Напомню тебе, коль ты совсем утратил способность мыслить, что подобные твои поступки, будь то в прошлом, настоящем или будущем, наносят обиду Господу, и твоей науке, и тебе самому. Но уж если тебя ничему не научила философия и на память не приходит собственный опыт и все, что тебе довелось пережить, вспомни, что у тебя день-деньской перед глазами творения древних мастеров, украсивших стены изображением юного лучника с повязкой на глазах, обнаженного и крылатого, и вдумайся в глубочайший смысл этого образа.
И все же твои занятия открыли бы тебе глаза на женщин, если бы ты этого хотел; чуть ли не все они мнят себя дамами и требуют, чтобы их так называли, однако очень немногие являются таковыми. Женщина — существо несовершенное, одержимое тысячью отвратительных страстей, о которых и думать-то противно, не то, что говорить. Если бы мужчины ценили женщин по заслугам, они находили бы в общении с ними ровно столько же радости и наслаждения, как в удовлетворении других естественных и неизбежных потребностей; и так же поспешно, как покидают место, где освободились от излишней тяжести в животе, бежали бы прочь от женщины, выполнив то, что требуется для продолжения рода, как и поступают животные, куда более мудрые в этом смысле, нежели люди. Нет существа более неопрятного, чем женщина; уж на что свинья любит грязь, но и она с женщиной не сравнится. Пусть тот, кто со мной не согласен, посмотрит, как они рожают, заглянет в потаенные уголки, куда они прячут, застыдясь, мерзостные предметы, которыми орудуют, чтобы избавиться от ненужной телу жидкости. Но оставим пока что разговор об этой стороне дела; сами-то женщины все это отлично за собой знают, а потому и считают последним дураком каждого, кто их любит, желает и преследует; и так ловко умеют прикидываться чистёхами, что глупцы, которые судят только по поверхности, ни о чем подобном не помышляют и не догадываются; но есть и такие умники, кому все досконально известно, но у них хватает наглости выражать свой восторг вслух и хвалиться, что то-то сделали, а то-то еще сделают; а сколько тех и других — не перечесть.
Поговорим теперь об остальных свойствах женщин, вернее о некоторых из них, ибо если захочешь перечислить все, тебе не хватит и целого года, несмотря на то, что он только-только вступает в свои права . Все они исполнены коварства, но оно ничуть не вытесняет остальных недостатков, а напротив, содействует их расцвету, как того настойчиво требует подлая и низменная женская природа. Первая забота женщин — как бы половчее раскинуть сети для мужчин, а для этого они без меры мажутся и красятся, не довольствуясь естественной красотой и приятностью своей наружности. И вот с помощью серы или особо приготовленной жидкости, а чаще всего под действием солнечных лучей волосы, черные от рождения, превращаются в золотистые; потом их заплетают в косу длиной чуть ли не до пояса, либо распускают по плечам, либо закручивают на макушке, как кому больше по вкусу. Порой, хоть и не всегда, к этим соблазнам добавляют танцы и пение — и вот несчастный, не заметив крючка под наживкой, уже попался на удочку, и нет ему спасения. Не одной, не двум, а несметному числу женщин удалось таким образом подловить мужа, немало есть и таких, что завели себе дружков.
Не успеет женщина достигнуть этого высокого положения, как тотчас же в ней пробуждается надежда и страстное желание забрать в руки власть, хотя она отлично сознает, что рождена рабыней; прикинувшись послушной и кроткой смиренницей, она клянчит у злополучного мужа то кольцо, то пояс, то шитые золотом ткани, то беличий мех — словом, всяческие наряды и побрякушки, и щеголяет в них день-деньской; а мужу и невдомек, что все это — оружие, необходимое женщине, дабы сразиться за власть и победить. И вот когда она наконец разряжена в пух и прах, а покои ее убранством едва ли отличаются от королевских и горемыка муж уже бьется в капкане, она чувствует, что превратилась из рабыни в равноправную подругу, и начинает борьбу за господство, и принимается безобразничать, чтобы проверить, стала ли уже хозяйкой в доме, рассудив, что если муж стерпит от нее то, чего не стерпел бы от служанки, она, без сомнений, сможет считать себя хозяйкой и госпожой.
