Наступила пауза, потом француз спросил:
— Мне говорили, возможно, безосновательно, что вы собираетесь замуж за мистера Мэйгрина.
— Кто вам сказал? Француз пожал плечами:
— Я узнал, что уговор состоялся перед тем, как ваш отец отправился за вами в Англию.
Молнией пронеслось в голове у Грэйнии, что, даже если бы мать осталась жива, отец все равно настоял бы на своих правах законного опекуна дочери и увез бы ее на Гренаду.
Едва она вспомнила о Мэйгрине, как отвращение, испытанное ночью, охватило ее с новой силой.
Невольно, даже не думая, что она говорит, Грэйния спросила:
— Что же мне делать? Как избежать этого? Я не могу выйти замуж за этого человека!
В ее голосе прозвучал такой всепоглощающий страх, что француз очень пристально вгляделся в ее лицо своими темными глазами.
Потом он сказал:
— Я согласен, что женщина, подобная вам, ни в коем случае не должна выходить замуж за такого человека, но не мне вам советовать, как избежать этого.
— Но с кем же мне посоветоваться? — с почти детской беспомощностью проговорила Грэйния. — Ведь я до самого приезда ничего не знала о намерениях папы… И теперь, когда я здесь, не знаю, как поступить… Не знаю, где укрыться от него.
Француз с легким стуком положил на стол свой нож.
— Это ваша проблема, мадемуазель, — сказал он, — и вы должны понимать, что я не вправе вмешиваться.
— Да, конечно… — согласилась Грэйния. — Я не должна была говорить так. Простите меня.
— Здесь нечего прощать. Я хочу вас выслушать. Хочу вам помочь, но ведь я враг, не говоря уж о том, что я в то же время и преследуемый законом изгой.
— Возможно, и я хотела бы стать изгнанницей. Тогда мистер Мэйгрин сам не пожелал бы вступить со мной в брак.
Но Грэйния понимала, что нет такой вещи, которая вынудила бы Мэйгрина отказаться от нее.
Она вспомнила, как он смотрел на нее прошлым вечером, и вздрогнула от отвращения.
Она боялась, отчаянно, смертельно боялась не восстания, не гибели, но того, что до нее дотронется этот ужасный человек, само присутствие которого вызывало в ней физическую слабость, почти болезнь.
Выражение ее лица, видимо, было достаточно красноречиво, потому что француз вдруг спросил:
— Почему вы не остались в Англии, в полной безопасности?
— Как я могла остаться после маминой смерти? Я знала очень немногих людей. К тому же папа настаивал на моем возвращении… Как я могла бы возразить?
— Очень жаль, что вы не вышли за кого-нибудь замуж, пока находились там.
— Я считаю, что именно этого хотела мама. Она собиралась представить меня королю и королеве. После этого я стала бы выезжать в свет, меня бы приглашали на балы и приемы. У нее были большие планы, но она заболела… очень тяжело заболела перед Рождеством.
Грэйния на минуту умолкла, прежде чем продолжить:
— Погода стояла сырая и холодная, а мама столько лет прожила в жарком климате, и, как говорил врач, кровь у нее сделалась жидкой. Она была слишком слаба для английского климата.
— Понимаю, — негромко отозвался француз. — Но вы могли бы сказать отцу, что не хотите выходить за этого человека.
— Я говорила ему. Но он заявил, что это дело решенное. К тому же мистер Мэйгрин очень богат.
Пожалуй, она проявляла некоторую некорректность по отношению к отцу, но ведь суть дела заключалась именно в богатстве Родерика Мэйгрина, потому-то отец и проявлял настойчивость. Богатый зять был в состоянии предоставить ее отцу тот комфорт, к которому он привык, и ради этого граф соглашался отдать ему дочь.
— Невыносимое положение! — внезапно высказался француз, и тогда Грэйния решилась повторить свой вопрос:
— Но что же мне делать?
