Это что-то было чуть больше стекла карманных часов и около двух сантиметров толщиной в середине.
Парижанин извлек хрусталик нарвала.
Впрочем, Тотору некогда было рассматривать его. Он не без основания опасался иссушающего действия атмосферы по отношению к поверхности этой органической, такой уязвимой линзы.
Над головой, в раскаленном добела небе пылало ужасное солнце экватора. Тотор подставил под солнечные лучи еще влажный хрусталик. В нескольких сантиметрах под ним находился ворох размочаленных, превращенных в пух кокосовых волокон.
Прерывисто дыша, морщась, обливаясь потом, Гарри молча наблюдал за необычной операцией, от которой зависело их существование.
Совершенно спокойный Тотор направил сконцентрированные хрусталиком лучи на тоненькие волоконца.
О, чудо! Под хрусталиком появилось рыжее пятно с разводами всех цветов радуги по краям.
Парижанин хладнокровно определил фокусное расстояние, при котором спроецированное лучами пятнышко имело бы наименьшую площадь.
Но время торопило. Под неумолимым жаром солнца оболочка хрусталика уже потускнела, затуманилась, скоро она покоробится, потеряет прозрачность.
Меринос затаил дыхание. Его товарищ наводил линзу еще две секунды. Готово!
Ожидание стало невыносимым. Лупа покоробилась, сморщилась.
О, Боже! Сколько находчивости, сколько мужественных усилий — и все впустую?
… Появился небольшой дымок и, закручиваясь в спираль, поднялся в красноватом пучке света. Запахло гарью.
Среди тончайших волокон возникала черная точка, она увеличивалась, растягивалась, плавилась и потрескивала. Края ярко светились. Вдруг наружу выбился огонек, он выплескивался языками, увеличивался… Хрусталик больше непригоден, но чудо уже свершилось!
Меринос, вне себя от радости, больше не сдерживался. Испуская неистовые вопли, он прыгал и скакал, крича:
— Ура Тотору! Да здравствует Тотор! Totor for ever!
Гарри хохотал и плясал как одержимый, пока парижанин не заметил:
— А ведь это ты спятил!
— Да, да, спятил от радости и восхищения! Во всем мире не сыскать такого, как ты!
— Спасибо! Ты сама любезность. Только не слишком дергайся, на таком солнце это вредно. Нам удалось, и я счастлив! Я верю в будущее, теперь можно подумать и о настоящем.
— Ты прав! Хотя и меня можно понять.
— Особенно когда ты выражаешься жестами, свойственными краснокожим, танцующим вокруг скальпа, да еще в этом остроконечном колпаке! Только хватит шуток, нужно поддерживать огонь, собирать пальмовый волос, подбирать листья, ветки, подтаскивать упавшие от старости стволы, короче — все, что может гореть.
— Правильно, и этого еще мало, чтобы создать между нами и крабами огненную преграду.
— К вечеру устроим большой костер, полукругом. А теперь — за работу.
— Но я же умираю от голода! — воскликнул Меринос.
— Ладно, ладно, за работу, нам есть чем заняться.
Тотор подошел к нарвалу и ловко отрезал чуть ниже ребер огромный кусок мяса.
— Тут не меньше десяти фунтов… Нацепи-ка это на вертел и сунь в огонь.
Американец посмотрел на толстый, плотный, малоаппетитный кусок мяса и проворчал:
— Должно быть, как подошва.
— Молчок! При наших-то зубах и голодном брюхе! Еще бы щепотку соли кинуть, так только пальчики оближешь! Живей к плите, поваренок!
— Но я пить хочу!
— Я тоже. И неудивительно, крутиться у такого огня, да еще при сорока градусах!.. Черт побери, да мы идиоты!
— Ну уж, клевета!
— Нет, повторяю: круглые дураки! Нам даже в голову не пришла самая очевидная вещь.
С этими словами Тотор подошел к пальме, глубоко прорезал кору и пояснил:
— Похоже, тут много сока. Говорят, он начинает течь, как только проткнешь кору. Это называется пальмовое вино. Неплохо будет получить полштофа, чтобы оросить наше жаркое!
