Появился лакей и поспешно побежал куда-то по улице. Маркиз догадался, что он послан за наемным экипажем.
Спустя несколько минут лакей вернулся с каретой, в дверях дома появилась фигура под вуалью и, поспешно пройдя по тротуару, села в карету.
Ошибки быть не могло: на незнакомке было открытое кроваво-красное платье, в ко — , тором Леона появилась на приеме в министерстве иностранных дел. Легкая накидка, закрывавшая плечи, сбилась, и можно было видеть рубиновое колье, обвившее ее белоснежную шею.
Наемный экипаж уехал, но Алтон по-прежнему оставался в своем укрытии.
Он простоял за жасминовым кустом еще минут десять, и вот на площадь с бесшабашной лихостью выехал спортивный каррикль с четырьмя молодыми людьми; они были явно навеселе.
Тот, кто правил экипажем, был особенно пьян, и его цилиндр лихо съехал на сторону.
Поднявшись на нетвердых ногах, он бросил вожжи груму и, спустившись с козел, пересек тротуар и взялся за дверной молоток Алтон-Хауса.
Остальные джентльмены последовали за ним, хотя не всем легко далось расставание с мягкими сиденьями.
«Свидетели!»— сказал себе маркиз, крепче сжимая зубы.
Дверь Алтон-Хауса открылась, и он услышал, как виконт Тэтфорд громко сказал:
— Я желаю поговорить с маркизом Алтоном Проведите меня к его светлости.
— Его светлости нет дома, сэр.
— Позволю себе усомниться в этом, — воинственно ответил виконт.
Он проник в холл, за ним проследовали его спутники.
Маркизу слышно было, как они препираются с его лакеями, потом он через раскрытые окна услышал, как непрошеные гости открывают двери малой гостиной первого этажа, библиотеки и столовой.
Из его укрытия Алтону был виден длинный коридор, и он наблюдал, как его пытающихся протестовать слуг бесцеремонно отталкивают сначала виконт, а потом и его спутники.
Наконец виконт поднялся по лестнице: дело дошло до обыска спален.
Алтон был разъярен беспрецедентной наглостью молодых щеголей, но сумел сдержаться: он понимал, что его появление в этот момент для него нежелательно. Однако он дал себе клятву, что заставит каждого из юнцов, осмелившихся вторгнуться в его жилище, дорого заплатить за эту дерзость.
Наконец смущенные и немного растерянные джентльмены вновь появились на тротуаре.
Маркиз не видел выражения лица виконта, но не сомневался, что она выражает не только разочарование, но и тревогу.
Компания вновь взгромоздилась в каррикль и отбыла в полном молчании, и было очевидно, что их настроение сильно отличалось от того развеселого состояния, в котором они прибыли.
Когда каррикль скрылся из вида, маркиз вышел из-за скрывавшего его куста и направился к дому.
На стук дверного молотка у двери моментально появился слуга. Увидев, кто стоит у подъезда, он удивился:
— Милорд! — воскликнул он. — Я полагал…
— Я передумал, — прервал его маркиз.
— Здесь были несколько джентльменов, милорд, которые…
— Мне все известно, — очень резко ответил тот. — Не сомневайтесь, я с ними разберусь.
Он вошел в библиотеку и сел в кресло. Тот же слуга принес графин с бренди и поставил его рядом; помедлив немного на тот случай, если его господин захочет что-нибудь приказать, он вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь.
Маркиз сидел абсолютно неподвижно. Он чувствовал себя так, как будто только что провел утлое суденышко через быстрины опасной реки и только чудом уцелел.
Теперь он понимал, почему Леона так настойчиво разузнавала, намерен ли он быть дома. Она собиралась поймать его, понял он, и намеревалась осуществить свой план в один из вечеров, когда будет знать наверняка, что он дома.
Она намеревалась прийти к нему и соблазнить его — и тут должен был появиться ее брат.
Вывернуться было бы невозможно. От маркиза потребовалось бы поступить по законам чести и спасти запятнанную репутацию Леоны.
Единственным возможным путем для этого была бы женитьба на девушке.
Он спасся, думал маркиз, спасся, — потому, что Сильвина предупредила его, что ему попытаются устроить ловушку.
Если бы она этого не сделала, он мог бы, ни о чем не подозревая, войти в гостиную, где его ждала Леона, предполагая найти там одну из своих любовниц, не настолько уязвимых из-за своего замужества.
Маркиз протянул руку и налил себе рюмку бренди.
Он чувствовал, что оно ему сейчас необходимо: он осознавал, что несколько минут назад его свобода висела на волоске.
Если бы он действительно женился на Леоне, то она, скорее всего, действительно причинила бы ему боль, как и предсказывала Сильвина.
Разве она не разбередила бы раны, которые, как он надеялся, уже зажили и забылись? И все же он знал: то, что случилось с ним в прошлом, он не сможет забыть никогда.
Откинувшись в кресле с рюмкой бренди в руке, маркиз необычайно явственно вспомнил бурные восторги своей первой любви.
Он был очень молод и впечатлителен тогда, вступив в армию прямо из Оксфорда, и Элоизу он почитал не женщиной, а богиней.
Теперь он понимал, что возносить ее на столь высокий пьедестал было чистой воды идеализмом.
Она и вправду была очень привлекательна, обладая какой-то наивной девственной прелестью, и, родись в аристократическом семействе, наверняка бы стала всеми признанной красавицей. Однако она была всего лишь женой скромного британского офицера, и ее прелесть была еще заметнее, поскольку ей не было равных среди жен и возлюбленных, собравшихся в лагере, где проходили подготовку солдаты нескольких полков.
Элоиза казалась миниатюрной и хрупкой, и когда она призналась маркизу (который тогда был виконтом Борном), как плохо обращается с ней муж, он объявил, что вызовет собрата-офицера на дуэль.
Однако Элоиза помешала ему сделать такую глупость.
Несомненно, ей нравился любовный пыл ее юного обожателя и лестно было иметь поклонника со столь высоким положением в обществе, но в то же время она боялась скандала.
Скривив губы, маркиз вспоминал теперь, как глубоко он чтил и уважал эту прелестную женщину, подарившую ему свою любовь.
Сначала он не мог поверить, что она не только отвечает взаимностью на его чувства, но, больше того, готова отдаться ему.
Он не смел и надеяться на такое счастье, не говоря уже о том, чтобы просить ее о такой жертве, но, когда это произошло, он почувствовал, что перед ним открылись врата рая и он поистине благословен.
Он благоговел перед нею и на коленях благодарил Господа за ее любовь. И тут ее муж был убит на маневрах!..
Маркиз почувствовал себя счастливейшим из смертных.
Эта несравненная женщина, это создание из иного мира, которая снизошла до того, чтобы принять его любовь, теперь была свободна и могла стать его женой!
Когда позади было погребение с военными почестями и первые недели глубокого траура, маркиз явился к Элоизе и объявил ей, что попросил об отпуске, чтобы увидеться со своим отцом.
— Я знаю, что нам придется еще долго ждать, — сказал он ей. — Ты будешь в трауре положенный год, но я намерен поговорить с отцом о тебе. Я хочу сказать ему, как много ты для меня значишь, и, когда он узнает, насколько глубоко я люблю тебя, он все поймет и примет тебя в нашу семью.
Маркиз говорил с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.
Он прекрасно знал, что его отец очень гордится фамильной честью и той ролью, которую уже много веков Алтоны играли при дворе и на политическом поприще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49