Надо немедля им воспользоваться, чтобы возможно скорее вернуться к берегам Америки. Плотник Даулас занялся установкой мачты, гнездо которой было прилажено на передней части плота; он сделал две подпорки, чтобы придать мачте устойчивость. Тем временем боцман и матросы прикрепили маленький бом-брамсель к рее, специально для этого предназначенной.
К половине десятого мачта уже поставлена и укреплена при помощи вант. Парус поднят, галс посажен, шкот выбран, и плот, подгоняемый ветром, идет довольно быстро; ветер еще крепчает.
Как только кончили эту работу, плотник принялся за установку руля, который позволит нам придерживаться желаемого направления. Роберт Кертис и инженер Фолстен дают плотнику советы и указания. После двухчасовой работы удается приладить к заднему краю плота подобие кормового весла, вроде того, что употребляют малайцы.
В это время капитан Кертис производит необходимые наблюдения, чтобы точно вычислить долготу, а с наступлением полудня измеряет высоту солнца. Вот результаты его наблюдений: северная широта — 15o7', западная долгота — 49o35', считая от Гринвичского меридиана.
Эта точка, нанесенная на карту, показывает, что мы находимся приблизительно на расстоянии шестисот пятидесяти миль к северо-востоку от Парамарибо, самой близкой к нам части южноамериканского материка, то есть берегов голландской Гвианы.
А между тем мы не можем даже при наличии пассатов рассчитывать на то, что нам удастся делать более десяти — двенадцати миль в день на таком несовершенном сооружении, как плот, неспособном спорить с ветром. Другими словами — при самых благоприятных обстоятельствах нам понадобится два месяца, чтобы достигнуть берега, если только мы не встретим какое-нибудь судно — случай маловероятный. В этой части Атлантического океана корабли ходят гораздо реже, чем дальше к северу или югу. К несчастью, нас отнесло в сторону от путей, по которым следуют английские или французские трансатлантические корабли, направляющиеся к Антильским островам или в Бразилию; лучше не рассчитывать на случайную встречу. А если наступит штиль, если ветер переменится и понесет нас на восток, понадобится, может быть, и не два месяца, а четыре, шесть; а ведь наши съестные припасы кончатся к концу третьего месяца!
Итак, осторожность требует, чтобы мы с первого же дня ограничили свои потребности. Капитан Кертис совещался с нами по этому поводу, и мы ввели суровый режим, которого намерены придерживаться. Рацион установлен одинаковый для всех и с таким расчетом, чтобы лишь наполовину утолять голод и жажду. Управление плотом не требует большого расхода физических сил. Нам можно поэтому довольствоваться и скудным питанием. Водка, — а в бочонке ее имеется только пять галлонов note 9, — будет выдаваться очень скупо. Никто не имеет права прикасаться к ней без разрешения капитана.
Режим «на борту» установлен следующий: пять унций мяса и пять унций сухарей в день на душу. Немного, но тут ничего не поделаешь, ибо восемнадцать человек съедят в день более чем по пяти фунтов каждого из этих продуктов, то есть в три месяца — шестьсот фунтов. В нашем же распоряжении имеется не больше шестисот фунтов мяса и сухарей. Следовательно, рацион нельзя увеличить. Воды же у нас около ста тридцати двух галлонов note 10, и решено, что мы будем получать на человека всего одну пинту note 11 в день; таким образом воды нам тоже хватит на три месяца.
Раздача съестных припасов будет производиться в десять часов утра боцманом. Каждый получит на день свой рацион сухарей и мяса, а съедать его будет, как и когда захочет. За недостатком посуды — ведь у нас нет ничего, кроме чайника и кружки ирландца, — вода будет выдаваться два раза в день, в десять часов утра и в шесть вечера: каждому придется выпить ее тут же.
Надо заметить, что у нас есть надежда увеличить свои запасы: дождь и рыбная ловля могут оказаться для нас немалым подспорьем. На плоту выставлены две пустые бочки в расчете на то, что дождь наполнит их. А рыболовную снасть взялись изготовить матросы; плот потащит ее за собой.
Вот какие меры приняты нами. Они всеми одобрены и будут строго соблюдаться. Лишь при самом суровом режиме можно надеяться, что мы избегнем ужасов голода. Жестокие испытания научили нас предусмотрительности, и если нам придется терпеть еще большие лишения, то лишь потому, что судьба пошлет нам новые удары!
32. С ВОСЬМОГО ПО СЕМНАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ
С наступлением вечера мы забились под паруса. Утомленный долгим пребыванием на рангоуте, я на несколько часов заснул. Плот, относительно мало нагруженный, плывет довольно легко. Море спокойно, и волны не беспокоят нас. К несчастью, волнение стихло лишь потому, что спадает ветер, и к утру я вынужден отметить в дневнике: штиль.
