Учитель танцев Тартеллет любил часто повторять со свойственной ему неоспоримой логикой:
— Путешествие всегда имеет свое начало. Важнее, где и когда оно кончится.
Дверь от каюты Годфри выходила в полуют, расположенный в кормовой части «Дрима» и служивший столовой. Наш юный герой устроился со всем возможным комфортом. Портрету Фины было предоставлено место на самой светлой стене. Койка, умывальник, несколько шкафчиков для одежды и белья, рабочий стол, удобное кресло — что еще нужно путешественнику двадцати двух лет?
В таких условиях можно и двадцать два раза объехать вокруг света! Не обладал ли Годфри тем возрастом, здоровьем и хорошим настроением, которые дают человеку наилучшую практическую философию?
Ах, молодые люди, молодые люди! Путешествуйте, если можете, а если не можете… все равно путешествуйте!
А вот Тартелетту было совсем невесело. Его каюта, находившаяся рядом с каютой Годфри, казалась ему слишком узкой, койка — невозможно жесткой, а свободное пространство в шесть ярдов явно недостаточным, чтобы проделывать там всевозможные па.
Мог ли турист подавить в нем хоть на время призвание учителя танцев и хороших манер? Нет! Оно было у него в крови и, надо думать, что даже в предсмертный час его ноги будут находиться в первой танцевальной позиции: пятки вместе, носки врозь.
Трапезы решили проводить сообща. Годфри и Тартелетт получили места друг против друга, а капитан и его помощник — на противоположных концах так называемого «качечного стола». Это ужасное наименование «качечный стол» или «стол боковой качки» не вызывало сомнений, что место учителя танцев часто будет пустовать.
Девятого июня, в день отъезда, погода стояла прекрасная. Дул легкий северо-восточный бриз. Чтобы набавить скорость, капитан Тюркот приказал поднять паруса, после чего «Дрим» перестал раскачиваться с боку на сок. А поскольку волна набегала теперь сзади, меньше беспокоила и килевая качка. Лица пассажиров не изменили своего выражения: не было ни зажатых носов, ни запавших глаз, ни посиневших губ, ни бледных щек. Плавание проходило пока вполне сносно. Пароход шел в юго-западном направлении, по спокойному, только слегка пенящемуся морю, и американский берег скоро исчез за горизонтом.
В течение двух следующих дней ничего значительного не произошло. «Дрим» шел по-прежнему хорошим ходом.
Начало путешествия было благоприятным, хотя капитан Тюркот иногда проявлял беспокойство, не укрывшееся от его пассажиров. Каждый день, как только солнце переходило через меридиан, он с необыкновенной пунктуальностью определял местонахождение корабля. Затем он запирался со своим помощником в каюте, и там они долго что-то обсуждали, словно могло произойти какое-нибудь важное событие. Правда, секретные совещания ускользнули от внимания Годфри, неискушенного в делах навигации, но у некоторых матросов вызывали недоумение.
Недоумение было тем большим, что по ночам, два или три раза в течение первой недели плавания, «Дрим» без видимой причины менял курс. То, что было бы естественным для парусного судна, зависящего от атмосферных явлений, было непонятно и неестественно для парохода, который мог всегда идти по намеченному курсу, снимая паруса при неблагоприятном ветре.
Утром 12 июня на борту произошел неожиданный инцидент.
В ту минуту, когда капитан Тюркот, его помощник и Годфри как раз собирались приступить к завтраку, на палубе послышался странный шум и на пороге столовой показался боцман.
— Капитан! — обратился он к Тюркоту.
— Что случилось? — воскликнул Тюркот, бывший — как истый моряк — всегда настороже.
— На борту оказался китаец, — ответил боцман.
— Китаец?
— Да. Самый настоящий. Мы только что обнаружили его на дне трюма.
— Тысяча чертей! — вскричал Тюркот. — Бросить его в море.
— All right! — ответил боцман.
Как и многие калифорнийцы, зараженные презрением к сынам Небесной империи note 14, он нашел это приказание как нельзя более правильным и готов был исполнить его без малейших угрызений совести.
Капитан Тюркот в сопровождении Годфри и своего помощника вышел из столовой и направился к баку.
Они увидели китайца, отбивавшегося от двух или трех матросов, которые скрутили ему руки и награждали ударами. Это был человек лет тридцати пяти
— сорока, с умным лицом, щеками, лишенными всяких признаков волосяного покрова, слегка осунувшийся от шестидневного пребывания в спертом воздухе трюма. Найден он был в этом убежище только по чистой случайности.
Капитан тут же велел матросам отпустить несчастного.
— Кто ты? — спросил он.
— Сын солнца.
— Как твое имя?
— Сенг-Ву, — ответил китаец.
— Что ты здесь делаешь?
— Плыву, — спокойно ответил китаец, — и при этом не причиняю вам ни малейшего вреда.
— Верно! Ни малейшего вреда!.. А когда ты успел спрятаться в трюме? Незадолго до отхода?
— Так оно и было, капитан.
— Чтобы бесплатно прокатиться из Америки в Китай, на тот берег Тихого океана?
— Да, если вам угодно.
— А если мне это неугодно? Если я предложу тебе добраться до Китая вплавь?
— Попробую, — с улыбкой ответил китаец, — но, скорее всего, я утону по дороге.
— Ах, вот как! Сейчас я научу тебя, как экономить деньги на проезд.
И сверх меры рассерженный капитан, вероятно тут же привел бы свою угрозу в исполнение, если бы не вмешался Годфри.
— Послушайте, капитан, — обратился он к Тюркоту. — Лишний китаец на борту «Дрима» это значит одним китайцем меньше в Калифорнии. А там их достаточно…
— Даже предостаточно, — заметил немного успокоившийся Тюркот.
— Действительно, их там слишком много, — продолжал Годфри.
— Итак, за то, что этот оборванец счел нужным освободить от своего присутствия Сан-Франциско, он заслуживает снисхождения. Давайте лучше высадим его где-нибудь поблизости от Шанхая и забудем об этом.
Говоря, что в штате Калифорния слишком много китайцев, Годфри выражал мнение большинства калифорнийцев. И в самом деле, иммиграция китайцев в Америку, учитывая, что население Китая возросло до трехсот миллионов, а население Соединенных Штатов насчитывало тридцать миллионов note 15, становилась серьезной проблемой. Законодатели Западных Штатов — Калифорнии, Орегона, Невады, Юты, — и сам Конгресс были в то время озабочены массовым переселением китайцев в Америку.
В ту пору в Соединенных Штатах проживало свыше пятидесяти тысяч китайцев, не считая Калифорнии. Этот трудолюбивый народ, отличавшийся особым искусством в работах по промыванию золота, народ, который довольствуется щепоткой риса и несколькими глотками чая, легко поддавался эксплуатации, снижая заработную плату в ущерб местным рабочим. По этой причине, вопреки американской конституции, их иммиграция ограничена в Америке особым законом: китайцам отказывают в правах гражданства из опасения, чтобы они не получили голоса в Конгрессе. Относятся к ним ничуть не лучше, чем к индейцам и неграм. Их называют «зачумленными» и чаще всего поселяют в своеобразных гетто, где они стараются сохранить нравы и обычаи своей страны.
В столице Калифорнии они были оттеснены в квартал близ улицы Сакраменто, где красовались китайские вывески и традиционные фонарики. Там их можно встретить тысячами в национальных халатах с широкими рукавами, в шапках конической формы и сапогах с загнутыми носками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41