— Проклятие! — шепотом чертыхнулся Рекс, а у Квинеллы учащенно забилось сердце.
Она поняла — ему не понравилось, что кто-то нарушил их уединение. Солнце уже клонилось к закату, и Квинелла оглянулась, чтобы посмотреть на снежные пики — освещены ли они заходящим солнцем.
Их сияние ослепило ее, и с чувством, не совсем понятным ей самой, которое она боялась облечь в слова, она увидела, как Рекс, нахмурившись, смотрит на адъютанта.
Паж доложил ему, что прибыл важный посетитель, которого следует принять со всеми надлежащими почестями.
В первый же день, как только у нее выдалась возможность уйти из дома, Квинелла снова пошла на то место, куда привел ее тогда Рекс.
Это случилось после скучнейшего завтрака с какими-то совершенно неинтересными людьми, и ей хотелось попросить Рекса, чтобы он присоединился к ней. Но ей сказали, что он на совещании и в ближайшее время не освободится.
Тогда Квинелла пошла одна. Презрев все условности, она не надела шляпы, а взяла с собой только зонтик от золнца.
Она наслаждалась своей свободой, не ограниченной никакими рамками официального протокола, которыми они были связаны в Лакхнау.
Напевая какую-то мелодию, она неторопливо шла среди орхидей и любовалась белыми клематисами, обвивавшими все деревья, оплетавшими их стволы с какой-то почти чувственной силой.
Здесь были ярко-красные цветы дхака, знаменитое дерево семал, стояли все в цвету розовато-лиловые баухинии, и Квинелле пришло в голову, что все это — великолепная, драгоценная оправа.
— Оправа чего? — задала она себе вопрос.
И тут же, будто увидев его танцующим среди жертвенных цветов в храме, она поняла, что нет места, более подходящего для Кришны — бога любви.
Квинелла уже почти дошла до того места, куда привел ее тогда Рекс, когда вдруг поняла, что она здесь не одна. Под древним кедром сидел какой-то человек.
Она не испугалась, только удивилась, потому что на территорию Дома правительства никто из посторонних не допускался.
Но потом рассмотрела, что это саддху (В Индии монах нищенствующего ордена, отшельник). Ей уже приходилось видеть таких отшельников, и она сразу же признала его — желтое одеяние, небрежно обернутое вокруг тела, так что одно плечо оставалось открытым, голова обрита — точно так, как тогда в вагоне Рекс обрил раненого Е.17, — и общее впечатление святости, отрешенности от внешнего мира.
Квинелла была совершенно зачарована; она сошла с тропы и направилась, обходя деревья, к сидящему человеку. Подойдя, она молча остановилась. Казалось, он был полностью погружен в сосредоточенное размышление или молитву, и глаза его были закрыты. Но она ждала, инстинктивно чувствуя, что он знает о ее присутствии, хотя и не подает никакого знака.
На вид ему было лет пятьдесят. Но он вполне мог быть и намного старше. Квинелла знала, что благодаря медитации и аскетическому образу жизни, особенно вблизи вечных снегов, люди, подобные ему, выглядели гораздо моложе своих лет.
Когда ей показалось, что ожидание уже бесполезно, глаза саддху вдруг открылись, и он взглянул на нее.
— Простите, если я помешала вам, святейший, — сказала ему Квинелла на урду, — но мне хотелось бы поговорить с вами.
— Говори, — ответил саддху, — задай вопрос, кторый у тебя в сердце.
— Вопрос? — удивленно переспросила Квинелла. — Мне хотелось бы понять… очень многое.
— Ты найдешь то, что ищешь, только через любовь!
Он сказал это очень медленно, но слова прозвучали как приговор, и не успела Квинелла перевести дух, как он продолжал:
— Ты смотришь вверх, на вершину. Это правильно, но ты должна и спускаться вниз, в долину. Они дополняют друг друга. Таков закон. И это есть путь к познанию.
