— за то, что он не попросил ее руки! Разве такое бывает?!
Он бросил беглый взгляд на Антонию, которая шла по проходу под руку со своим отцом, и в очередной раз подумал, что совершил непростительную ошибку.
Лица Антонии не было видно — его скрывала вуаль из брюссельских кружев.
За белым свадебным платьем тянулся длинный шлейф, который поддерживали двое спотыкающихся малышей, за которыми зорко следили две няни.
Позади шла Фелисия, которая была всего лишь подружкой невесты.
Обряд совершали епископ из епархии в Сент-Олбани и местный викарий. Епископ, несмотря на то что уже соединил новобрачных священными узами, обратился к ним со скучным и длинным приветствием, которое герцог не собирался слушать.
Затем состоялся проезд под триумфальной аркой, сооруженной в селе, и деревенские ребятишки по пути бросали в открытый экипаж маленькие букетики цветов.
Наконец молодожены прибыли в дом графа, где уже собралась большая толпа гостей и где было еще более жарко и душно, чем в церкви.
Пока Антония меняла платье и прихорашивалась в своей комнате наверху, герцогу казалось, что он не выдержит больше ни минуты этого ожидания на виду у всех.
К счастью — и герцог тут тоже не сомневался, что она думала исключительно о благе лошадей, — Антония проявила расторопность, вряд ли присущую многим женщинам, оказавшимся в ее положении, не заставив его ждать.
И вот они сбежали, чему герцог был весьма рад, и теперь, сметая белые зернышки со своей одежды, он думал о том, что, хоть рис и является символом изобилия, от языческого обряда посыпания им новобрачных давным-давно пора бы отказаться.
— Вы не думаете, что надо бы остановиться и сказать кучеру, чтобы он отвязал эти подковы и сапоги, которые так стучат позади нас? — спросила Антония, нарушая ход его мыслей.
— У меня есть идея получше, — ответил герцог. — Когда мы выехали за деревню, я отдал распоряжение, чтобы мой фаэтон ждал нас на перекрестке. Я подумал, что так мы быстрее доберемся до Лондона, хотя, возможно, не все обычаи будут соблюдены.
— О, это же намного приятнее, чем сидеть взаперти в этой карете в течение стольких часов! — обрадовалась Антония. — Как хорошо, что вы подумали об этом!
Неподдельный восторг, звучавший в ее голосе, улучшил прескверное настроение, в котором герцог пребывал с самого утра.
Всю дорогу они молчали, пока карета не доехала до указанного места и Антония не выпрыгнула, торопясь пересесть в поджидающий их фаэтон.
Она весело приветствовала грумов и, как заметил герцог, обратилась к каждому по имени, затем похлопала по холке каждую из четверки отлично подобранных каштанок.
Антония тихонько заговорила с лошадьми, и животные запрядали ушами и потянулись мордами к ней, словно сами собирались что-то рассказать девушке.
— Я рада, что Руфус отвезет нас в Лондон, — сказала она Иву, и глаза ее засияли от восторга. — Он всегда был моим любимчиком.
— Да, леди Антония, — несколько неуверенным тоном ответил старый грум.
Его смущало, что Антония заговорила с ним в присутствии герцога, выказав при этом слишком близкое знакомство с лошадьми, что ему, Иву, не так-то просто будет объяснить своему хозяину.
— Полагаю, нам пора ехать! — несколько резковато произнес герцог. — Гости вскоре начнут разъезжаться по домам и могут увидеть, что мы меняем экипаж, — а это вызовет ненужные толки.
— Да-да, конечно, — послушно согласилась Антония.
Кучер помог ей занять место в фаэтоне, грум вспрыгнул на подножку сзади, герцог тронул кучера за плечо, и экипаж двинулся в путь. Четверка верховых лошадей, предназначавшихся для верховых прогулок в Лондоне, сопровождала фаэтон.
— Это восхитительно! — радовалась Антония. — Я гадала, когда же вы прокатите меня в своем фаэтоне, и думала, что придется ждать возвращения из свадебного путешествия.
Герцог взглянул на нее и вдруг заметил, что короткое сатиновое верхнее платье, надетое сейчас поверх другого, тонкого, идет Антонии больше, чем то, которое он видел на ней при прошлых встречах, а шляпка, украшенная страусовыми перьями, выгодно оттеняет цвет ее глаз. Правда, сравнение со старшей сестрой было не в пользу Антонии, однако, кажется, и в ней ощущалось некое очарование, которое, впрочем, еще предстояло открыть Донкастеру.
Он испытал облегчение, обнаружив также, что она не болтала без умолку все время, пока они ехали.
В самом деле казалось, что все ее внимание отдано лошадям, а герцог по дороге вдруг заметил, что чистый воздух и легкий ветерок способствуют улучшению настроения, снимая напряжение, которое он испытывал с раннего утра.
После обеда в Донкастер-хаузе, в котором им предстояло провести первую брачную ночь, герцог действительно почувствовал себя лучше и наконец смирился со своим новым положением.
Он даже испытал нечто похожее на удовольствие, объясняя Антонии свои планы относительно скачек в Гудвуде, которые должны состояться, когда они будут в отъезде.
Его также приятно поразила осведомленность Антонии в области инноваций в конюшнях Донкастер-Парка, которые после смерти отца достались герцогу не в лучшем состоянии, о лошадях, приобретенных им за последние пять лет, и, что самое удивительное, информированность девушки относительно состояния дел других владельцев конюшен — потенциальных его конкурентов на предстоящих скачках.
— Как вы все это узнали? — спросил герцог, когда Антония поправила его в Вопросе, касавшемся происхождения одной из кобыл лорда Дерби, а после недолгого спора он обнаружил, что был не прав.
— Про скачки я читаю в газетах, — ответила Антония с улыбкой. — Папа пришел бы в ужас, если бы узнал, что я делаю это, потому что в большинстве этих изданий печатаются скандальные полицейские отчеты и клеветнические намеки на нелицеприятные события из жизни известных политических и общественных деятелей.
Герцог слишком хорошо знал, какие газеты она имела в виду, и подумал, что это, несомненно, и есть самое неподходящее чтение для молодой девушки.
Однако все, о чем говорила Антония, казалось ему не столь уж важным — в любом случае не настолько, чтобы упрекать ее за нездоровый интерес к низкопробной прессе.
После обеда они из столовой перешли в библиотеку, несмотря на то что герцог предложил отдохнуть в салоне на втором этаже, который считался самой удобной комнатой в доме.
— Я слышала, что библиотека — ваша любимая комната, — заметила Антония и предложила:
— Давайте посидим там.
— А мне кажется, вы выбрали библиотеку, потому что вам не терпится взглянуть на мои книги, — улыбнулся герцог.
— О, как бы мне хотелось, чтобы вы, — сказала Антония, — когда у вас для этого будет время, показали мне все дивные сокровища, которые собраны в этом доме и про которые мне говорили, что они столь же прекрасны; как и те, что хранятся в Донкастер-Парке…
— У меня создается впечатление, что вы давно знаете о них больше, чем я, — с кислой улыбкой ответил герцог.
Антония промолчала, пораженная количеством книг, собранных в библиотеке, порог которой они как раз переступили.
Герцог с интересом наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица, как едва заметная вежливая улыбка уступает место подлинному восторгу, как сияют ее глаза, — и прекрасно сознавал, что ее восхищение вызвано отнюдь не его присутствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42