Прошло несколько минут. Вскоре жидкость, прозрачная, как ключевая вода, потекла из надреза тонкой струйкой.
Тотор всосал ее губами, причмокнул языком и воскликнул:
— Потрясающе! Божественный напиток! Прохладный, сладкий, вкусный и в горло проскальзывает, как бархатный.
— Да ты прямо дьявол!
— Не льсти мне! Давай прикладывайся к крану! Не захлебнись и, главное, не задирай носа, а то шибанет если не в голову, то в нос!
И пока его друг жадно пил, неисправимый болтун продолжал:
— Хм, кто бы сказал, что мы получим пальму в кормилицы, когда у нас уже усы пробиваются!
— Благодаря тебе, мой дорогой, мой славный Тотор, мы стали весьма достойными робинзонами, и я вновь начинаю надеяться.
— Что это, аперитив на тебя так подействовал? Ну, тем лучше. А теперь за работу!
Утолив жажду, Гарри умело приступил к установке вертела. А парижанин занялся не столь приятным делом. Он возвратился к нарвалу и решительно вспорол ему брюхо. Часть кишок выпустил наружу, быстро отсек несколько метровых кусков, разрезал их в длину на тонкие ремни, натер жиром и принялся мять, размягчать, и пробовать на прочность, затем намотал на камни и наконец сказал:
— Будет прекрасная бечева! Есть уже двадцать пять или тридцать метров, sufficit! note 76
Проделав все это, парижанин проговорил:
— Теперь нужно изготовить иглу. Конечно, не стальную, хотя бы деревянную.
Он отрезал от пальмового листа кусок стебля длиной сантиметров двадцать пять и с одного конца проделал дырку — ушко будущей иглы. Потом заострил другой конец, тщательно отполировал свой инструмент и заключил:
— Ей-богу, похоже на кинжал.
Юноша продел конец кишки в эту монументальную иглу и подошел к шкуре нарвала, погребенной под грудой водорослей. Шкура сохранилась свежей и мягкой.
Тотор расправил ее и покачивая головой, сморщил лоб, будто обдумывал план работы. Потом принялся обрезать кожу возле головы животного, после чего сшил разрезанную шкуру, при этом размышляя вслух:
— Ничего не получится! Будет пропускать воду, как корзина. Ну-ка, а если так?
Парижанин поднял спасательный пояс, их единственное имущество, и вынул кусок пробки. Разрезал его на части толщиной в один сантиметр, обложил ими обе половины шкуры и все вместе прошил.
Работа продвигалась медленно, но зато шов стал абсолютно непроницаем для воды.
Тем временем подоспело жаркое. Меринос принес его прямо на вертеле, пахнущее дымом. Озабоченный Тотор молча поглощал кусок за куском, потом сказал Мериносу:
— Нам потребуется штук двадцать больших пальмовых ветвей, самых крепких и самых длинных.
— К чему ты клонишь?
— Я же сказал — сюрприз!
Вскарабкаться на деревья, подобно мартышкам, обломать ветви, спустить их на землю, ровно обрезать, убрать листья, затем согнуть ветви на огне — все это заняло у «робинзонов» остаток дня.
До того, как солнце исчезло за горизонтом, они успели только приготовить новое жаркое и разложить костер.
Разбитые усталостью, друзья бросились на листву и заснули как убитые. Под утро они проснулись еще до рассвета и увидели, что окружены раскаленными углями, а крабы наступают с неслыханной храбростью. Штук пятьдесят, подталкиваемые, вероятно, сородичами, уже упали в огонь и тут же поджарились.
Это обеспокоило Тотора.
— О, мерзкие твари! Их миллионы, и если они все сползутся сюда, то погасят огонь и пройдут, тогда нам крышка! Меринос, старина, придется вкалывать, как никогда! А сейчас слопаем поджарившихся, ведь о нарвале уже нечего мечтать, он протух!
