Не волнуйтесь, Сережа, продолжайте…
СЕРГЕЙ. Так вот… Я тогда посмотрел на Андрея… Я до сих пор – как солнце просвечивало сквозь его уши, как покрытые красной мелкой сеткой глаза внимательно рассматривали что-то невидимое за окном… Я не мог оторваться от его лица… Он недоуменно повернулся… И улыбнулся… Мы стали смеяться и нас выгнали из аудитории… Мы гуляли по улицам и пили пиво… Все было хорошо, пока мы не попали на завод. Там я и познал темную, пахнущую расплавленным металлом ревность. Бригадир смены «А» Юрий Александрович Посталыкин… Знающий, как надо и как нужно, опытный, кривоногий, просмоленный табаком, он, несомненно, был идеалом для Андрея, для моего Андрея… Я видел, как он тянется к Посталыкину, видел, как подражает ему… Никогда я не испытывал такой ревности… и такой ненависти… Даже Валера, бугор из смены «Б», не вызывал у меня такого ожесточения… В мечтах я давил Посталыкина асфальтовым катком, душил оголенным проводом, метал в него ржавые сюрикены… И каждое утро видел, как эта обезьяна трется возле Андрея… моего Андрея… Каждое утро я просыпался с криком – «Нет!», долго глядел на плакат Терминатора и на ряд поблескивающих пивных банок моей коллекции… Моя ревность достигла апогея, когда я увидел, как Андрей и дед о чем-то договариваются, о чем именно, я не услышал, грохот работающей плазмы и визг вентиляторов вытяжки заглушал их диалог, но в моих глазах все потемнело… Я подошел поближе… «Значит, завтра?» – сказал Андрей, Посталыкин в ответ хмыкнул и развел руками… Я не спал всю ночь… На другой день, когда Андрей стоял у окошка плазмы и не мигая смотрел на заготовку, ноги мои независимо от меня привели меня к емкостям с гелием. Руки мои независимо от меня открутили вентиль первого, второго и запасного баллонов до отказа… Губы мои независимо от меня дали трещину… «Мы будем вместе», – сказал я… Все… Взрыв… Хохлома… Реклама кефира… Стакан сухофруктов… Оттаявший пятачок на замерзшем окне автобуса… Фильм заканчивается, но свет не зажигают…
ВЕДУЩАЯ. Спасибо Сережа… Вопрос к вам, Андрей, были ли еще какие-нибудь эмоции кроме любви к своему делу? Что хотелось бы вам передать начинающим, только что пришедшим на завод?
АНДРЕЙ. У нас в поселке часто электричества не бывает… Щелк, и твой дом становится темным и загадочным… Углы вырастают, исчезает потолок и расстояние до стен… Сколько до дивана? Десять лилипутских или два гигантских? За окном веранды другая жизнь: кто-то в расшитой золотом треуголке перелез через забор и спрыгнул в клубнику… Я держусь за горячий стакан и боюсь повернуться…
ВЕДУЩАЯ. Простите Андрей, но мне вспомнился Бродский – «В деревне Бог живет не по углам…»
АНДРЕЙ. Да хрен с ним, с Бродским… Мы сидим на кухне, на столе горит свечка, отец пододвигает к ней маленькое бритвенное зеркальце, рядом блестящий никелированный чайник… Размноженный огонек мерцающим светом прессует тени, освещает хлопочущую у газовой плиты мать, зажигает золотистую шерсть засыпающего на табуретке кота… Еле слышно скрипит калитка, кто-то в треуголке спешит уйти… Я, с ногами забравшись на стул, неотрывно смотрю на пламя свечи… Скрученная веревочка фитилька напоминает мне бесцельно бредущего неандертальца из школьного учебника, неандертальца с голубым сиянием вокруг головы… Мне хочется стать таким же, чтобы тоже купаться в чистом пламени… Я вырываю из головы волосок и подношу к огню… Волосок щелкает, шипит и нехотя загорается голубой ягодкой, которая исчезает, запнувшись о сжатые пальцы… Я не чувствую боли… Позже я начал курить, только для того, что бы иметь с собой прирученный огонек. Я затягивался и смотрел на красный столбик