С наступлением дня я не мог записать ничего нового. Отец и сын Летурнеры тоже проспали часть ночи. Мы еще раз пожали друг другу руки. Отдохнула и мисс Херби; ее лицо уже не кажется таким усталым, оно, как всегда, дышит спокойствием.
Мы находимся ниже одиннадцатой параллели. Стоит сильная жара, солнце светит ярко. Воздух насыщен горячими испарениями. Ветер налетает порывами, и в промежутках, увы, слишком продолжительных, парус неподвижно висит на мачте. Но Роберт Кертис и боцман по некоторым приметам, в которых разбираются только моряки, предполагают, что какое-то течение увлекает нас на запад — со скоростью двух-трех миль в час. Это была бы для нас удача, которая сильно сократила бы наше плавание. Хочется надеяться, что капитан и боцман не ошиблись — ведь с первых же дней в такую жару нам едва хватает нашего рациона воды, чтобы утолить жажду!
И, однако, с тех пор как мы покинули «Ченслер», или, вернее, марсы корабля, чтобы пересесть на плот, положение значительно улучшилось. Ведь «Ченслер» мог в любую минуту затонуть, а деревянная площадка, которую мы сейчас занимаем, относительно прочна. Да, повторяю, положение заметно улучшилось, и по сравнению с прежним все мы чувствуем себя неплохо. У нас есть некоторые удобства. Мы можем передвигаться по плоту. Днем мы собираемся, разговариваем, спорим, смотрим на море. Ночью спим под защитой парусов. Развлекаемся, наблюдая за горизонтом и следя за рыболовными снастями, опущенными в воду.
— Господин Казаллон, — говорит мне Андре Летурнер через несколько дней после нашего перехода на плот, — мне кажется, что здесь нам живется так же спокойно, как на острове Хэм-Рок.
— Да, дорогой Андре.
— Но прибавлю, что у плота есть перед островом важное преимущество: он движется.
— При попутном ветре, Андре, преимущество явно на стороне, плота, но если ветер переменится…
— Полно, господин Казаллон! — отвечает молодой человек. — Не будем смотреть на будущее слишком мрачно. Побольше веры!
Вера воодушевляет всех нас! Да! Нам кажется, что ужасные наши испытания кончились! Обстоятельства переменились к лучшему. Все мы почти успокоились.
Я не знаю, что происходит в душе Роберта Кертиса и не могу сказать, разделяет ли он наши радужные надежды. Держится он большей частью особняком. Это объясняется, конечно, лежащей на нем огромной ответственностью. Он — капитан, он обязан спасать не только свою жизнь, но и наши! Я уверен, что он понимает свой долг именно так. Поэтому он часто сидит погруженный в размышления, и мы стараемся не беспокоить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
К половине десятого мачта уже поставлена и укреплена при помощи вант. Парус поднят, галс посажен, шкот выбран, и плот, подгоняемый ветром, идет довольно быстро; ветер еще крепчает.
Как только кончили эту работу, плотник принялся за установку руля, который позволит нам придерживаться желаемого направления. Роберт Кертис и инженер Фолстен дают плотнику советы и указания. После двухчасовой работы удается приладить к заднему краю плота подобие кормового весла, вроде того, что употребляют малайцы.
В это время капитан Кертис производит необходимые наблюдения, чтобы точно вычислить долготу, а с наступлением полудня измеряет высоту солнца. Вот результаты его наблюдений: северная широта — 15o7', западная долгота — 49o35', считая от Гринвичского меридиана.
Эта точка, нанесенная на карту, показывает, что мы находимся приблизительно на расстоянии шестисот пятидесяти миль к северо-востоку от Парамарибо, самой близкой к нам части южноамериканского материка, то есть берегов голландской Гвианы.
А между тем мы не можем даже при наличии пассатов рассчитывать на то, что нам удастся делать более десяти — двенадцати миль в день на таком несовершенном сооружении, как плот, неспособном спорить с ветром. Другими словами — при самых благоприятных обстоятельствах нам понадобится два месяца, чтобы достигнуть берега, если только мы не встретим какое-нибудь судно — случай маловероятный. В этой части Атлантического океана корабли ходят гораздо реже, чем дальше к северу или югу. К несчастью, нас отнесло в сторону от путей, по которым следуют английские или французские трансатлантические корабли, направляющиеся к Антильским островам или в Бразилию; лучше не рассчитывать на случайную встречу. А если наступит штиль, если ветер переменится и понесет нас на восток, понадобится, может быть, и не два месяца, а четыре, шесть; а ведь наши съестные припасы кончатся к концу третьего месяца!
Итак, осторожность требует, чтобы мы с первого же дня ограничили свои потребности. Капитан Кертис совещался с нами по этому поводу, и мы ввели суровый режим, которого намерены придерживаться. Рацион установлен одинаковый для всех и с таким расчетом, чтобы лишь наполовину утолять голод и жажду. Управление плотом не требует большого расхода физических сил. Нам можно поэтому довольствоваться и скудным питанием. Водка, — а в бочонке ее имеется только пять галлонов note 9, — будет выдаваться очень скупо. Никто не имеет права прикасаться к ней без разрешения капитана.