— Когда я лежал впостели и смотрел на портрет вашейматери, — негромко заговорил Бофор, — я думал, что не может бьпъ женщины красивее, милее и привлекательнее. Но теперь я увидел вас, внешне такпохожую на мать, я понял, что художник кое-что не сумел изобразить.
— Что же это? — спросила Грэйния.
— Вы обладаете тем, мадемуазель, что мы, французы, обозначаем словом spiritualite, то есть одухотворенностью. Перенести это на полотно мог бы разве что Микеланджело… или Боттичелли.
— Благодарю вас, — тихо сказала Грэйния.
— Я вовсе не делаю вам комплимент, — возразил Бофор, — а только констатирую факт. Именно поэтому я считаю немыслимым ваш брак с Мэйгрином. Я видел его всего один раз, но наслышан онем достаточно и скажу вам всю правду: лучше вамумереть, чем стать егоженой!
Грэйния стиснула руки.
— Я чувствую то же самое, но я знаю, что папа не послушает меня. Когда он приедет сюда, он принудит меня выйти замуж, что бы я ни говорила и как бы ни умоляла его.
Француз встал, подошел к перилам веранды и оперся о них.
Грэйния решила, что он смотрит на свой корабль; как легко ему уплыть на корабле из гавани в открытое море, стать свободным и позабыть обо всех тревогах и бедах на острове, в том числе и о ее собственных бедах.
Стоя так, Бофор выглядел очень элегантно; его профиль четким силуэтом рисовался на фоне бугенвиллий.
И она представила себе, что ждет его не корабль, а фаэтон, запряженный парой чистокровных лошадей, и вот он приглашает ее, Грейнию, на прогулку в Гайд-парк.
Там их ждали бы только поклоны друзей, разговоры и веселье светского Лондона, и никаких тебе восстаний, кровопролитий, никакого брака с Родериком Мэйгрином.
Грэйния вдруг подумала — каким абсурдным это ни казалось бы теперь! — что француз убережет ее от мира, ставшего для нее таким ужасным и пугающим, от мира, где она вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной.
— Когда вы ждете вашего отца? — спросил Бофор.
Голос был более резким и громким, чем Грэйния ожидала.
— Не имею представления, — помедлив, ответила она. — Я ушла оттуда еще затемно… Они пили всю ночь… и еще не ложились в постель.
Француз кивнул, словно бы он так и думал, и сказал:
— У нас еще есть время. В данную минуту я предлагаю вам пока что не беспокоиться о вашем будущем, а если хотите, приглашаю вас посетить мой корабль.
— Это можно? — спросила Грэйния.
— Сочту за честь.
— Тогда, если позволите, я бы переоделась. Скоро станет очень жарко.
— Ну, разумеется!
Грэйния чуть ли не бегом поднялась к себе наверх. Как она и предполагала, Эйб уже принес чемоданы и оставил их в комнате матери.
Грэйния развязала веревки и открыла чемоданы. Позже она отыщет кого-нибудь из прежней женской прислуги, и ей помогут распаковать все как следует. А пока ей просто хотелось найти платье, в котором она бы выглядела наилучшим образом, — впрочем, она сама себе не признавалась в таком желании.
Быстро извлекла из первого же чемодана платье, купленное в Лондоне. Грэйния носила это красивое платье еще в прошлом году, но широкие юбки пока не вышли из моды, а совершенно чистая кружевная косынка фишю лишь слегка помялась за долгую дорогу.
За считанные минуты сбросив с себя одежду, в которой она ехала верхом, Грэйния вымылась. Она ничуть не удивилась, обнаружив большой кувшин с чистой, прохладной водой.
Потом оделась и спустилась вниз, уверенная, что пират ее дожидается.
Она не ошиблась.
Пират сидел на веранде, подвинув стул на солнцепек, и Грэйния поняла, почему у него такая темная кожа: в отличие от лондонских щеголей он не боялся загореть.
Загар ему шел; видимо, из-за бронзового цвета кожи Грэйния была не слишком шокирована его наготой, когда увидела его в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30