И потомки так и не узнают о наших предсказаниях. Замена органов человеческого тела достигнет такого совершенства, что будут заменять даже мозг и половые органы. Вот это будет мир! Миллиарды стариков с могучими половыми органами и вечными зубами! А все политики — с великолепными искусственными мозгами. В России будет восстановлена монархия и пышным цветом расцветёт православие. Правда, это произойдёт в сумасшедшем доме и в воображении четвёртой эмиграции. Но это тоже событие. Будет открыт такой способ замораживания покойников, что их можно будет хранить сколь угодно долго, разморозить через много лет и оживить. Зачем? Ради прогресса и гуманизма, конечно. Через пятьдесят лет вся планета будет заставлена гробами с замороженными миллионерами, кинозвёздами, спортсменами, певцами, политиками... Представляете, что будет твориться в мире, если их на самом деле разморозят! Но будем надеяться, что потомки наши будут уж не такими наивными, чтобы пойти на это. А что, если борцов за мир тоже начнут замораживать? Тогда начнётся не холодная, а ледяная война. Б-р-р-р!!...
Короче говоря, проблема не в том, что будет через пятьдесят лет, а в том, что будут думать о нас уцелевшие потомки через пятьдесят лет. А думать они о нас будут плохо и с полным презрением к нам, а не с сочувствием. В этом можно быть уверенным на все сто процентов. Потомки вообще плохо думают о реальных предках. Они думают хорошо только о таких предках, каких они сами выдумывают по образу своему и подобию. Предки вообще есть лишь карикатура на современников, а потомки — карикатура на предков.
Пацифисты
Движутся ветераны той войны с лозунгом «Не допустим повторения!». Зачем ломиться в открытую дверь? Та война, увы, в принципе неповторима. Она была последняя бесчеловечная, но соразмерная человеку война. Будущая война будет, может быть, человечнее прошлой. Но она будет несоразмерной человеку и всему человечеству. По масштабам она будет войной богов, но вести её будут ничтожества, причём ради ничтожных целей. И уцелеют ничтожества. И социальные сдвиги в мире будут ничтожны. А прошлая война была всё-таки значительна по целям, участникам и результатам.
Память
Была... В памяти всплывают иные картины. Память, она порою мучает так же, как и страх будущего. Ужас в прошлом и ужас впереди — что за жизнь?! В начале той войны он сочинил стихотворение, из которого вспоминаются такие строки: счастливы мёртвые, им жизнь не угрожает, им не придётся больше ничего терять. Тогда они не теряли ничего, кроме жизни, а это не так уж страшно. Теперь людям страшно потому, что есть что терять. Им было страшно думать о жизни, ибо им в жизни не светило ничего.
Они тогда в беспорядке отступали в глубь страны, не успевая зарыть погибших товарищей. Отступали без сна и отдыха, грязные и голодные. Они утратили чувство страха смерти и покорно ждали своей очереди быть убитыми и оставленными непогребенными. Однажды им выпала удача: они натолкнулись на котёл с кашей, брошенный какой-то воинской частью. Видать, плохо пришлось ребятам, если они оставили такое бесценное сокровище. Каша была ещё тёплая. От неё исходил такой упоительный аромат, что они решили наконец-то выполнить приказ Верховного Главнокомандующего «Ни шагу назад!». Они побросали оружие и, отталкивая друг друга, стали грязными руками набивать кашей ссохшиеся от голода животы. Они игнорировали слезливые призывы политрука поскорее удирать от приближающихся немцев. Они нажрались так, что на самом деле не могли сделать ни шагу назад, разлеглись вокруг опустошённого котла и размечтались о будущем. И не о каком-то паршивом завтрашнем дне, а о великом отдалённом будущем, о том, каким будет мир лет через тридцать или даже через пятьдесят.
«Еды будет вдоволь», — сказал один пророк. «Обувь будет без дыр», — поддержал его другой. «Под душем будут мыться каждую неделю», — добавил третий...
Высказывая такие фантастические гипотезы, они хохотали до колик в животе.
На рассвете все пророки были убиты. Уцелевшие перешагнули через их тела и побрели дальше назад — в будущее, предсказанное убитыми. Промчались годы. Все те предсказания сбылись. А для кого? И что от того погибшим пророкам?! Им же, уцелевшим, это не принесло особой радости. Сбывшиеся мечты оказались ничего не значащими пустяками. Их заслонили другие, чуждые им заботы живых. И им не осталось ничего другого, как утешать себя банальными житейскими истинами. Не мы — первые, не мы — последние. Предсказания сбываются, но не для тех, кто их делает. И совсем не так, как это нужно потомкам. Потомкам предсказанное предшественниками оказывается безразличным, чуждым или ненавистным. У них появляются свои желания и свои предсказания. Они перешагивают через трупы предсказаний своих предшественников и уходят в такое же чужое им будущее.