Каждый подобрал по копченому крабу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Парижанин извлек хрусталик нарвала.
Впрочем, Тотору некогда было рассматривать его. Он не без основания опасался иссушающего действия атмосферы по отношению к поверхности этой органической, такой уязвимой линзы.
Над головой, в раскаленном добела небе пылало ужасное солнце экватора. Тотор подставил под солнечные лучи еще влажный хрусталик. В нескольких сантиметрах под ним находился ворох размочаленных, превращенных в пух кокосовых волокон.
Прерывисто дыша, морщась, обливаясь потом, Гарри молча наблюдал за необычной операцией, от которой зависело их существование.
Совершенно спокойный Тотор направил сконцентрированные хрусталиком лучи на тоненькие волоконца.
О, чудо! Под хрусталиком появилось рыжее пятно с разводами всех цветов радуги по краям.
Парижанин хладнокровно определил фокусное расстояние, при котором спроецированное лучами пятнышко имело бы наименьшую площадь.
Но время торопило. Под неумолимым жаром солнца оболочка хрусталика уже потускнела, затуманилась, скоро она покоробится, потеряет прозрачность.
Меринос затаил дыхание. Его товарищ наводил линзу еще две секунды. Готово!
Ожидание стало невыносимым. Лупа покоробилась, сморщилась.
О, Боже! Сколько находчивости, сколько мужественных усилий — и все впустую?
… Появился небольшой дымок и, закручиваясь в спираль, поднялся в красноватом пучке света. Запахло гарью.
Среди тончайших волокон возникала черная точка, она увеличивалась, растягивалась, плавилась и потрескивала. Края ярко светились. Вдруг наружу выбился огонек, он выплескивался языками, увеличивался… Хрусталик больше непригоден, но чудо уже свершилось!
Меринос, вне себя от радости, больше не сдерживался. Испуская неистовые вопли, он прыгал и скакал, крича:
— Ура Тотору! Да здравствует Тотор! Totor for ever!
Гарри хохотал и плясал как одержимый, пока парижанин не заметил:
— А ведь это ты спятил!
— Да, да, спятил от радости и восхищения! Во всем мире не сыскать такого, как ты!
— Спасибо! Ты сама любезность. Только не слишком дергайся, на таком солнце это вредно. Нам удалось, и я счастлив! Я верю в будущее, теперь можно подумать и о настоящем.
— Ты прав! Хотя и меня можно понять.
— Особенно когда ты выражаешься жестами, свойственными краснокожим, танцующим вокруг скальпа, да еще в этом остроконечном колпаке! Только хватит шуток, нужно поддерживать огонь, собирать пальмовый волос, подбирать листья, ветки, подтаскивать упавшие от старости стволы, короче — все, что может гореть.
— Правильно, и этого еще мало, чтобы создать между нами и крабами огненную преграду.
— К вечеру устроим большой костер, полукругом. А теперь — за работу.
— Но я же умираю от голода! — воскликнул Меринос.
— Ладно, ладно, за работу, нам есть чем заняться.
Тотор подошел к нарвалу и ловко отрезал чуть ниже ребер огромный кусок мяса.
— Тут не меньше десяти фунтов… Нацепи-ка это на вертел и сунь в огонь.
Американец посмотрел на толстый, плотный, малоаппетитный кусок мяса и проворчал:
— Должно быть, как подошва.
— Молчок! При наших-то зубах и голодном брюхе! Еще бы щепотку соли кинуть, так только пальчики оближешь! Живей к плите, поваренок!
— Но я пить хочу!
— Я тоже. И неудивительно, крутиться у такого огня, да еще при сорока градусах!.. Черт побери, да мы идиоты!
— Ну уж, клевета!
— Нет, повторяю: круглые дураки! Нам даже в голову не пришла самая очевидная вещь.
С этими словами Тотор подошел к пальме, глубоко прорезал кору и пояснил:
— Похоже, тут много сока. Говорят, он начинает течь, как только проткнешь кору. Это называется пальмовое вино. Неплохо будет получить полштофа, чтобы оросить наше жаркое!
