Мне в Англии не быть,
кого-то своевременно любить,
кого-то своевременно забыть,
кого-то своевременно убить,
и сразу непременная тюрьма -
и спятить своевременно с ума.
Вот Дания, а вот ее король.
Когда-нибудь и мне такая роль...
А впрочем - нет...
Пойду-ка покурю.
Гораций мой, я в рифму говорю!
Как быстро обгоняют нас
возлюбленные наши.
В час безумья
мне кажется - еще нормален я,
когда давно Офелия моя
лепечет языком небытия.
Так в час любви и в час безумья - вы,
покинув освещенные дома,
не зная ни безумья, ни любви,
целуете и сходите с ума.
Мне кажется, что сбился мой берет.
Вот кладбище - прекрасный винегрет,
огурчики налево и направо,
еще внизу,
а мы - приправа.
Не быть иль быть - вопрос прямолинейный
мне задает мой бедный ум, и нервный
все просится ответ: не быть, не быть,
кого-то своевременно забыть,
кого-то своевременно любить,
кого-то своевременно... Постой!
Не быть иль быть - какой-то звук пустой.
Здесь все, как захотелось небесам.
И впрочем, говорил об этом сам.
Гораций мой, я верил чудесам,
которые появятся извне...
БЕЗУМИЕ - вот главное во мне.
Позор на Скандинавский мир.
Далеко ль до конца, ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР?
Далеко ль до конца, милорд?
Какого черта, в самом деле?..

41. ЧОРТ!
Новобранцы, новобранцы, новобранцы!
Ожидается изсканная драка,
принимайте новоявленного братца,
короля и помазанника из мрака.
Вот я снова перед вами - одинокий,
беспокойный и участливый уродец,
тот же самый, черно-белый, длинноногий,
одинокий и рогатый полководец.
Все, что брошено, оставлено, забыто,
все, что "больше не воротится обратно",
возвращается в беспомощную битву,
удивительную БИТВУ ЗА УТРАТЫ.
Как фонарики, фонарики ручные,
словно лампочки на уличных витринах,
наши страсти, как страдания ночные
этой плоти - и пространства поединок.
Так прислушивайся к уличному вою,
возникающему сызнова из детства,
это к мертвому торопится живое,
совершается немыслимое БЕГСТВО.
Что-то рядом затевается на свете,
это снова раздвигаются кровати,
пробуждаются солдаты после смерти,
просыпаются любовники в объятьях.
И по новой зачинаются младенцы,
и поют перед рассветом саксофоны,
и торопятся, торопятся одеться
новобранцы, новобранцы, салдафоны.
Как вам нравится наш новый полководец?
Как мне нравится построенный народец,
как мне нравятся покойники и дети,
саксофоны и ударник на рассвете.
Потому что в этом городе убогом,
где отправят нас на похороны века,
кроме страха перед дьяволом и Богом,
существует что-то выше человека.

42.
Три месяца мне было, что любить,
что помнить, что твердить, что торопить,
что забывать на вермя. Ничего.
Теперь зима и скоро Рождество,
и мы увидим новую толпу.
Давно пора благодарить судьбу
за зрелища, даруемые нам
не по часам, а иногда по дням,
а иногда - как мне - на месяца.
И вот теперь пишу слова конца.
Стучит машинка. Смолкший телефон
и я - мы слышим колокольный звон.
На площади моей. Звонит собор.
Из коридора долетает спор,
и я слова последние пишу.
Ни у кого прощенья не прошу
за все дурноты. Головы склоня,
молчат герои. Хватит и с меня.
Стучит машинка. Вот и все, дружок.
В окне летит ноябрьский снежок,
фонарь висячий на углу кадит,
вечерней службы колокол гудит,
шаги моих прохожих замело.
Стучит машинка. Шествие прошло.
___________________________
сентябрь-октябрь-ноябрь 1961года
Ленинград

1 2 3 4 5 6 7 8 9