Нет сердцу моему больней страданий
И безутешней — мук и зол твоих.
И горе мне, я мнил — предел терзаний! —
Что держит смерть тебя в цепях своих.
Моя рука меня разить готова,
Как слышу вздох твой и живое слово».

CCLVII
«Злосчастная, о, как я истомилась! —
Она сказала, взоры подняла. —
Зачем я, глупая, на свет родилась,
Зачем жива? — и слезы все лила. —
Зачем сама в тот день не задушилась,
В день первой встречи? Или б умерла,
Как облеклась в Дианины покровы:
Кабан бы растерзал меня суровый!»

CCLVIII
Ей молвил он: «Ах, не томись душою.
Смотрю — и сердце падает в груди:
Какою ты поражена тоскою,
Не видя утешенья впереди,
Считая жизнь свою такою злою.
Но от меня тревог себе не жди:
Сильней себя — тебя люблю; со мною
Ты будь навек желанною, одною.

CCLIX
А чтобы ты свободно доверяла
Такой любви, как я сказал сейчас,
Все расскажу я с самого начала:
Тому четыре месяца как раз,
Охотился, не думая нимало,
Я тут один; иду, не торопясь,
Вдруг из лесочка — голоса людские;
Я подошел взглянуть, кто там такие.

CCLX
У вод я вижу светлую поляну
И нимф сидящих, вижу между них
Всех выше я владычицу Диану,
И вас она, служительниц своих,
Сурово учит, как прилично сану;
Тут встретил взгляд мой взор очей твоих
И всю красу твою; любви стрелою
Тут поражен я был перед тобою».

CCLXI
Потом он рассказал ей, как сокрылся,
Стоял и долго на нее глядел,
И как по ней желанием томился
И ею глаз насытить не умел,
И милым этим ликом как пленился
(Так говоря, лобзать его хотел),
И как, когда уж нимфы разбредались,
«Пойдем же, Мензола!» — слова сказались.

CCLXII
Поведал слезы ей и воздыханья,
Обильно сеянные для нее,
И все свои томленья и терзанья,
И как дала Венера за житье
Послушливое — в сонном обаянье
Надежды слово крепкое свое,
И сколько раз найти ее пытался,
И обо всем ей рассказать старался.

CCLXIII
Потом — как раз ее в уединенье
Он повстречал — и бросилась бежать —
И лепетал он робкое моленье —
Н как жестоко было не внимать.
И о копье, что в страшное мгновенье
Вонзилось в дуб — а то б не миновать!
О крике «Берегись!», о том, как скрылась
И больше не сказалась, не явилась.

CCLXIV
Потом о приношении Венере,
О том, какой дала она ответ,
Как быстро он, вполне предавшись вере,
Преобразился и, переодет,
Явился с нимфой схожим в полной мере
И бросился сыскать единый след,
Что нынче тут судьба ему судила.
«Ты знаешь, как и я, что дальше было.

CCLXV
Я рассказал терзание сплошное,
Что за тебя душой переносил.
И потому, свершив насилье злое,
Я делал лишь под властью мощных сил:
Перед тобой мне чуждо все дурное.
Но лишь Амур, что так меня томил
Тобой, — всему виновник и причина.
Прости его! Безумие — безвинно».

CCLXVI
Все Мензола отлично понимала,
Что о любви своей он говорил —
И как она впервой его объяла,
И вещи, что Амур ему внушил, —
Тут в ней самой уж сердце запылало,
И вздох ее глубокий затомил.
Стрела Амура нимфе в грудь вонзилась,
А мнила — тут предательство свершилось!

CCLXVII
Сказала: «Ax, я твердо вспоминаю —
На днях один мне все вослед бежал;
То был ли ты, другой ли, я не знаю,
Что так меня жестоко оскорблял.
И чтоб ему отметить — я утверждаю! —
Я обернулась, гнев меня терзал,
В него копье метнула я всей силой,
Но вижу — все за мной бежит постылый.

CCLXVIII
И помню я — когда б иначе было! —
Гляжу, копье летит его сражать,
Меня с чего-то жалость охватила,
Кричу я: «Берегись!» — и прочь бежать.
А дуб копье, я вижу, обнажило
И все в него вошло по рукоять.
В лесу ближайшем скрылась я, горюя.
Ты ль это был? Тебя не узнаю я.