Перво-наперво заводит она новомодную одежду, невиданные, разжигающие похоть прикрасы, непристойную роскошь; каждая полагает, что не добьется восхищения и почета, пока манерами, ужимками и поведением не уподобится продажной девке. Стоит какой-нибудь шлюхе появиться в городе в новейшем и неприличном наряде, как его тотчас же переймут те, кого мужья почитают за образец добродетели. Муж, потратившийденьги на этот хлам, вовсе не думает, что выбросил их на ветер, напротив, он потакает жене во всех ее причудах, не глядя, какую цель должны поразить сии стрелы. Когда же вследствие такого попустительства дом окажется во власти лютой зверюги, несчастный познает это на себе. Жена, быстроногая и голодная волчица, живо присвоит его родовое имущество, все его добро и богатство, разведет сплетни, переругается со слугами, служанками, приказчиками, братьями и сыновьями мужа, якобы заботясь о его деньгах, а на деле мотая их без счета; мало того, она будет распинаться в нежных чувствах к мужу, хотя ей на него наплевать, и никогда не даст ему спокойно уснуть; ночь проходит в ссорах и раздорах, причем жена, не переставая, твердит: «Знаю, знаю, как ты меня любишь; только слепая не заметит, что другие тебе больше по вкусу, чем я; ты, должно быть, думаешь, что я и впрямь ослепла, не вижу, за кем ты бегаешь, кого любишь, с кем целый день болтаешь? Знаю я вез преотлично; тебе и не снится, какие у меня соглядатаи. Бедная я, бедная! Столько времени с тобой живу и ни разу не слышала, когда ложусь в кровать: „Добро пожаловать, любовь моя!“ Но вот-те крест святой, я отплачу тебе тем же. Неужто я такая неказистая? Неужто она лучше меня? Знаешь что я тебе скажу? С двумя целуешься — стало быть, с одной сладко, с другой тошно. Сейчас же отодвинься! С божьей помощью я тебя сегодня близко не подпущу; ступай обратно к ней, ты ей как раз под стать, а не мне; погляди на себя, каков ты есть? Смотри, отольются волку овечьи слезки! Ты ведь меня не в грязи подобрал. Один Господь знает, сколько мужчин, да еще каких, сочли бы за великое счастье взять меня в жены без приданого, и была бы я у них в доме полновластной хозяйкой; а тебе я принесла столько-то сотен золотых флоринов, и даже стакана воды самовольно налить не могу, чтобы не наслушаться попреков от твоих братцев да прихлебателей; можно подумать, будто я у них в услужении. На беду я тебя когда-то увидела, пусть ноги отсохнут у того, кто нас свел!»
Вот такими и еще более обидными словами, безо всякого законного или справедливого повода к тому, терзает жена несчастного мужа ночь напролет; и многие мужья выгоняют из дому кто отца, кто сына, расстаются с братьями, не пускают на порог мать или сестру, и поле сражения остается за победительницей. А она, видя, что перевес на ее стороне, уделяет все свое внимание сводням и любовникам. И да будет тебе известно, что самая чистая, самая, на твой взгляд, честная из всего этого проклятого бабья скорее согласится иметь один глаз, чем одного любовника; и уже неплохо, если она остановится на двух или трех; и даже терпимо, будь эти двое или трое лучше мужа или по крайней мере не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
И все же твои занятия открыли бы тебе глаза на женщин, если бы ты этого хотел; чуть ли не все они мнят себя дамами и требуют, чтобы их так называли, однако очень немногие являются таковыми. Женщина — существо несовершенное, одержимое тысячью отвратительных страстей, о которых и думать-то противно, не то, что говорить. Если бы мужчины ценили женщин по заслугам, они находили бы в общении с ними ровно столько же радости и наслаждения, как в удовлетворении других естественных и неизбежных потребностей; и так же поспешно, как покидают место, где освободились от излишней тяжести в животе, бежали бы прочь от женщины, выполнив то, что требуется для продолжения рода, как и поступают животные, куда более мудрые в этом смысле, нежели люди. Нет существа более неопрятного, чем женщина; уж на что свинья любит грязь, но и она с женщиной не сравнится. Пусть тот, кто со мной не согласен, посмотрит, как они рожают, заглянет в потаенные уголки, куда они прячут, застыдясь, мерзостные предметы, которыми орудуют, чтобы избавиться от ненужной телу жидкости. Но оставим пока что разговор об этой стороне дела; сами-то женщины все это отлично за собой знают, а потому и считают последним дураком каждого, кто их любит, желает и преследует; и так ловко умеют прикидываться чистёхами, что глупцы, которые судят только по поверхности, ни о чем подобном не помышляют и не догадываются; но есть и такие умники, кому все досконально известно, но у них хватает наглости выражать свой восторг вслух и хвалиться, что то-то сделали, а то-то еще сделают; а сколько тех и других — не перечесть.
Поговорим теперь об остальных свойствах женщин, вернее о некоторых из них, ибо если захочешь перечислить все, тебе не хватит и целого года, несмотря на то, что он только-только вступает в свои права . Все они исполнены коварства, но оно ничуть не вытесняет остальных недостатков, а напротив, содействует их расцвету, как того настойчиво требует подлая и низменная женская природа. Первая забота женщин — как бы половчее раскинуть сети для мужчин, а для этого они без меры мажутся и красятся, не довольствуясь естественной красотой и приятностью своей наружности. И вот с помощью серы или особо приготовленной жидкости, а чаще всего под действием солнечных лучей волосы, черные от рождения, превращаются в золотистые; потом их заплетают в косу длиной чуть ли не до пояса, либо распускают по плечам, либо закручивают на макушке, как кому больше по вкусу. Порой, хоть и не всегда, к этим соблазнам добавляют танцы и пение — и вот несчастный, не заметив крючка под наживкой, уже попался на удочку, и нет ему спасения. Не одной, не двум, а несметному числу женщин удалось таким образом подловить мужа, немало есть и таких, что завели себе дружков.
