Потом Карефиноту повернулся к учителю танцев, давая понять, что хочет знать и его имя.
— Тартелетт, — ответил танцмейстер с любезной улыбкой.
— Тар-те-летт! — повторил Карефиноту.
Очевидно, сочетание этих слогов соответствовало устройству его голосовых связок, ибо произнес он их очень отчетливо.
Учитель танцев казался крайне польщенным. Да и было отчего!
Тогда Годфри, желая воспользоваться сообразительностью туземца, объяснил ему знаками, что хочет узнать название острова. Он указал на лес, прерию, холмы, потом обвел рукой берег моря и горизонт и, наконец, вопросительно поглядел на негра.
Карефиноту, не сразу уразумев, что от него хотят, повторил жест Годфри и обернулся, окидывая взглядом все окружающее пространство.
— Арнека, — сказал он, подумав.
— Арнека? — повторил Годфри, топая ногой по земле, чтобы яснее выразить свой вопрос.
— Арнека! — подтвердил негр.
Но это ничего не говорило Годфри, не указывало ни на географическое название острова, ни на его положение в Тихом океане. Он не мог припомнить ничего похожего. Быть может, это было туземное название, не известное картографам.
Между тем Карефиноту с нескрываемым любопытством продолжал рассматривать обоих белых, переводя взгляд с одного на другого, словно устанавливая разницу между ними. Его губы улыбались, обнаруживая ряд великолепных белых зубов, на которые Тартелетт поглядывал с некоторой опаской.
— Пусть сломается в моей руке карманная скрипка, — воскликнул он, — если эти зубы никогда не жевали человеческого мяса.
— Во всяком случае, — ответил Годфри, — наш новый компаньон теперь не походит на человека, которого собираются изжарить и съесть, а это самое главное!
Больше всего привлекало внимание Карефиноту оружие Годфри и Тартелетта: карабины, которые они держали в руках, и револьверы, заткнутые за пояс.
Годфри сразу понял причину этого любопытства. Очевидно, дикарь никогда не видел огнестрельного оружия. Да и понимал ли он, что обязан своим освобождением одной из этих трубок, выбрасывающих молнию? Вряд ли.
Годфри решил дать туземцу представление о своем могуществе. Зарядив ружье, он показал Карефиноту на красную куропатку, летевшую шагах в пятидесяти от них над прерией, затем быстро прицелился и выстрелил: птица упала.
При звуке выстрела негр сделал великолепный прыжок, который Тартелетт тут же оценил глазом хореографа. Затем, оправившись от страха, Карефиноту с быстротой охотничьей собаки подбежал к птице, ковылявшей по траве с перебитым крылом, и принес ее своему господину, радостный и изумленный.
После этого и Тартелетту захотелось показать туземцу что он тоже обладает молниеносной силой. Заметив близ ручья спокойно сидящего на старом стволе рыболова, он поднял ружье и прицелился.
— Не нужно, Тартелетт! — остановил его Годфри. — Не стреляйте!
— Почему?
— Подумайте только, если вам не повезет и вы промахнетесь, как много мы потеряем в глазах этого туземца.
— Но почему бы мне не попасть? — возразил Тартелетт не без досады. — Не я ли во время сражения, впервые взяв в руки ружье, на расстоянии ста шагов поразил прямо в грудь одного из людоедов?
— Вы в него определенно попали, раз он упал. Но, послушайте меня, Тартелетт! Ради наших общих интересов не испытывайте судьбу дважды.
Учитель танцев, хоть и с некоторым разочарованием, все же поддался уговорам. Перекинув ружье за спину, он вместе с Годфри и Карефиноту направился в Вильтри.
Жилище, оборудованное внутри секвойи, вызвало новое изумление дикаря. Прежде всего, ему пришлось объяснять я показывать, как надо обращаться с разными орудиями, инструментами и домашней утварью. По-видимому, Карефиноту жил среди туземцев, стоящих на самой низкой ступени развития, так как даже железо, казалось, ему было неизвестно. Когда поставили на горячие угли котелок, туземец тут же хотел его снять, думая, что он сгорит, чем вызвал неудовольствие Тартелетта, занятого священнодействием — приготовлением бульона. Но больше всего Карефиноту поразило зеркало: он вертел его так и сяк, чтобы убедиться, нет ли на другой стороне его собственной персоны.
— Но он же ничего не смыслит, этот черномазый, — с презрительной гримасой воскликнул учитель танцев.
— Нет, Тартелетт, вы ошибаетесь, — возразил Годфри. — Он смотрит на оборотную сторону зеркала, значит — рассуждает, на что способно только мыслящее существо.
— Хорошо! Согласен! Допустим, что он способен мыслить, — сказал Тартелетт, с сомнением покачав головой. — Но будет ли он нам чем-нибудь полезен?
— Я в этом уверен! — ответил Годфри.
Между тем Карефиноту очутился за столом, уставленным разными кушаньями. Сначала он их обнюхал, потом попробовал на зубок и, наконец, стал с жадностью поглощать все подряд, одно за другим: суп из агути, убитую Годфри птицу, баранью лопатку с гарниром из камаса и ямса.
— Кажется, наш гость обладает завидным аппетитом, — заметил Годфри.
— Да, — ответил Тартелетт. — Нужно будет глядеть за ним в оба. Как бы не разыгрались его каннибальские инстинкты!
— Успокойтесь, Тартелетт! Мы заставим его забыть вкус человеческого мяса, если только он его когда-нибудь пробовал.
— За это я не поручусь! — ответил учитель танцев. — Уж если он раз отведал…
Карефиноту с напряженным вниманием слушал разговор обоих собеседников. По его умным глазам было видно, что ему очень хотелось бы узнать, о чем они говорят в его присутствии. Неожиданно у него развязался язык, и он начал им что-то объяснять. Но это был ряд лишенных смысла звукоподражательных междометий, с преобладанием гласных «а» и «у», как в большей части полинезийских наречий.
Годфри размышлял. Как бы то ни было, этот негр, которого он чудом спас от смерти, станет теперь его новым товарищем. Без сомнения, он будет хорошим слугой. Он силен, ловок, деятелен. Его не испугает никакая работа. Его удивительная способность к подражанию всему, что он видит, поможет Годфри построить систему его воспитания.
И Годфри не ошибся. Уход за скотом, сбор корней и плодов, убой баранов или агути, которые составляли основную пищу, приготовление сидра из диких яблок манзаниллы — все это Карефиноту быстро набился делать и старательно выполнял после того, как ему показали.
Что бы ни думал Тартелетт, Годфри относился к дикарю без всякого недоверия и никогда не раскаивался, что спас его от смерти, рискуя собственной жизнью. Если его что-то и тревожило, то только возможность возвращения дикарей, которым теперь стало известно местоположение острова Фины.
С первого же дня для Карефиноту была устроена постель в дупле секвойи. Но чаще всего, если не было дождя, он предпочитал спать на открытом воздухе, превратясь таким образом в верного стража.
В течение следующих двух недель Карефиноту несколько раз сопровождал Годфри во время охоты. Его главным удовольствием было глядеть, как падают птицы, убитые на далеком расстоянии. При этом он с большой готовностью нес службу охотничьей собаки, выполняя свои обязанности с таким рвением, что его не останавливали никакие препятствия: ни завалы, ни кусты, ни ручьи.
Мало-помалу Годфри стал привязываться к новому товарищу. Карефиноту разделял с нашими Робинзонами все трудности. Одного только он не мог постичь — английского языка. Несмотря на все усилия, туземец не способен был произнести даже самых употребительных слов, которые ему так старательно втолковывали Годфри и учитель танцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41