В противном случае со стороны капитана было бы рискованно подставлять себя под орудия британских укреплений или отдаваться на волю фрегатов Соединенного королевства.
Только каких-нибудь пятнадцать морских лье отделяет Аркадию от острова Занте — «цветка Леванта», как поэтично называют его итальянцы. Вдали, за заливом, по которому неслась «Кариста», виднелись зеленеющие вершины горы Скопос; по ее уступам взбегают густые рощи оливковых и апельсиновых деревьев, пришедшие на смену дремучим лесам, некогда воспетым Гомером и Вергилием.
С берега, с юго-востока, дул ровный попутный ветер, и саколева под лиселями быстро разрезала воды тихого в тот час, как озеро, моря вокруг Занте.
К вечеру «Кариста» прошла в виду столицы острова, носящей одно с ним название. Это — красивый, итальянский городок, расцветший на земле Закинфа, сына троянца Дардана. С палубы судна были видны лишь огни города, протянувшегося на добрую половину лье по берегу круглой бухты. Огни эти, горевшие на разной высоте — от портовой набережной до кровли венецианского замка, воздвигнутого на уровне трехсот футов над уровнем моря, образовывали точно огромное созвездие, причем самые яркие его светила отмечали дворцы эпохи Ренессанса, расположенные на главной улице, и собор св.Дионисия Закинфского.
Жители Занте претерпели глубокие изменения от соприкосновения с венецианцами, французами, англичанами и русскими; они, не в пример туркам, обосновавшимся на Пелопоннесе, не вели с Николаем Старкосом работорговли. Вот почему ему незачем было посылать сигналы портовым дозорным, незачем было и останавливаться на острове — родине двух знаменитых поэтов: итальянца Уго Фосколо, начавшего писать в конце XVIII века, и Саломоса — славы современной Греции.
«Кариста» пересекла узкий морской рукав, отделяющий Занте от Ахеи и Элиды. Несомненно, кое-кому на саколеве совсем не по душе пришлись песни, доносившиеся ветерком, как и баркароллы, распеваемые на Лило! Но приходилось мириться с этим. На следующий день корабль, выйдя из плена итальянских напевов, уже плыл мимо Патрасского залива, глубоко вдающегося в материк; его продолжением служит Лепантский залив, который тянется до самого Коринфского перешейка.
Николай Старкос, стоя на носу «Каристы», окидывал взглядом побережье Акарнании, которая расположена к северу от залива. Здесь таился источник великих и бессмертных воспоминаний, они могли бы тронуть сердце истинного сына Греции, но не сердце отступника, уже давно продавшего свою мать-отчизну.
— Миссолонги! — произнес Скопело, указав на северо-восток. — Скверный народ! Предпочитают взлететь на воздух, лишь бы не сдаться неприятелю!
Два года назад ему здесь на редкость не посчастливилось с куплей-продажей невольников. После десятимесячной борьбы защитники Миссолонги, разбитые усталостью, истомленные голодом, не желая капитулировать перед Ибрагимом, взорвали город и крепость. Мужчины, женщины, дети — все погибли, не уцелели и победители.
А еще годом раньше в эти места, где незадолго перед тем был похоронен Марко Боцарис, приехал один из героев войны за независимость — умирающий, павший духом, разочарованный поэт Байрон, чьи останки ныне покоятся в Вестминстере. Одно лишь сердце его осталось в любимой им Греции, освобожденной только после кончины поэта!
Николай Старкос резким движением отозвался на слова Скопело. Между тем саколева, миновав Патрасский залив, направилась к Кефаллинии.
При попутном ветре достаточно нескольких часов, чтобы пройти путь от острова Занте до Кефаллинии. Впрочем, «Кариста» не вошла в ее столицу Аргостолион — отменный порт, правда, только для кораблей среднего тоннажа, для больших же он несколько мелковат; «Кариста», смело пройдя сквозь тесный фарватер, обогнула остров с востока и часов в шесть вечера уже приближалась к острому выступу Биаки — древней Итаки.
Этот остров, имеющий восемь лье в длину и полтора — в ширину, на редкость каменист и просто великолепен в своей первобытной дикости; он очень богат маслом и вином и насчитывает около десяти тысяч жителей. Не сыграв никакой роли в истории, остров Итака тем не менее оставил по себе громкую славу в античности. Он был родиной Одиссея и Пенелопы, воспоминания о которых еще живут на вершинах Аноги, в глубокой пещере горы св.Стефана, среди обломков горы Этос, на полях Эвмеи, у подошвы скалы Воронов, где согласно поэтичной легенде бьет источник Аретузы.
С наступлением ночи земля сына Лаэрта, отступив лье на пятнадцать, мало-помалу исчезла во мраке за последним мысом Кефаллинии. Ночью «Кариста», несколько удалившись в открытое море, чтобы избежать опасной теснины между северной оконечностью Итаки и южным выступом острова Сен-Мор, прошла милях в двух от восточного побережья этого острова.