Не успеет женщина достигнуть этого высокого положения, как тотчас же в ней пробуждается надежда и страстное желание забрать в руки власть, хотя она отлично сознает, что рождена рабыней; прикинувшись послушной и кроткой смиренницей, она клянчит у злополучного мужа то кольцо, то пояс, то шитые золотом ткани, то беличий мех — словом, всяческие наряды и побрякушки, и щеголяет в них день-деньской; а мужу и невдомек, что все это — оружие, необходимое женщине, дабы сразиться за власть и победить. И вот когда она наконец разряжена в пух и прах, а покои ее убранством едва ли отличаются от королевских и горемыка муж уже бьется в капкане, она чувствует, что превратилась из рабыни в равноправную подругу, и начинает борьбу за господство, и принимается безобразничать, чтобы проверить, стала ли уже хозяйкой в доме, рассудив, что если муж стерпит от нее то, чего не стерпел бы от служанки, она, без сомнений, сможет считать себя хозяйкой и госпожой.
Перво-наперво заводит она новомодную одежду, невиданные, разжигающие похоть прикрасы, непристойную роскошь; каждая полагает, что не добьется восхищения и почета, пока манерами, ужимками и поведением не уподобится продажной девке. Стоит какой-нибудь шлюхе появиться в городе в новейшем и неприличном наряде, как его тотчас же переймут те, кого мужья почитают за образец добродетели. Муж, потратившийденьги на этот хлам, вовсе не думает, что выбросил их на ветер, напротив, он потакает жене во всех ее причудах, не глядя, какую цель должны поразить сии стрелы. Когда же вследствие такого попустительства дом окажется во власти лютой зверюги, несчастный познает это на себе. Жена, быстроногая и голодная волчица, живо присвоит его родовое имущество, все его добро и богатство, разведет сплетни, переругается со слугами, служанками, приказчиками, братьями и сыновьями мужа, якобы заботясь о его деньгах, а на деле мотая их без счета; мало того, она будет распинаться в нежных чувствах к мужу, хотя ей на него наплевать, и никогда не даст ему спокойно уснуть; ночь проходит в ссорах и раздорах, причем жена, не переставая, твердит: «Знаю, знаю, как ты меня любишь; только слепая не заметит, что другие тебе больше по вкусу, чем я; ты, должно быть, думаешь, что я и впрямь ослепла, не вижу, за кем ты бегаешь, кого любишь, с кем целый день болтаешь? Знаю я вез преотлично; тебе и не снится, какие у меня соглядатаи. Бедная я, бедная! Столько времени с тобой живу и ни разу не слышала, когда ложусь в кровать: „Добро пожаловать, любовь моя!“ Но вот-те крест святой, я отплачу тебе тем же. Неужто я такая неказистая? Неужто она лучше меня? Знаешь что я тебе скажу? С двумя целуешься — стало быть, с одной сладко, с другой тошно. Сейчас же отодвинься! С божьей помощью я тебя сегодня близко не подпущу; ступай обратно к ней, ты ей как раз под стать, а не мне; погляди на себя, каков ты есть? Смотри, отольются волку овечьи слезки! Ты ведь меня не в грязи подобрал. Один Господь знает, сколько мужчин, да еще каких, сочли бы за великое счастье взять меня в жены без приданого, и была бы я у них в доме полновластной хозяйкой; а тебе я принесла столько-то сотен золотых флоринов, и даже стакана воды самовольно налить не могу, чтобы не наслушаться попреков от твоих братцев да прихлебателей; можно подумать, будто я у них в услужении. На беду я тебя когда-то увидела, пусть ноги отсохнут у того, кто нас свел!»
Вот такими и еще более обидными словами, безо всякого законного или справедливого повода к тому, терзает жена несчастного мужа ночь напролет; и многие мужья выгоняют из дому кто отца, кто сына, расстаются с братьями, не пускают на порог мать или сестру, и поле сражения остается за победительницей. А она, видя, что перевес на ее стороне, уделяет все свое внимание сводням и любовникам. И да будет тебе известно, что самая чистая, самая, на твой взгляд, честная из всего этого проклятого бабья скорее согласится иметь один глаз, чем одного любовника; и уже неплохо, если она остановится на двух или трех; и даже терпимо, будь эти двое или трое лучше мужа или по крайней мере не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21