В 1900 году в статье в «Zeit» историк литературы Р. М. Мейер показал и выяснил на примерах, что нет возможности сознательно и произвольно сочинить бессмыслицу. Мне уже давно известно, что нельзя вполне произвольно вызвать в своем воображении какое-либо число или имя. Если исследовать любое произвольное на вид, скажем, многозначное число, названное якобы в шутку или от нечего делать, то обнаружится столь строгая детерминация, которая действительно кажется невозможной. Я хочу разобрать сперва вкратце один пример произвольного выбора имени, а затем более подробно проанализировать аналогичный пример с числом, «сказанным наугад».
а) Подготовляя к печати историю болезни одной из моих пациенток, я раздумываю над тем, какое бы имя дать ей в моей работе. Выбор, казалось бы, очень велик; конечно, некоторые имена уже заранее исключаются – прежде всего настоящее имя, затем имена членов моей семьи, которые меня коробили бы, затем, быть может, еще какие-нибудь женские имена, особенно странно звучащие; но вообще мне не приходится стесняться в выборе имен. Можно было бы ожидать, и я действительно ожидаю, что в моем распоряжении окажется целое множество женских имен.
Вместо этого всплывает только одно, и никакое другое не сопровождает его: Дора. Задаюсь вопросом о его детерминации. Кто носит имя Доры? Первое, что мне приходит в голову и что мне хочется отбросить как нечто бессмысленное: так зовут няньку моей сестры. Однако я обладаю достаточной выдержкой или достаточной опытностью в анализах, чтобы удержать пришедшую мне в голову мысль и продолжить нить. Тотчас же мне вспоминается мелкий случай, происшедший прошлым вечером, случай, несущий с собой искомую детерминацию. В столовой у моей сестры я видел на столе письмо с надписью: г-же Розе В. Я удивлен и спрашиваю, кто это, мне отвечают, что мнимая Дора называется, собственно, Розой, но должна была при поступлении к моей сестре сменить имя, потому что так же звали и сестру. Я говорю с соболезнованием: бедные люди, даже имени своего они не могут сохранить за собой! Как я теперь припоминаю, я на минуту замолчал и стал размышлять о всякого рода серьезных вещах, которые как-то расплылись тогда, но которые теперь я мог бы легко вызвать в своем сознании. Когда я затем на следующий день искал имя для лица, которому нельзя было сохранить свое собственное имя, мне пришла в голову именно «Дора». То обстоятельство, что мне пришло на ум только одно это имя, основывается здесь на прочной внутренней связи, ибо в истории моей пациентки влияние, сыгравшее решающую роль также и в ходе ее лечения, исходило от лица, служащего в чужом доме, – от гувернантки.
Этот мелкий случай имел спустя несколько лет неожиданное продолжение. Однажды, разбирая в своей лекции давно уже опубликованную историю болезни девушки, которую я так и назвал Дорой, я вспомнил, что одна из моих двух слушательниц тоже носит имя Дора, произносимое мною так часто в самых различных комбинациях; я обратился к этой студентке, с которой был знаком лично, с извинением: «Я, право, не подумал о том, что вас так зовут, охотно заменю для лекций это имя другим». Передо мной была, таким образом, задача быстро выбрать другое имя, причем я имел в виду, как бы мне не напасть на имя другой слушательницы и не дать таким образом дурного примера опытным уже в психоанализе студентам. Я был очень доволен, когда вместо Доры мне пришло в голову имя Эрна, которым и воспользовался в своей лекции. По окончании лекции я спросил себя, откуда же могло взяться имя Эрна, и не мог не рассмеяться, ибо заметил, что как раз то, чего я боялся, все же случилось при выборе нового имени, хотя и частично. Фамилия второй студентки была – Люцерна; половина этого слова – Эрна.
б) В письме к другу я сообщаю ему, что покончил с корректурой «Traumdeutung» и не желаю больше ничего изменять в этой работе, «будь в ней даже 2467 ошибок». Тотчас же я пытаюсь выяснить себе происхождение этого числа и присоединяю этот маленький анализ в качестве постскриптума к письму. Лучше всего будет, если я процитирую то, что написал тогда же, когда поймал себя на месте преступления.