уголька, на тело саламандры, покрытое редкими седыми чешуйками… В двенадцать лет я поджег соседский сарай, меня поймали сразу – я стоял и смотрел на огонь… Я сдал документы в ПТУ… Счастье настало, когда мы с однокашником Сергеем Голухтиным попали на завод. На плазму. Плазма… это, как бы вам объяснить… Ты смотришь в окошко камеры… как в другой мир… Вот манипулятор подводит резак к заготовке, ты набираешь программу, вводишь данные подачи газа, скорость подачи, толщину листа и… Пуск! Белый цветок лижет металл, приобретает форму, плотность, вещественность… Искры! Появляется место расплава – красный, белый. Искры! Поверхность отливает радугой… Металл… Программа заканчивается как всегда в тот момент, когда кажется, что сердце вспыхнет и расплавленное потечет по моей светоносной сущности… И будет хорошо… А эти кронштейны, фланцы… Не знаю, зачем подбил на спор деда… Вернее, знаю… Жалею, что не подумал о Сереге. Еще когда набирал на ЧПУ данные и зациклил программу на бесконечное количество проходов резака, у меня мелькнула мысль, что сегодня мы вдвоем и, скорее всего, компрессор не выдержит… Я видел Сергея мельком, когда загорелась пыль и турбина перешла на визг… Он что-то сказал… Я танцевал в пламени, изо рта выходила огненная струя, оранжевые деревья с ярко-синими кронами окружили меня, в мгновение ока выросла и достала до груди красно-желтая трава. Вокруг моей головы вспыхнуло голубое сияние…
ВЕДУЩАЯ. Спасибо, Андрей… К сожалению, время нашего эфира подходит к концу… Как обычно в конце передачи мы выполняем ваши заявки… Коллектив водителей транспортного участка предает пламенный, горячий привет Валере из ОА и ПРО и просит его подойти во время обеденного перерыва на транспортный участок… И дарят ему песню Нусрат Фатех Али Хана «Моя жизнь пройдет в огне»… Эта традиционная песня в стиле Пенджаб… «В каждый удар моего сердца ты приходишь как наводнение»… Это рассказ женщины о выборе истинной любви и о потере собственной индивидуальности…
Звучит музыка.
Затемнение.
Часть вторая
Вкус ветра
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
СВЕТА
Наши дни.
Железнодорожный вокзал. Зал ожидания. С большой дорожной сумкой в одной руке и с бутылкой пива в другой между рядов пробирается Света. Ставит сумку, садится, отхлебывает из бутылки.
СВЕТА. Моя сумка вам не мешает? Нормально? (Отхлебывает еще, ставит бутылку на пол .) Хороший у нас вокзал, правда? Тебя как зовут? А меня Света. Я к мужу в Читу еду. Ну да, работает, пять лет осталось…
Отхлебывает из бутылки.
Ты извини, меня колбасит не по-детски – вчера девчонки меня провожали. (Протягивает бутылку. ) Хочешь? А то смотри, у меня еще в сумке есть, чтобы ехать веселее. Ты не замужем? Чего так? Э… замуж рано не бывает. Ну, парень-то есть? Молодцом… А у нас завтра с Витькой три года будет, как познакомились… Хочешь расскажу? Если интересно, конечно…
Меня подружка Людка к себе пригласила, ей журналов принесли, посидим, говорит, выпьем чего-нибудь… У нее муж бандит, дома не бывает, ей одной скучно. Ну, я и пошла. А идти через парк надо, ну, который в Старом городе, вот я иду и смотрю – что-то не то… Менты толпами бегают. Захожу в парк, а он весь зеленый и шевелится. Я встала, как вкопанная, и тут как дошло – «мамочка дорогая, сегодня ведь День Пограничника». Нормальные девки дома в сейфе запираются, а меня, дуру, прямо в гущу понесло. Ну, думаю, Людка, сучка… А вокруг они. А ведь странно получается, если подумать. Чего нам их бояться? Они ведь защитники наши, первый же удар на них. Это все равно, что на День Учителя учителя пьяные по городу бы ходили и к школьникам приставали.