Так пусть и на их пути тоже встретится свой котёл с кашей!..
Пацифисты
А колонна движется и движется. Час. Другой... Вот несут плакат — чёрный силуэт атомной бомбы, перечёркнутый красным крестом. Но будущая война вряд ли будет атомной. К тому же есть оружие пострашнее атомной бомбы: это — страх перед атомной бомбой. И это оружие уже действует в мире, бьёт в сердца и головы людей, причём без промаха. Кто посчитает число жертв этой ещё неначавшейся войны? Кто залечит нанесённые ею раны?
Никакого из ряда вон выходящего страха атомной войны в реальности нет. Это вымысел прессы и самообман. Страх вообще есть естественное состояние людей. И всегда есть что-то такое, что обобщает страх более или менее широких групп людей. Психиатры и социологи, например, отмечают страх атомной войны у детей. Если бы они теми же методами исследовали детей в России до революции, то они бы столь же «безошибочно» установили бы страх перед сказочной Бабой Ягой или перед Кощеем Бессмертным.
Память
Советские люди по многим признакам отличаются от западных по отношению к войне, и среди них — чувство юмора. Они со смехом смотрят на мрачное будущее, и это помогает им легче переживать ещё более мрачное настоящее.
Это было в самом начале войны. Был в их дивизии один очень маленький, но очень толстый полковник. Он был очень похож на Наполеона. Похож не только внешне, но и по внутренним амбициям. Уступая превосходящим силам противника, они отошли на заранее подготовленные позиции и зарылись в окопы. Они ждали атаки противника. Но у противника был выходной день. Судя по звукам из его окопов, там пьянствовали и орали песни. Тутто полковник-Наполеон и решил проявить свой полководческий дар. Он вылез на бруствер, широко расставил ноги для устойчивости и поднял ладонь ко лбу, дабы лучше разглядеть расположение противника. Проделал он этот величественный жест наподобие русского богатыря Ильи Муромца на картине Васнецова «Три богатыря». Но в этот момент просвистел немецкий снаряд, и несостоявшемуся Наполеону оторвало голову. Обезглавленное тело его, однако, продолжало устойчиво стоять на бруствере с поднятой рукой. Зрелище было такое жуткое, что все — от рядовых солдат до командиров полков, политработников и начальников особых отделов — разразились гомерическим хохотом. Хохот был такой силы, что заглушил стрекотание пулемётов и автоматов и даже гул отдалённой артиллерийской канонады. Немцы были озадачены и, сжигаемые любопытством, безоружные, повылазили из окопов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Короче говоря, проблема не в том, что будет через пятьдесят лет, а в том, что будут думать о нас уцелевшие потомки через пятьдесят лет. А думать они о нас будут плохо и с полным презрением к нам, а не с сочувствием. В этом можно быть уверенным на все сто процентов. Потомки вообще плохо думают о реальных предках. Они думают хорошо только о таких предках, каких они сами выдумывают по образу своему и подобию. Предки вообще есть лишь карикатура на современников, а потомки — карикатура на предков.
Пацифисты
Движутся ветераны той войны с лозунгом «Не допустим повторения!». Зачем ломиться в открытую дверь? Та война, увы, в принципе неповторима. Она была последняя бесчеловечная, но соразмерная человеку война. Будущая война будет, может быть, человечнее прошлой. Но она будет несоразмерной человеку и всему человечеству. По масштабам она будет войной богов, но вести её будут ничтожества, причём ради ничтожных целей. И уцелеют ничтожества. И социальные сдвиги в мире будут ничтожны. А прошлая война была всё-таки значительна по целям, участникам и результатам.
Память
Была... В памяти всплывают иные картины. Память, она порою мучает так же, как и страх будущего. Ужас в прошлом и ужас впереди — что за жизнь?! В начале той войны он сочинил стихотворение, из которого вспоминаются такие строки: счастливы мёртвые, им жизнь не угрожает, им не придётся больше ничего терять. Тогда они не теряли ничего, кроме жизни, а это не так уж страшно. Теперь людям страшно потому, что есть что терять. Им было страшно думать о жизни, ибо им в жизни не светило ничего.