Прошло несколько минут. Вскоре жидкость, прозрачная, как ключевая вода, потекла из надреза тонкой струйкой.
Тотор всосал ее губами, причмокнул языком и воскликнул:
— Потрясающе! Божественный напиток! Прохладный, сладкий, вкусный и в горло проскальзывает, как бархатный.
— Да ты прямо дьявол!
— Не льсти мне! Давай прикладывайся к крану! Не захлебнись и, главное, не задирай носа, а то шибанет если не в голову, то в нос!
И пока его друг жадно пил, неисправимый болтун продолжал:
— Хм, кто бы сказал, что мы получим пальму в кормилицы, когда у нас уже усы пробиваются!
— Благодаря тебе, мой дорогой, мой славный Тотор, мы стали весьма достойными робинзонами, и я вновь начинаю надеяться.
— Что это, аперитив на тебя так подействовал? Ну, тем лучше. А теперь за работу!
Утолив жажду, Гарри умело приступил к установке вертела. А парижанин занялся не столь приятным делом. Он возвратился к нарвалу и решительно вспорол ему брюхо. Часть кишок выпустил наружу, быстро отсек несколько метровых кусков, разрезал их в длину на тонкие ремни, натер жиром и принялся мять, размягчать, и пробовать на прочность, затем намотал на камни и наконец сказал:
— Будет прекрасная бечева! Есть уже двадцать пять или тридцать метров, sufficit! note 76
Проделав все это, парижанин проговорил:
— Теперь нужно изготовить иглу. Конечно, не стальную, хотя бы деревянную.
Он отрезал от пальмового листа кусок стебля длиной сантиметров двадцать пять и с одного конца проделал дырку — ушко будущей иглы. Потом заострил другой конец, тщательно отполировал свой инструмент и заключил:
— Ей-богу, похоже на кинжал.
Юноша продел конец кишки в эту монументальную иглу и подошел к шкуре нарвала, погребенной под грудой водорослей. Шкура сохранилась свежей и мягкой.
Тотор расправил ее и покачивая головой, сморщил лоб, будто обдумывал план работы. Потом принялся обрезать кожу возле головы животного, после чего сшил разрезанную шкуру, при этом размышляя вслух:
— Ничего не получится! Будет пропускать воду, как корзина. Ну-ка, а если так?
Парижанин поднял спасательный пояс, их единственное имущество, и вынул кусок пробки. Разрезал его на части толщиной в один сантиметр, обложил ими обе половины шкуры и все вместе прошил.
Работа продвигалась медленно, но зато шов стал абсолютно непроницаем для воды.
Тем временем подоспело жаркое. Меринос принес его прямо на вертеле, пахнущее дымом. Озабоченный Тотор молча поглощал кусок за куском, потом сказал Мериносу:
— Нам потребуется штук двадцать больших пальмовых ветвей, самых крепких и самых длинных.
— К чему ты клонишь?
— Я же сказал — сюрприз!
Вскарабкаться на деревья, подобно мартышкам, обломать ветви, спустить их на землю, ровно обрезать, убрать листья, затем согнуть ветви на огне — все это заняло у «робинзонов» остаток дня.
До того, как солнце исчезло за горизонтом, они успели только приготовить новое жаркое и разложить костер.
Разбитые усталостью, друзья бросились на листву и заснули как убитые. Под утро они проснулись еще до рассвета и увидели, что окружены раскаленными углями, а крабы наступают с неслыханной храбростью. Штук пятьдесят, подталкиваемые, вероятно, сородичами, уже упали в огонь и тут же поджарились.
Это обеспокоило Тотора.
— О, мерзкие твари! Их миллионы, и если они все сползутся сюда, то погасят огонь и пройдут, тогда нам крышка! Меринос, старина, придется вкалывать, как никогда! А сейчас слопаем поджарившихся, ведь о нарвале уже нечего мечтать, он протух!
Каждый подобрал по копченому крабу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57