Отсюда взять, оттуда взять,
куда потом продать?
Звонки, гудки, свистки, дела,
в конце всего - погост.
И смерть пришла, и жизнь прошла,
как будто псу под хвост.
Свистеть щеглом и сыто жить,
а также лезть в ярмо,
потом и то, и то сложить
и получить дерьмо.
И льется дождь, и град летит,
везде огни, вода,
но чей-то взгляд следит, следит
за мной всегда, всегда.
Влезай, влезай в окно, птенец,
вдыхай амбре дерьма,
стрельба и смерть - один конец,
а на худой - тюрьма.
И жизнь, и смерть в одних часах.
О, странное родство!
Всевышний сыщик в небесах
и чье-то воровство.
Тебе меня не взять, не взять,
не вдеть кольца в ноздрю,
рукою - в глаз, коленом - в зад
и головой - в петлю!

20. /КОММЕНТАРИЙ/
Поэты утомительно поют.
А воры нам загадки задают.
Куда девался прежний герметизм.
На что теперь похожей стала жизнь.
Сплошной бордель.
Но мы проявим такт:
объявим-ка обещанный антракт.
Танцуйте все и выбирайте дам,
осмеливаюсь я напомнить вам:
не любят дамы скучного лица.
Теперь уж недалеко до конца.
/уходит, следует десятиминутный
джазовый проигрыш/

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
21
Уже дома пустеют до зари,
листва внизу и только ветер дует,
уже октябрь, читатели мои,
приходит время новых поцелуев.
Спешат, спешат над ними облака,
куда-то вдаль, к затихшей непогоде.
О чем писать, об этом ли уходе.
И новый свет бежит издалека,
и нам не миновать его лучей.
И может быть, покажется скучней
мое повествование, чем прежде.
Но, Боже мой, останемся в надежде,
что все же нам удастся преуспеть:
вам - поумнеть, а мне - не поглупеть.
Я продолжаю. Начали. Вперед.
Вот шествие по улице идет.
Уж вечереет. Город кроет тень.
Все тот же град, все тот же год и день,
и тот же дождь и гул, и та же мгла,
и тот же тусклый свет из-за угла,
и улица все та ж, и магазин,
и вот толпа гогочущих разинь.
А вечер зажигает фонари.
Студентики, фарцмены, тихари,
грузины, блядуны, инженера
и потаскушки - вечная пора,
вечерняя пора по городам,
полупарад ежевечерних дам,
солдатики, курсантики - крупа...
Однообразна русская толпа.
О них еще продолжим разговор,
впоследствии мы назовем их - хор.
Бредет сомнамбулический отряд.
Самим себе о чем-то говорят
князь Мышкин, Плач, Честняга, Крысолов,
о чем-то говорят, не слышно слов,
и только шум. Бредут, бредут, хрипя,
навеки погруженные в себя,
и над Счастливцем зонтик распростерт,
и прижимается к Торговцу Чорт,
принц Гамлет руки сложит на груди,
любовники белеют позади.
Читатель мой, внимательней гляди:
завесою дождя отделены
от нас с тобою десять человек.
Забудь на миг свой торопливый бег
и недоверчивость на время спрячь,
и в улицу шагни, накинув плащ
и втягивая голову меж плеч,
и попытайся разобрать их речь.

22. РОМАНС КНЯЗЯ МЫШКИНА
В Петербурге снег и непогода,
в Петербурге горестные мысли,
проживая больше год от года,
удивляться в Петербурге жизни.
Приезжать на Родину в карете,
приезжать на Родину в несчастье,
приезжать на Родину для смерти,
умирать на Родине со страстью.
Умираешь, ну и Бог с тобою,
во гробу, как в колыбельке чистой,
привыкать на Родине к любови,
привыкать на Родине к убийству.
Боже мой, любимых, пережитых,
уничтожить хочешь - уничтожишь,
подними мне руки для защиты,
если пощадить меня не можешь.
Если ты не хочешь. И не надо.
И в любви, испуганно ловимой,
поскользнись на Родине и падай,
оказавшись во крови любимой.
Уезжать, бежать из Петербурга,
и всю жизнь летит до поворота
до любви, до сна, до переулка
зимняя карета идиота.

