чаще других.
При всех своих недостатках трусом он не был. Правда, вернувшись, он никогда не забывал сказать Нечаевой:
“Вот, мол, жизнью рискую для вас, а вы тянете время, кокетничаете”.
Конечно, объяснение повторялось много раз, все более пылкое. Оговорки исчезли, теперь Ренис говорил о подлинной любви — страстной, нетерпеливой, неудержимой. И Надежда Петровна удивлялась про себя: “Неужели так просто вызвать настоящую любовь? Только проявляй неуступчивость?”
Ренис любил и вместе с тем злился. И на Нечаеву, и еще больше — на племянника. Даже отказался заниматься с ним математикой и физикой. Но не стеснялся вмешиваться, поправлять Надежду Петровну.
— Вы его не пропагандируйте. — твердил он. — Ему в свободном мире жить. С такими воззрениями парень попадет за решетку.
— Ничего себе свободный мир. — посмеивалась Нечаева.
Ренис отворачивался. Но поговорить ему хотелось.
Он начинал рассказывать… чаще о каникулах — о путешествиях в Италию, в Швейцарию, о дорожных знакомствах. Он рассказывал подробно, красочно, не без юмора, но, к сожалению… не в первый раз. Как ни странно, у него не так много накопилось примечательного — десятка два случаев за всю жизнь. Рассказы повторялись, даже шутки были одинаковые. Он успел изложить свои любимые истории еще по дороге к Юпитеру, повторял на обратном пути, повторял и сейчас.
— …Глаза у нее были черные, как ночь, — вспоминал он мечтательно.
— Прошлый раз ты говорил “как агат”, — перебивал племянник.
— И она сказала: “Я не верю в любовь с первого взгляда”, — напоминала Надежда Петровна.
— Не хотите слушать, не слушайте, — обижался Ренис. — Сами-то вы молчите. Прожили жизнь и забыли, словно пустой сон. Только два слова запомнили: “надо” и “не надо”.
Рассказывают, что в средние века некий король-самодур придумал такое наказание непослушной дочери: привязал ее к возлюбленному крепкими веревками, так что двое смотрели друг другу в лицо много дней, с утра до ночи. Даже нежная любовь не выдержала такого испытания, превратилась в лютую ненависть…
Наступил день, когда Ренис объявил Надежде Петровне:
— Вы могли дать мне счастье, но поскупились… потому что у вас пустая душа и вместо сердца принципы. С удовольствием сообщаю вам, дорогая, что я не люблю вас больше… даже презираю… даже ненавижу.
А Нечаева думала с тоской:
“Двадцать два человека погибли в рубке — такие хорошие товарищи. Почему только этот уцелел?”
Пять месяцев продолжалось вынужденное безделье. Потом обстрел переместился в южное полушарие, начал затихать, совсем затих. И снова можно было, надеясь на авось, выходить наружу.
Возобновились астрономические наблюдения, сооружение памятника погибшим, составление карты. Ренис, ворча, тоже присоединился к работе. Надо же было заниматься чем-нибудь и ему.
И вновь после полугодичного перерыва все трое отправились в Город Черного Сердца.
Бывшему вулкану особенно досталось от метеоритов. Склоны его были изъедены воронками, словно после бомбежки. Воронки оказались и в кальдере, на дне бывшего залива, и в центре заколдованного города.
С особенным интересом осматривали люди воронки.
Ведь тут получились разрезы грунта, метеорит как бы произвел раскопки за них.
Но и в глубине виднелся все тот же вулканический пепел. Слои пепла, пепел до самого дна, где чернильной лужей лежала недвижная тень.
— А там дверь! — воскликнул Роберт, присматриваясь к одной из теней.
Тогда и старшие, менее зоркие, тоже заметили, что эта тень имеет слишком правильную форму. Пожалуй, действительно похоже на арку. Неужели на арку? Едва ли! Но, если это арка…
Все трое через мгновение оказались в воронке. Мелкий пепел сползал из-под ног в дыру. Перед ними открывался таинственный коридор, совершенно черный вдали.
Пришлось зажечь фонарики на шлемах. Неяркие желтоватые лучи вырвали из черноты подземную галерею. Искусственную или природную? Не проплавлен ли этот ход? Чем? Лавой? Едва ли лава текла так прямолинейно.
Нет сомнения, нет сомнения — разумные существа поработали здесь.
Сердце у Нечаевой билось неровно. Какая-то важная тайна откроется сейчас. Что они увидят? Комнату жителей Фаэтона? Книгохранилище с учебниками всех наук, даже неведомых на Земле? Может быть, высеченную на мраморных досках летопись, подробную историю катастрофы, каменное письмо или кинописьмо к ним, далеким пришельцам? Может быть, какие-нибудь могучие машины, лучше всего — радиопередатчик, способный послать сигнал на родную Землю?
Гадать пришлось недолго. Коридор закончился лестницей, за лестницей оказался дверной проем. Дверь, сорванная с петель, валялась на дороге. Три луча ворвались в темное помещение, скользнули по низким каменным же полкам, на которых пачками лежали металлические листы…
Что за листы, зачем? Какие-то клеточки выдавлены на них. Металл желтый. Латунь, что ли?
— Да ведь это золото! — вскричал Ренис. — Черт возьми, сколько золота! — Он поворачивал голову во все стороны, луч фонарика скользил по листам, листам, листам… — Черт возьми! Наверно, они хранили тут золотой запас! Теперь мы богачи, миллионеры, миллиардеры, самые богатые люди на свете! Слышите, Надежда Петровна, самые богатейшие!
А у Нечаевой слезы стояли в глазах. Вынув руку из рукава, она шарила во внутренних карманах, искала платочек. Она всхлипывала, кусала губы, но ничего не могла поделать с собой. Слишком велико было разочарование. Никакой надежды на спасение! Огромные бессмысленные деньги — вероятно, на Фаэтоне золото тоже было деньгами, — на которые не купишь ни одного глотка воздуха, даже кусочек хлеба, даже секунду жизни…
— Деньги — всюду деньги, — твердил Ренис в упоении. — Грамм золота — всюду грамм золота. Золото это цифра в чистом виде, овеществленная цифра, мечта, имеющая вес. Чего же стоят все ваши речи, Надя? Вы уверяли, что капитализм обречен на гибель, и вот пожалуйста: что мы видим в космосе? Капитал. Золотой запас. Деньги.
— Пример Фаэтона ничего не доказывает, — возражала Нечаева. — Капитализм — обычная стадия в истории, на многих планетах можно будет встретить эту стадию. И золото ничего не доказывает еще. Золото будет нужно и при коммунизме. Это могли быть листы, приготовленные для лабораторных приборов. А еще вероятнее, здешнее общество было похоже на древнейший Египет или на Перу. Ведь до железного, до бронзового века народы пережили золотой век. И тогда золото было не деньгами, а просто металлом. Я думаю, мы застали золотой век на Фаэтоне.
И даже у Роберта возникла своя теория — самая научно-фантастическая. Роберт думал, что на Фаэтоне побывали путешественники с далеких звезд, устроили тут ремонтную космическую станцию, добывали металлы, а также и золото: нержавеющий, красивый, гигиенический материал для мебели, для посуды, для приборов, для перегородок, для умывальников и канализационных труб.
— Космические путешественники не тесали бы камень, они выжгли или высверлили бы подземелье, — говорил Ренис-дядя.
Роберт смущенно замолкал, но Нечаева подсказывала ответ:
— Они могли использовать старую пещеру.
И сама же возражала себе:
— А город? Город у залива с кварталами? Зачем космическим путешественникам кварталы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60