При свете луны можно было смутно различить нечто вроде крутого обрыва, нависшего над морем на высоте ста восьмидесяти футов: это белела скала Левкида, воспетая Сафо и Артемизой. Но с восходом солнца остров, также получивший в древности имя Левкида, уже бесследно исчез на юге, и саколева на всех парусах помчалась к Корфу, держась вблизи албанского берега.
В тот день судну оставалось сделать еще около двадцати лье, ибо Николай Старкос хотел до сумерек войти в гавань столицы острова.
Чтобы быстрее покрыть это расстояние, экипаж «Каристы» смело поставил все паруса, так что планшир саколевы почти скользил по воде. Ветер заметно посвежел. Рулевому приходилось смотреть в оба, чтобы не позволить судну опрокинуться под этой чрезмерной парусностью. По счастью, мачты были очень крепкие, оснастка почти новая и весьма добротная. Ни один риф не был взят, ни один лисель не был убран.
Саколева летела так, словно принимала участие в международных гонках.
На такой скорости она пронеслась мимо островка Паксос. На севере уже вырисовывались первые возвышенности Корфу. Справа, на горизонте, со стороны албанского берега выступал зубчатый силуэт Акрокерониенских гор. В этой весьма оживленной части Ионического моря судну несколько раз попадались навстречу военные корабли, шедшие под английским или под турецким флагом. «Кариста» не избегала ни тех, ни других. При первом же сигнале «лечь в дрейф» она не колеблясь подчинилась бы требованию, ведь на борту ее не было ни груза, ни бумаг, которые могли бы ее выдать.
В четыре часа пополудни саколева стала держаться немного круче к ветру, собираясь войти в пролив, отделяющий остров Корфу от материка. Выбрали шкоты, и рулевой повернул на один румб, чтобы обогнуть южную оконечность острова — мыс Бианко.
К северу фарватер пролива не очень привлекателен. Но в южной части он радует глаз и составляет счастливый контраст с албанским берегом, в те времена почти невозделанным и полудиким. Несколькими милями дальше пролив расширяется, образуя бухточку, которая подковой вдается в побережье острова. Саколева понеслась чуть быстрее и пересекла бухту. Благодаря своим очень извилистым очертаниям остров Корфу имеет шестьдесят пять лье в периметре, тогда как в длину он насчитывает от силы двадцать лье, а в ширину — не более шести.
Около пяти часов «Кариста» прошла вблизи островка Улисса через проток, связывающий озеро Каликиопуло — древнюю иллаическую гавань — с морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Только каких-нибудь пятнадцать морских лье отделяет Аркадию от острова Занте — «цветка Леванта», как поэтично называют его итальянцы. Вдали, за заливом, по которому неслась «Кариста», виднелись зеленеющие вершины горы Скопос; по ее уступам взбегают густые рощи оливковых и апельсиновых деревьев, пришедшие на смену дремучим лесам, некогда воспетым Гомером и Вергилием.
С берега, с юго-востока, дул ровный попутный ветер, и саколева под лиселями быстро разрезала воды тихого в тот час, как озеро, моря вокруг Занте.
К вечеру «Кариста» прошла в виду столицы острова, носящей одно с ним название. Это — красивый, итальянский городок, расцветший на земле Закинфа, сына троянца Дардана. С палубы судна были видны лишь огни города, протянувшегося на добрую половину лье по берегу круглой бухты. Огни эти, горевшие на разной высоте — от портовой набережной до кровли венецианского замка, воздвигнутого на уровне трехсот футов над уровнем моря, образовывали точно огромное созвездие, причем самые яркие его светила отмечали дворцы эпохи Ренессанса, расположенные на главной улице, и собор св.Дионисия Закинфского.
Жители Занте претерпели глубокие изменения от соприкосновения с венецианцами, французами, англичанами и русскими; они, не в пример туркам, обосновавшимся на Пелопоннесе, не вели с Николаем Старкосом работорговли. Вот почему ему незачем было посылать сигналы портовым дозорным, незачем было и останавливаться на острове — родине двух знаменитых поэтов: итальянца Уго Фосколо, начавшего писать в конце XVIII века, и Саломоса — славы современной Греции.
«Кариста» пересекла узкий морской рукав, отделяющий Занте от Ахеи и Элиды. Несомненно, кое-кому на саколеве совсем не по душе пришлись песни, доносившиеся ветерком, как и баркароллы, распеваемые на Лило! Но приходилось мириться с этим. На следующий день корабль, выйдя из плена итальянских напевов, уже плыл мимо Патрасского залива, глубоко вдающегося в материк; его продолжением служит Лепантский залив, который тянется до самого Коринфского перешейка.
Николай Старкос, стоя на носу «Каристы», окидывал взглядом побережье Акарнании, которая расположена к северу от залива. Здесь таился источник великих и бессмертных воспоминаний, они могли бы тронуть сердце истинного сына Греции, но не сердце отступника, уже давно продавшего свою мать-отчизну.