Режим «на борту» установлен следующий: пять унций мяса и пять унций сухарей в день на душу. Немного, но тут ничего не поделаешь, ибо восемнадцать человек съедят в день более чем по пяти фунтов каждого из этих продуктов, то есть в три месяца — шестьсот фунтов. В нашем же распоряжении имеется не больше шестисот фунтов мяса и сухарей. Следовательно, рацион нельзя увеличить. Воды же у нас около ста тридцати двух галлонов note 10, и решено, что мы будем получать на человека всего одну пинту note 11 в день; таким образом воды нам тоже хватит на три месяца.
Раздача съестных припасов будет производиться в десять часов утра боцманом. Каждый получит на день свой рацион сухарей и мяса, а съедать его будет, как и когда захочет. За недостатком посуды — ведь у нас нет ничего, кроме чайника и кружки ирландца, — вода будет выдаваться два раза в день, в десять часов утра и в шесть вечера: каждому придется выпить ее тут же.
Надо заметить, что у нас есть надежда увеличить свои запасы: дождь и рыбная ловля могут оказаться для нас немалым подспорьем. На плоту выставлены две пустые бочки в расчете на то, что дождь наполнит их. А рыболовную снасть взялись изготовить матросы; плот потащит ее за собой.
Вот какие меры приняты нами. Они всеми одобрены и будут строго соблюдаться. Лишь при самом суровом режиме можно надеяться, что мы избегнем ужасов голода. Жестокие испытания научили нас предусмотрительности, и если нам придется терпеть еще большие лишения, то лишь потому, что судьба пошлет нам новые удары!
32. С ВОСЬМОГО ПО СЕМНАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ
С наступлением вечера мы забились под паруса. Утомленный долгим пребыванием на рангоуте, я на несколько часов заснул. Плот, относительно мало нагруженный, плывет довольно легко. Море спокойно, и волны не беспокоят нас. К несчастью, волнение стихло лишь потому, что спадает ветер, и к утру я вынужден отметить в дневнике: штиль.
С наступлением дня я не мог записать ничего нового. Отец и сын Летурнеры тоже проспали часть ночи. Мы еще раз пожали друг другу руки. Отдохнула и мисс Херби; ее лицо уже не кажется таким усталым, оно, как всегда, дышит спокойствием.
Мы находимся ниже одиннадцатой параллели. Стоит сильная жара, солнце светит ярко. Воздух насыщен горячими испарениями. Ветер налетает порывами, и в промежутках, увы, слишком продолжительных, парус неподвижно висит на мачте. Но Роберт Кертис и боцман по некоторым приметам, в которых разбираются только моряки, предполагают, что какое-то течение увлекает нас на запад — со скоростью двух-трех миль в час. Это была бы для нас удача, которая сильно сократила бы наше плавание. Хочется надеяться, что капитан и боцман не ошиблись — ведь с первых же дней в такую жару нам едва хватает нашего рациона воды, чтобы утолить жажду!
И, однако, с тех пор как мы покинули «Ченслер», или, вернее, марсы корабля, чтобы пересесть на плот, положение значительно улучшилось. Ведь «Ченслер» мог в любую минуту затонуть, а деревянная площадка, которую мы сейчас занимаем, относительно прочна. Да, повторяю, положение заметно улучшилось, и по сравнению с прежним все мы чувствуем себя неплохо. У нас есть некоторые удобства. Мы можем передвигаться по плоту. Днем мы собираемся, разговариваем, спорим, смотрим на море. Ночью спим под защитой парусов. Развлекаемся, наблюдая за горизонтом и следя за рыболовными снастями, опущенными в воду.
— Господин Казаллон, — говорит мне Андре Летурнер через несколько дней после нашего перехода на плот, — мне кажется, что здесь нам живется так же спокойно, как на острове Хэм-Рок.
— Да, дорогой Андре.
— Но прибавлю, что у плота есть перед островом важное преимущество: он движется.
— При попутном ветре, Андре, преимущество явно на стороне, плота, но если ветер переменится…
— Полно, господин Казаллон! — отвечает молодой человек. — Не будем смотреть на будущее слишком мрачно. Побольше веры!
Вера воодушевляет всех нас! Да! Нам кажется, что ужасные наши испытания кончились! Обстоятельства переменились к лучшему. Все мы почти успокоились.
Я не знаю, что происходит в душе Роберта Кертиса и не могу сказать, разделяет ли он наши радужные надежды. Держится он большей частью особняком. Это объясняется, конечно, лежащей на нем огромной ответственностью. Он — капитан, он обязан спасать не только свою жизнь, но и наши! Я уверен, что он понимает свой долг именно так. Поэтому он часто сидит погруженный в размышления, и мы стараемся не беспокоить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38