CCLXIX
Я больше в жизни дня не вспоминаю,
С тех пор Диане как посвящена,
Чтоб видеть мужа. Если б (тщетно, знаю!)
Богами не была мне суждена
С тобою встреча! Нет, я ожидаю —
Дианою я буду изгнана
С отступницами: мной мое изжито:
Нещадной ею буду я убита.

CCLXX
И будешь ты, о юноша, причина
Позорной казни, гибели моей.
И хоть виновен ты, а я невинна,
Жить будешь правым до исхода дней.
В свидетели зовет моя кручина
Диану, и деревья, и зверей,
Что всею силою я защищалась
И лишь насилием тебе досталась.

CCLXXI
Я, чистая, невинная, тобою
Обманута и низко предана.
Но жизнь свою прервав своей рукою,
Наверное от этого пятна
Освобожусь. И с жизнию земною
Я, глупая, расстанусь лишь, верна,
Уж ты, довольный, жить как прежде станешь
А бедную меня и не вспомянешь».

CCLXXII
Обняв ее, в порывистом рыданье
Промолвил Африке: «Безумец я,
По я ль тебя покину на страданье
Одну, любовь нежнейшая моя?
Нет, за любовь ты дай мне обещанье:
Исчезнет мысль несчастная твоя,
Иль раньше на меня наложишь руки,
Чтоб мига мне не жить с тобой в разлуке.

CCLXXIII
Немыслимо отныне разлученье
С тобою, милая». И целовал
Уста и лик — небесное виденье,
И слезы глаз прелестных вытирал,
И молвил: «В самом деле порожденье
Ты райское», — и кудри ей ласкал,
И, встав, сказал: «Кудрей столь золотистых
Не видано — и столь прекрасно чистых.

CCLXXIV
Год, месяц, день и час благословенны,
То время, место, где сотворено
Все: этот лик, столь дивно совершенный,
И тело, мудрой стройности полно.
Когда же кто искал во всей вселенной
И в небесах высоких — все равно, —
Где сонм богов святой, — и там не снится
Красы такой, чтобы с твоей сравниться.

CCLXXV
Ты ясный светоч всех благих деяний,
Как и живой источник красоты!
Исполненная чистых обаяний,
Единственное средоточье ты
Всех доблестей, души высоких знаний, —
И путь мне указуешь с высоты!
Ты сладостна, нежна, бела — не все ли
Достоинства красой тебя одели?!

CCLXXVI
Так как же не желать — какою силой —
Вкусить столь совершенной красоты,
Как томная, в задумчивости милой,
Ты, Мензола, вне всех сравнений, ты?
Зла и намек бежит тебя, постылый,
Не мучь меня, избавь от тяготы.
Свершенное не может не свершиться —
Так можно ль мне с тобою разлучиться?

CCLXXVIT
И сделай же, мольбе моей внимая,
Как мудрая, возьми из всех частей
Ты лучшую — и да исчезнет злая,
Испуганной душой воспрянь скорей
И обними меня, о дорогая,
Как я тебя, душа души моей,
Целуй меня сладчайшими устами.
Лишь пожелай, услады будут с нами».

CCLXXVIII
Амура мощь без устали вязала
Сердечко Мензолы клубком речей
Любезного, и тихо отлетала
Ее печаль; и ясно было ей,
Что уж не быть иному. И пылала
Она любовью к Африко сильней —
Все той, какою нимфу в нем любила, —
И слов его теперь пленяла сила.

CCLXXIX
Чуть удовлетворить его хотела
И шею левой обвила рукой.
Но целовать его еще не смела:
Сама ему в поспешности такой
Еще боялась ввериться всецело.
«О глупая, — промолвила. — Какой
Я дам ответ, коль рано или поздно
Диана, все проведав, спросит грозно?

CCLXXX
Я ни с какою нимфой не посмею,
Как прежде, искупаться в ручейке
И, связана судьбиною моею,
От каждой буду ныне вдалеке.
Пойдут и обвинят меня пред нею,
Узнавши, почему я в злой тоске.
Жить одинокой я отныне буду,
О том, чего искала, позабуду.

CGLXXXI
Убив себя, я знаю, прегрешенья
Мне не избыть нимало, все равно;
И ведь не соверши ты преступленья,
То не было б и мной совершено.
И будь обратного я убежденья,
Мне б и до завтра не было дано
Дожить: я за столь грешное деянье
Достойное несла бы воздаянье,

CCLXXXII
Но так твои благие утешенья
Преобразили вдруг всю мысль мою,
Связали клятвенные уверенья,
Что всю решимость гордую свою
Забыла я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19