— Мне… кажется, я… не понимаю, — ответила Квинелла.
— Ты понимаешь, — помолчав, сказал он, — а любовь прогоняет страх.
Он закрыл глаза, и Квинелла поняла, что разговор окончен.
Она постояла в нерешительности. Она знала, что он не забыл о ней, просто он уже все сказал, и она не стала больше нарушать его покой,
Удалившись от саддху, она подумала, что теперь будет перебирать в голове вопросы, которые не успела задать ему, но ей никак не удавалось облечь их в слова. Вместо этого она снова и снова вспоминала, как он сказал ей: «Любовь прогоняет страх!»
Удивительно, но те страхи, что преследовали ее, когда она покидала Англию, прошли. Они исчезли полностью, и она никогда больше о них не вспоминала. Она вдруг поняла, что уже несколько недель, если не больше, не вспоминает о принце.
Ей казалось, ненависть и ужас будут преследовать ее всю жизнь, но они были теперь совершенно вытеснены новыми переживаниями и впечатлениями, которыми она была полна благодаря Индии и… Рексу. Она думала о нем не только тогда, когда видела, но и когда засыпала вечером и просыпалась утром.
Неожиданно у нее возникло непреодолимое желание немедленно увидеть его, услышать его голос, оказаться вместе с ним.
Это чувство было таким острым, что она не стала ему противиться и, не дойдя до обвала, места, куда она, собственно, и направлялась, повернула назад, к дому.
Она не стала возвращаться по тропе, а пошла напрямик, через лес, и, еще не дойдя до сада, обнаружила, что попала в лабиринт из рододендронов.
В сочетании с белыми храмовыми цветами они представляли собой зрелище, которое в другое время привело бы ее в восторг.
Но сейчас ей хотелось как можно скорее увидеть Рекса, и вдруг она поняла, что заблудилась в диком кустарнике, который шел кольцом вокруг возделанного сада.
Она подумала было, не вернуться ли ей назад, чтобы найти тропинку с орхидеями, но нетерпение ее было слишком велико, и она продолжала пробираться сквозь густые заросли.
И вдруг до нее донеслись голоса.
Она непроизвольно замерла и услышала, как мужчина сказал на урду:
— Можно напасть в любой момент.
Квинеллу заставило застыть не только слово «напасть», но и то, как это было сказано — тихо, полушепотом-полусвистом, причем каждый звук плавно переходил в следующий.
— А как туда попасть?
— Амар будет ждать в погребе.
— Стража может его увидеть.
— Нет, он поможет Садхину притащить дрова, часовые — дураки: не поймут, что там не один лесник, а двое.
— Вот это умно!
— Те, кто заказывал, — умные!
— Да… и платят хорошо.
Они замолчали, и Квинелла перевела дыхание. Тут снова заговорил первый:
— А как Амар проберется к господину?
— Он будет уже там. Все очень просто. Господин придет к себе в кабинет. Когда гости уйдут, камин еще не разожгут — Амар переберется из погреба в камин.
— Это умно придумано, очень умно!
— Ход проделали уже два дня назад.
— Умный план, очень умный план! Говорившие довольно захихикали, и до Квинеллы неожиданно дошел весь ужас того, что она только что услышала.
Это наверняка очередной ход в Большой Игре, и Рекса должны убить! Но на этот раз русские — кто же это может быть, кроме русских — подкупили двоих людей из обслуги Дома правительства.
Тихо-тихо, чтобы не выдать своего присутствия, стараясь ступать так, чтобы не хрустнула ни одна веточка под ногой, она медленно и с великой осторожностью стала выбираться из зарослей рододендронов.
Она думала, двигаясь, как ей казалось, вдоль зарослей, выйти в конце концов на тропинку, заросшую орхидеями.
И только когда она решила, что уже достаточно удалилась от тех двоих и что можно идти быстрее, с ужасом поняла, что заблудилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37