23. /КОММЕНТАРИЙ/
А все октябрь за окнами шумит,
и переулок за ночь перемыт
не раз, не два холодною водой,
и подворотни дышат пустотой.
Теперь все позже гаснут фонари,
неясный свет октябрьской зари
не затопляет мерзлые предместья,
и все ползет по фабрикам туман,
еще не прояснившимся умам
мерещатся последние известья,
и, тарахтя и стеклами, и жестью,
трамваи проезжают по домам.
/В такой-то час я продолжал рассказ,
недоуменье непротертых глаз,
и невниманье полусонных душ,
и торопливость, как холодный душ,
сливались в леденящую струю
и рушились в мистерию мою./
Читатель мой, мы в октябре живем.
В твоем воображении живом
теперь легко представится тоска
несчастного российского князька.
Ведь в октябре несложно тосковать,
морозный воздух молча целовать,
листать мою поэму...
Боже мой,
что, если ты прочтешь ее зимой
иль в августе воротишься домой
из южных путешествий, загорев,
и только во вступленье, надоев,
довольством и вниманием убит,
я буду брошен в угол и забыт,
чтоб поразмыслить над своей судьбой,
читатель мой... А впрочем, чорт с тобой!
Прекрасным душам счастья не дано.
Счастливое рассветное вино,
давно кружить в их душах перестав,
мгновенно высыхает на устах,
и снова погружается во мрак
прекраснодушный идиот, дурак,
и дверь любви запорами гремит,
и в горле горечь тягостно шумит,
так пей вино тоски и нелюбви
и смерть к себе испуганно зови,
чужие души робко теребя.
Но хватит комментариев с тебя,
читатель мой, я надоел давно,
но все же посоветую одно:
когда придет октябрь - уходи,
по сторонам презрительно гляди,
кого угодно можешь целовать,
обманывать, губить и блядовать
до омерзенья, до безумья пить.
Но в октябре не начинай любить.
/Я умудрен, как змей или отец./
Но перейдем к Честняге, наконец.

24. РОМАНС ДЛЯ ЧЕСТНЯГИ И ХОРА
Хор. Здесь дождь и дым, и улица,
туман и блеск огня.
Честняга. Глупцы, придурки, умники,
послушайте меня,
как честностью прославиться,
живя в добре и зле,
что сделать, чтоб понравиться
на небе и земле.
Я знал четыре способа:
-Покуда не умрешь,
надеяться на Господа...
Хор. -Ха-ха, приятель, врешь!
Честняга. Я слышу смех, иль кажется
мне этот жуткий смех.
Друзья, любите каждого,
друзья, любите всех -
- и дальнего, и ближнего,
детей и стариков...
Хор. Ха-ха, он выпил лишнего,
он ищет дураков!
Честняга. Я слышу смех. Наверное,
я слышу шум машин;
друзья, вот средство верное,
вот идеал мужчин:
-берите весла длинные,
топор, пилу, перо,
и за добро творимое
получите добро,
стучите в твердь лопатами,
марайте белый лист.
- Воздастся и заплатится...
Хор. Ха-ха, приятель, свист!
Ты нас считаешь дурнями,
считаешь за детей.
Честняга. Я слышу смех. Я думаю,
что это смех людей.
И я скажу, что думаю,
пускай в конце концов
я не достану курева
у этих наглецов.
О, как они куражатся,
но я скажу им всем,
четвертое и, кажется,
ненужное совсем,
четвертое /и лишнее/,
души /и тела/ лень.
-За ваши чувства высшие
цепляйтесь каждый день,
за ваши чувства сильные,
за горький кавардак
цепляйтесь крепче, милые...
Хор. А ну заткнись, чудак!
Чего ты добиваешься,
ты хлебало заткни,
чего ты дорываешься
над русскими людьми?
Земля и небо - господа,
но нам дано одно.
Ты знал четыре способа,
но все они - говно.
Но что-то проворонил ты:
чтоб сыто есть и пить,
ты должен построннему
на горло наступить.
Прости, мы извиняемся,
но знал ли ты когда,
как запросто меняются
на перегной года,
взамен обеда сытного,
взамен "лююблю -люблю" -
труда - но непосильного,
с любовью - по рублю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9