1 2 3 4 5
СЕРГЕЙ. Так вот… Я тогда посмотрел на Андрея… Я до сих пор – как солнце просвечивало сквозь его уши, как покрытые красной мелкой сеткой глаза внимательно рассматривали что-то невидимое за окном… Я не мог оторваться от его лица… Он недоуменно повернулся… И улыбнулся… Мы стали смеяться и нас выгнали из аудитории… Мы гуляли по улицам и пили пиво… Все было хорошо, пока мы не попали на завод. Там я и познал темную, пахнущую расплавленным металлом ревность. Бригадир смены «А» Юрий Александрович Посталыкин… Знающий, как надо и как нужно, опытный, кривоногий, просмоленный табаком, он, несомненно, был идеалом для Андрея, для моего Андрея… Я видел, как он тянется к Посталыкину, видел, как подражает ему… Никогда я не испытывал такой ревности… и такой ненависти… Даже Валера, бугор из смены «Б», не вызывал у меня такого ожесточения… В мечтах я давил Посталыкина асфальтовым катком, душил оголенным проводом, метал в него ржавые сюрикены… И каждое утро видел, как эта обезьяна трется возле Андрея… моего Андрея… Каждое утро я просыпался с криком – «Нет!», долго глядел на плакат Терминатора и на ряд поблескивающих пивных банок моей коллекции… Моя ревность достигла апогея, когда я увидел, как Андрей и дед о чем-то договариваются, о чем именно, я не услышал, грохот работающей плазмы и визг вентиляторов вытяжки заглушал их диалог, но в моих глазах все потемнело… Я подошел поближе… «Значит, завтра?» – сказал Андрей, Посталыкин в ответ хмыкнул и развел руками… Я не спал всю ночь… На другой день, когда Андрей стоял у окошка плазмы и не мигая смотрел на заготовку, ноги мои независимо от меня привели меня к емкостям с гелием. Руки мои независимо от меня открутили вентиль первого, второго и запасного баллонов до отказа… Губы мои независимо от меня дали трещину… «Мы будем вместе», – сказал я… Все… Взрыв… Хохлома… Реклама кефира… Стакан сухофруктов… Оттаявший пятачок на замерзшем окне автобуса… Фильм заканчивается, но свет не зажигают…
ВЕДУЩАЯ. Спасибо Сережа… Вопрос к вам, Андрей, были ли еще какие-нибудь эмоции кроме любви к своему делу? Что хотелось бы вам передать начинающим, только что пришедшим на завод?
АНДРЕЙ. У нас в поселке часто электричества не бывает… Щелк, и твой дом становится темным и загадочным… Углы вырастают, исчезает потолок и расстояние до стен… Сколько до дивана? Десять лилипутских или два гигантских? За окном веранды другая жизнь: кто-то в расшитой золотом треуголке перелез через забор и спрыгнул в клубнику… Я держусь за горячий стакан и боюсь повернуться…
ВЕДУЩАЯ. Простите Андрей, но мне вспомнился Бродский – «В деревне Бог живет не по углам…»
АНДРЕЙ. Да хрен с ним, с Бродским… Мы сидим на кухне, на столе горит свечка, отец пододвигает к ней маленькое бритвенное зеркальце, рядом блестящий никелированный чайник… Размноженный огонек мерцающим светом прессует тени, освещает хлопочущую у газовой плиты мать, зажигает золотистую шерсть засыпающего на табуретке кота… Еле слышно скрипит калитка, кто-то в треуголке спешит уйти… Я, с ногами забравшись на стул, неотрывно смотрю на пламя свечи… Скрученная веревочка фитилька напоминает мне бесцельно бредущего неандертальца из школьного учебника, неандертальца с голубым сиянием вокруг головы… Мне хочется стать таким же, чтобы тоже купаться в чистом пламени… Я вырываю из головы волосок и подношу к огню… Волосок щелкает, шипит и нехотя загорается голубой ягодкой, которая исчезает, запнувшись о сжатые пальцы… Я не чувствую боли… Позже я начал курить, только для того, что бы иметь с собой прирученный огонек. Я затягивался и смотрел на красный столбик уголька, на тело