Это обрадовало меня. Но, обдумав эту ситуацию основательнее, я сделал другой, совсем не оптимистический вывод: это произошло не по недосмотру творцов роботов и программ для них, а в силу всеобщего «поворота мозгов», для которого мой оригинальный поворот вообще не существует как нечто реальное и заслуживающее внимания. Он в нашем мире просто лишён какого бы то ни было смысла. Я просто не существую в качестве личности с таким сознанием.
По окончании беседы мне сообщили, что моя степень лояльности в пределах нормы. Меня это сообщение почему-то нисколько не обрадовало. Наоборот, я ощутил какой-то леденящий ужас. Мне захотелось, чтобы меня допрашивали жестокие и беспощадные люди, а не бездушные машины, чтобы они пытали меня, заставляя выдать самые сокровенные тайны моего сознания, а не игнорировали их как нечто несуществующее. Мне захотелось предстать перед судом инквизиции, оказаться в застенках немецкого гестапо или русского КГБ XX века. Но ничего подобного у нас, увы, не было. Было нечто ещё более жестокое и беспощадное: равнодушие.
Во время перерыва я встретился с Филом. Вглянув на меня, он сказал, что вид у меня такой, как будто я побывал в отделе лояльности. Сказал так, как человеку, побывавшему в лапах Гестапо или КГБ, сказали бы его знакомые, что вид у него такой, как будто он побывал в лапах гестапо или КГБ. Я сказал, что я на самом деле там был. Фил на это не сказал ни слова. Так молча мы поели и разошлись по рабочим местам.
Новая тревога
Приближается коней испытательного срока. Во мне зародилась новая тревога: а не лучше ли было бы, если бы меня не оставили на основной срок?! Оставшись здесь, я навечно продаю себя в рабство. Хотя и комфортабельное, но все-таки рабство. Что ждёт меня тут? Однообразная рутина изо дня в день, из года в год. Постепенное повышение служебного ранга, зарплаты, благополучия. Возможно — семья вроде семьи Ива. И вечная душевная боль из-за невозможности реализовать свои способности. А если не оставят — что тогда?! Представится ли случай распорядиться своей жизнью по своей воле? Не попаду ли я в «отбросы», и в одну из «очистительных» кампаний не исчезну ли я бесследно в интересах сокращения процента «отбросов» до нормы?! Что и кто меня ждёт вне МЦ?! Кому я дорог?! Кому я нужен?!
Я почувствовал ненужность моего сократовского мозга и бессмысленность стремления к познанию. Как все-таки были мудры авторы Библии, сочтя страсть познания изначальным грехом человеческой истории!
К тому же чем дольше я работаю здесь, тем уже круг людей, которые проявляют какой-то интерес ко мне, и тем реже я разговариваю с ними. Боюсь, что скоро и этик не останется. Однажды я случайно разговорился с одним старым сотрудником МЦ. Он сказал, что за последние пятнадцать лет я был единственным заговорившим с ним. Я рассказал об этом случае Филу. Он сказал, что это здесь обычное дело. Людям, работающим профессионально с информацией, не о чем разговаривать!
Исповеди и покаяния
Время от времени в средствах массовой информации устраивают своего рода общественные и публичные исповеди и покаяния. При этом выбирается какой-то аспект жизни общества. Какой именно и в какое время, никакой закономерности на этот счёт нет. Конечно, в недрах массмедиа кто-то принимает соответствующие решения, но и в этом нет строгих правил. Происходит просто стечение обстоятельств, появляется подходящий повод или потребность, и вдруг вспыхивает кампания обнажения язв этого аспекта общества и их осуждение, причём с такой откровенностью и в таких масштабах, на какие не способны никакие критики и враги нашего общественного строя.
Подвергается критике все, что как-то причастно к избранному для разоблачения и осуждения множеству пороков, включая сами средства массовой информации, высшие власти, заправил бизнеса. И чем сильнее, тем лучше, ибо избыток критики действует сильнее, чем её недостаток. Люди просто тупеют от обрушивающейся на них информации ужасов их собственной жизни, выраженных в громадных величинах. Первые сообщения о миллионах преступлений в сутки, о сотнях тысяч изнасилований, о тоннах наркотиков и т.п. вызывают шок. Но он быстро проходит. Люди ждут новых, ещё более страшных величин, ещё более леденящих кровь фактов. Пресытившись такой «духовной» пищей, люди теряют к ней всякий интерес и впадают в то состояние отупения, о котором я уже упомянул.
Кампании публичной исповеди и покаянии проводятся самими властителями той сферы западнизма, которая занята формированием менталитета западоидов. Они суть средство идеологического оболванивания западоидов. Благодаря им создаётся видимость, будто у нас не скрывают никакие недостатки, будто предают их гласности без всяких ограничений, будто свободно обсуждают их и сообща ищут пути их преодоления. Оппозиционная критика при этом обезвреживается, не возникает устойчивая критическая идеология, способная на длительное время овладеть массами и побудить их на радикальные политические действия.
Проходит несколько дней, и кампания исповеди и покаяния и общественных грехах кончается так же внезапно, как и начинается. Жизнь продолжает свой ход со всеми теми язвами, которые обнажили и в которых покаялись. Бывшие обличители пороков возвращаются к своим основным обязанностям прославления добродетелей нашего лучшего из миров. Иногда сразу одновременно проходит несколько кампаний. Делается это с целью распылить внимание людей. Вот сейчас идут сразу три кампании — против злоупотреблений средствами тайного наблюдения, против злоупотреблений средствами индивидуальной самозащиты и против паразитарных учреждений и предприятий. Несколько слов о каждой из них.
Средства тайного наблюдения за людьми, фиксирования («записи») наблюдаемого и манипулирования «записью» достигли высочайшего совершенства, стали общедоступными, превратились в привычный элемент нашего образа жизни. Практически теперь можно наблюдать все в жизни обычных граждан так, что заметить наблюдение невозможно. Все наблюдаемое фиксируется. Есть приспособления, с помощью которых можно зафиксированные материалы комбинировать и модифицировать так, что различить подлинник и подделку не всегда могут даже квалифицированные специалисты.
Благодаря этим средствам тайное наблюдение одних людей за другими и использование результатов наблюдений стало всеобщей болезнью, превратилось в непреходящий кошмар. Люди стали следить за своими близкими, за врагами, за начальниками, за подчинёнными, за посторонними (на всякий случай). Развилась целая сфера преступности на этой основе. Никакая борьба против этого не помогала. Время от времени вспыхивали массовые движения с требованием прекратить производство таких средств и запретить их употребление под угрозой тяжёлого наказания. Но до сих пор безрезультатно. Надо полагать, и эта кампания закончится ничем.
Аналогично обстоит дело со средствами индивидуальной самозащиты от нападений. Тут тоже нарушена мера, и эти средства стали играть роль противоположную — роль средств нападения. Люди стали физически опасными друг для друга существами, превратились в скорпионообразные, змееобразные твари. Требования прекратить производство и свободную продажу средств такого рода стали выдвигаться уже в конце XX века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107