Они тогда в беспорядке отступали в глубь страны, не успевая зарыть погибших товарищей. Отступали без сна и отдыха, грязные и голодные. Они утратили чувство страха смерти и покорно ждали своей очереди быть убитыми и оставленными непогребенными. Однажды им выпала удача: они натолкнулись на котёл с кашей, брошенный какой-то воинской частью. Видать, плохо пришлось ребятам, если они оставили такое бесценное сокровище. Каша была ещё тёплая. От неё исходил такой упоительный аромат, что они решили наконец-то выполнить приказ Верховного Главнокомандующего «Ни шагу назад!». Они побросали оружие и, отталкивая друг друга, стали грязными руками набивать кашей ссохшиеся от голода животы. Они игнорировали слезливые призывы политрука поскорее удирать от приближающихся немцев. Они нажрались так, что на самом деле не могли сделать ни шагу назад, разлеглись вокруг опустошённого котла и размечтались о будущем. И не о каком-то паршивом завтрашнем дне, а о великом отдалённом будущем, о том, каким будет мир лет через тридцать или даже через пятьдесят.
«Еды будет вдоволь», — сказал один пророк. «Обувь будет без дыр», — поддержал его другой. «Под душем будут мыться каждую неделю», — добавил третий...
Высказывая такие фантастические гипотезы, они хохотали до колик в животе.
На рассвете все пророки были убиты. Уцелевшие перешагнули через их тела и побрели дальше назад — в будущее, предсказанное убитыми. Промчались годы. Все те предсказания сбылись. А для кого? И что от того погибшим пророкам?! Им же, уцелевшим, это не принесло особой радости. Сбывшиеся мечты оказались ничего не значащими пустяками. Их заслонили другие, чуждые им заботы живых. И им не осталось ничего другого, как утешать себя банальными житейскими истинами. Не мы — первые, не мы — последние. Предсказания сбываются, но не для тех, кто их делает. И совсем не так, как это нужно потомкам. Потомкам предсказанное предшественниками оказывается безразличным, чуждым или ненавистным. У них появляются свои желания и свои предсказания. Они перешагивают через трупы предсказаний своих предшественников и уходят в такое же чужое им будущее.
Так пусть и на их пути тоже встретится свой котёл с кашей!..
Пацифисты
А колонна движется и движется. Час. Другой... Вот несут плакат — чёрный силуэт атомной бомбы, перечёркнутый красным крестом. Но будущая война вряд ли будет атомной. К тому же есть оружие пострашнее атомной бомбы: это — страх перед атомной бомбой. И это оружие уже действует в мире, бьёт в сердца и головы людей, причём без промаха. Кто посчитает число жертв этой ещё неначавшейся войны? Кто залечит нанесённые ею раны?
Никакого из ряда вон выходящего страха атомной войны в реальности нет. Это вымысел прессы и самообман. Страх вообще есть естественное состояние людей. И всегда есть что-то такое, что обобщает страх более или менее широких групп людей. Психиатры и социологи, например, отмечают страх атомной войны у детей. Если бы они теми же методами исследовали детей в России до революции, то они бы столь же «безошибочно» установили бы страх перед сказочной Бабой Ягой или перед Кощеем Бессмертным.
Память
Советские люди по многим признакам отличаются от западных по отношению к войне, и среди них — чувство юмора. Они со смехом смотрят на мрачное будущее, и это помогает им легче переживать ещё более мрачное настоящее.
Это было в самом начале войны. Был в их дивизии один очень маленький, но очень толстый полковник. Он был очень похож на Наполеона. Похож не только внешне, но и по внутренним амбициям. Уступая превосходящим силам противника, они отошли на заранее подготовленные позиции и зарылись в окопы. Они ждали атаки противника. Но у противника был выходной день. Судя по звукам из его окопов, там пьянствовали и орали песни. Тутто полковник-Наполеон и решил проявить свой полководческий дар. Он вылез на бруствер, широко расставил ноги для устойчивости и поднял ладонь ко лбу, дабы лучше разглядеть расположение противника. Проделал он этот величественный жест наподобие русского богатыря Ильи Муромца на картине Васнецова «Три богатыря». Но в этот момент просвистел немецкий снаряд, и несостоявшемуся Наполеону оторвало голову. Обезглавленное тело его, однако, продолжало устойчиво стоять на бруствере с поднятой рукой. Зрелище было такое жуткое, что все — от рядовых солдат до командиров полков, политработников и начальников особых отделов — разразились гомерическим хохотом. Хохот был такой силы, что заглушил стрекотание пулемётов и автоматов и даже гул отдалённой артиллерийской канонады. Немцы были озадачены и, сжигаемые любопытством, безоружные, повылазили из окопов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53