саламандры, покрытое редкими седыми чешуйками… В двенадцать лет я поджег соседский сарай, меня поймали сразу – я стоял и смотрел на огонь… Я сдал документы в ПТУ… Счастье настало, когда мы с однокашником Сергеем Голухтиным попали на завод. На плазму. Плазма… это, как бы вам объяснить… Ты смотришь в окошко камеры… как в другой мир… Вот манипулятор подводит резак к заготовке, ты набираешь программу, вводишь данные подачи газа, скорость подачи, толщину листа и… Пуск! Белый цветок лижет металл, приобретает форму, плотность, вещественность… Искры! Появляется место расплава – красный, белый. Искры! Поверхность отливает радугой… Металл… Программа заканчивается как всегда в тот момент, когда кажется, что сердце вспыхнет и расплавленное потечет по моей светоносной сущности… И будет хорошо… А эти кронштейны, фланцы… Не знаю, зачем подбил на спор деда… Вернее, знаю… Жалею, что не подумал о Сереге. Еще когда набирал на ЧПУ данные и зациклил программу на бесконечное количество проходов резака, у меня мелькнула мысль, что сегодня мы вдвоем и, скорее всего, компрессор не выдержит… Я видел Сергея мельком, когда загорелась пыль и турбина перешла на визг… Он что-то сказал… Я танцевал в пламени, изо рта выходила огненная струя, оранжевые деревья с ярко-синими кронами окружили меня, в мгновение ока выросла и достала до груди красно-желтая трава. Вокруг моей головы вспыхнуло голубое сияние…
ВЕДУЩАЯ. Спасибо, Андрей… К сожалению, время нашего эфира подходит к концу… Как обычно в конце передачи мы выполняем ваши заявки… Коллектив водителей транспортного участка предает пламенный, горячий привет Валере из ОА и ПРО и просит его подойти во время обеденного перерыва на транспортный участок… И дарят ему песню Нусрат Фатех Али Хана «Моя жизнь пройдет в огне»… Эта традиционная песня в стиле Пенджаб… «В каждый удар моего сердца ты приходишь как наводнение»… Это рассказ женщины о выборе истинной любви и о потере собственной индивидуальности…
Звучит музыка.
Затемнение.
Часть вторая
Вкус ветра
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
СВЕТА
Наши дни.
Железнодорожный вокзал. Зал ожидания. С большой дорожной сумкой в одной руке и с бутылкой пива в другой между рядов пробирается Света. Ставит сумку, садится, отхлебывает из бутылки.
СВЕТА. Моя сумка вам не мешает? Нормально? (Отхлебывает еще, ставит бутылку на пол .) Хороший у нас вокзал, правда? Тебя как зовут? А меня Света. Я к мужу в Читу еду. Ну да, работает, пять лет осталось…
Отхлебывает из бутылки.
Ты извини, меня колбасит не по-детски – вчера девчонки меня провожали. (Протягивает бутылку. ) Хочешь? А то смотри, у меня еще в сумке есть, чтобы ехать веселее. Ты не замужем? Чего так? Э… замуж рано не бывает. Ну, парень-то есть? Молодцом… А у нас завтра с Витькой три года будет, как познакомились… Хочешь расскажу? Если интересно, конечно…
Меня подружка Людка к себе пригласила, ей журналов принесли, посидим, говорит, выпьем чего-нибудь… У нее муж бандит, дома не бывает, ей одной скучно. Ну, я и пошла. А идти через парк надо, ну, который в Старом городе, вот я иду и смотрю – что-то не то… Менты толпами бегают. Захожу в парк, а он весь зеленый и шевелится. Я встала, как вкопанная, и тут как дошло – «мамочка дорогая, сегодня ведь День Пограничника». Нормальные девки дома в сейфе запираются, а меня, дуру, прямо в гущу понесло. Ну, думаю, Людка, сучка… А вокруг они. А ведь странно получается, если подумать. Чего нам их бояться? Они ведь защитники наши, первый же удар на них. Это все равно, что на День Учителя учителя пьяные по городу бы ходили и к школьникам приставали.
1 2 3 4 5