— Миссолонги! — произнес Скопело, указав на северо-восток. — Скверный народ! Предпочитают взлететь на воздух, лишь бы не сдаться неприятелю!
Два года назад ему здесь на редкость не посчастливилось с куплей-продажей невольников. После десятимесячной борьбы защитники Миссолонги, разбитые усталостью, истомленные голодом, не желая капитулировать перед Ибрагимом, взорвали город и крепость. Мужчины, женщины, дети — все погибли, не уцелели и победители.
А еще годом раньше в эти места, где незадолго перед тем был похоронен Марко Боцарис, приехал один из героев войны за независимость — умирающий, павший духом, разочарованный поэт Байрон, чьи останки ныне покоятся в Вестминстере. Одно лишь сердце его осталось в любимой им Греции, освобожденной только после кончины поэта!
Николай Старкос резким движением отозвался на слова Скопело. Между тем саколева, миновав Патрасский залив, направилась к Кефаллинии.
При попутном ветре достаточно нескольких часов, чтобы пройти путь от острова Занте до Кефаллинии. Впрочем, «Кариста» не вошла в ее столицу Аргостолион — отменный порт, правда, только для кораблей среднего тоннажа, для больших же он несколько мелковат; «Кариста», смело пройдя сквозь тесный фарватер, обогнула остров с востока и часов в шесть вечера уже приближалась к острому выступу Биаки — древней Итаки.
Этот остров, имеющий восемь лье в длину и полтора — в ширину, на редкость каменист и просто великолепен в своей первобытной дикости; он очень богат маслом и вином и насчитывает около десяти тысяч жителей. Не сыграв никакой роли в истории, остров Итака тем не менее оставил по себе громкую славу в античности. Он был родиной Одиссея и Пенелопы, воспоминания о которых еще живут на вершинах Аноги, в глубокой пещере горы св.Стефана, среди обломков горы Этос, на полях Эвмеи, у подошвы скалы Воронов, где согласно поэтичной легенде бьет источник Аретузы.
С наступлением ночи земля сына Лаэрта, отступив лье на пятнадцать, мало-помалу исчезла во мраке за последним мысом Кефаллинии. Ночью «Кариста», несколько удалившись в открытое море, чтобы избежать опасной теснины между северной оконечностью Итаки и южным выступом острова Сен-Мор, прошла милях в двух от восточного побережья этого острова.
При свете луны можно было смутно различить нечто вроде крутого обрыва, нависшего над морем на высоте ста восьмидесяти футов: это белела скала Левкида, воспетая Сафо и Артемизой. Но с восходом солнца остров, также получивший в древности имя Левкида, уже бесследно исчез на юге, и саколева на всех парусах помчалась к Корфу, держась вблизи албанского берега.
В тот день судну оставалось сделать еще около двадцати лье, ибо Николай Старкос хотел до сумерек войти в гавань столицы острова.
Чтобы быстрее покрыть это расстояние, экипаж «Каристы» смело поставил все паруса, так что планшир саколевы почти скользил по воде. Ветер заметно посвежел. Рулевому приходилось смотреть в оба, чтобы не позволить судну опрокинуться под этой чрезмерной парусностью. По счастью, мачты были очень крепкие, оснастка почти новая и весьма добротная. Ни один риф не был взят, ни один лисель не был убран.
Саколева летела так, словно принимала участие в международных гонках.
На такой скорости она пронеслась мимо островка Паксос. На севере уже вырисовывались первые возвышенности Корфу. Справа, на горизонте, со стороны албанского берега выступал зубчатый силуэт Акрокерониенских гор. В этой весьма оживленной части Ионического моря судну несколько раз попадались навстречу военные корабли, шедшие под английским или под турецким флагом. «Кариста» не избегала ни тех, ни других. При первом же сигнале «лечь в дрейф» она не колеблясь подчинилась бы требованию, ведь на борту ее не было ни груза, ни бумаг, которые могли бы ее выдать.
В четыре часа пополудни саколева стала держаться немного круче к ветру, собираясь войти в пролив, отделяющий остров Корфу от материка. Выбрали шкоты, и рулевой повернул на один румб, чтобы обогнуть южную оконечность острова — мыс Бианко.
К северу фарватер пролива не очень привлекателен. Но в южной части он радует глаз и составляет счастливый контраст с албанским берегом, в те времена почти невозделанным и полудиким. Несколькими милями дальше пролив расширяется, образуя бухточку, которая подковой вдается в побережье острова. Саколева понеслась чуть быстрее и пересекла бухту. Благодаря своим очень извилистым очертаниям остров Корфу имеет шестьдесят пять лье в периметре, тогда как в длину он насчитывает от силы двадцать лье, а в ширину — не более шести.
Около пяти часов «Кариста» прошла вблизи островка Улисса через проток, связывающий озеро Каликиопуло — древнюю иллаическую гавань — с морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45