«На скорую руку еще маленькое сообщение на тему о психопатологии повседневной жизни. Ты найдешь в письме цифру 2467; ею я определяю произвольно, в шутку, число ошибок, которые окажутся в моей книге о снах. Я хотел этим сказать: любое большое число, и в голову пришла эта цифра. Но так как в области психического нет ничего произвольного, недетерминированного, то ты с полным правом можешь ожидать, что здесь бессознательное поспешило детерминировать число, которое в моем сознании не было связано ничем. Непосредственно перед этим я прочитал в газете, что некий генерал Е. М. вышел в отставку в звании фельдцейхмейстера. Надо тебе сказать, что этот человек интересует меня. Когда я еще отбывал в качестве медика военную службу, он – тогда еще полковник – пришел однажды в приемный покой и сказал врачу: „Вы должны меня вылечить в неделю, потому что мне нужно выполнить работу, которую ждет император“. Я поставил себе тогда задачу проследить карьеру этого человека, и вот теперь (в 1899 г.) он ее закончил – фельдцейхмейстером и уже в отставке. Я хотел высчитать, во сколько лет он проделал этот путь, и исходил при этом из того, что видел его в госпитале в 1882 году. Стало быть, в 17 лет. Я рассказал об этом жене, и она заметила: „Стало быть, ты тоже должен уже быть в отставке?“ Я запротестовал: боже меня избави от этого. После этого разговора я сел за стол, чтобы написать тебе письмо. Но прежний ход мыслей продолжался, и не без основания. Я неверно сосчитал; о том свидетельствует имеющийся у меня в воспоминаниях спорный пункт. Мое совершеннолетие – стало быть, 24-й год – я отпраздновал на гауптвахте (за самовольную отлучку). Это было, значит, в 1880 году– 19 лет тому назад. Вот тебе и цифра 24 в числе 2467! Теперь возьми мой возраст – 43 и прибавь к нему 24 года, и ты получишь – 67. То есть: на вопрос, хочу ли я тоже выйти в отставку, я мысленно прибавил себе еще 24 года работы. Очевидно, я огорчен тем, что за тот промежуток времени, в течение которого я следил за полковником М., я сам не пошел так далеко, и вместе с тем испытываю нечто вроде триумфа по поводу того, что он уже конченый человек, в то время как у меня еще все впереди. Не правда ли, можно с полным основанием сказать, что даже и ненамеренно взятое число 2467 не лишено своей детерминации, идущей из области бессознательного».
Со времени этого первого объяснения якобы произвольно выбранных чисел я неоднократно повторял этот опыт с тем же успехом; однако большинство случаев настолько интимно по своему содержанию, что не поддается передаче.
Именно поэтому я и не хочу упустить случая привести здесь весьма интересный анализ, который мой коллега д-р Альфред Адлер получил от знакомого ему «авторитетного» корреспондента: «Вчера вечером, – сообщает этот корреспондент, – я взялся за „Психопатологию обыденной жизни“ и прочел бы всю книгу до конца, если бы мне не помешал замечательный случай. Когда я прочел о том, что всякое число, которое мы, казалось бы, совершенно произвольно вызываем в своем сознании, имеет определенный смысл, я решил сделать опыт. Мне пришло в голову число 1734. Вслед за этим мне приходит на мысль одно за другим следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
а) Подготовляя к печати историю болезни одной из моих пациенток, я раздумываю над тем, какое бы имя дать ей в моей работе. Выбор, казалось бы, очень велик; конечно, некоторые имена уже заранее исключаются – прежде всего настоящее имя, затем имена членов моей семьи, которые меня коробили бы, затем, быть может, еще какие-нибудь женские имена, особенно странно звучащие; но вообще мне не приходится стесняться в выборе имен. Можно было бы ожидать, и я действительно ожидаю, что в моем распоряжении окажется целое множество женских имен.
Вместо этого всплывает только одно, и никакое другое не сопровождает его: Дора. Задаюсь вопросом о его детерминации. Кто носит имя Доры? Первое, что мне приходит в голову и что мне хочется отбросить как нечто бессмысленное: так зовут няньку моей сестры. Однако я обладаю достаточной выдержкой или достаточной опытностью в анализах, чтобы удержать пришедшую мне в голову мысль и продолжить нить. Тотчас же мне вспоминается мелкий случай, происшедший прошлым вечером, случай, несущий с собой искомую детерминацию. В столовой у моей сестры я видел на столе письмо с надписью: г-же Розе В. Я удивлен и спрашиваю, кто это, мне отвечают, что мнимая Дора называется, собственно, Розой, но должна была при поступлении к моей сестре сменить имя, потому что так же звали и сестру. Я говорю с соболезнованием: бедные люди, даже имени своего они не могут сохранить за собой! Как я теперь припоминаю, я на минуту замолчал и стал размышлять о всякого рода серьезных вещах, которые как-то расплылись тогда, но которые теперь я мог бы легко вызвать в своем сознании. Когда я затем на следующий день искал имя для лица, которому нельзя было сохранить свое собственное имя, мне пришла в голову именно «Дора». То обстоятельство, что мне пришло на ум только одно это имя, основывается здесь на прочной внутренней связи, ибо в истории моей пациентки влияние, сыгравшее решающую роль также и в ходе ее лечения, исходило от лица, служащего в чужом доме, – от гувернантки.
Этот мелкий случай имел спустя несколько лет неожиданное продолжение. Однажды, разбирая в своей лекции давно уже опубликованную историю болезни девушки, которую я так и назвал Дорой, я вспомнил, что одна из моих двух слушательниц тоже носит имя Дора, произносимое мною так часто в самых различных комбинациях; я обратился к этой студентке, с которой был знаком лично, с извинением: «Я, право, не подумал о том, что вас так зовут, охотно заменю для лекций это имя другим». Передо мной была, таким образом, задача быстро выбрать другое имя, причем я имел в виду, как бы мне не напасть на имя другой слушательницы и не дать таким образом дурного примера опытным уже в психоанализе студентам. Я был очень доволен, когда вместо Доры мне пришло в голову имя Эрна, которым и воспользовался в своей лекции. По окончании лекции я спросил себя, откуда же могло взяться имя Эрна, и не мог не рассмеяться, ибо заметил, что как раз то, чего я боялся, все же случилось при выборе нового имени, хотя и частично. Фамилия второй студентки была – Люцерна; половина этого слова – Эрна.
б) В письме к другу я сообщаю ему, что покончил с корректурой «Traumdeutung» и не желаю больше ничего изменять в этой работе, «будь в ней даже 2467 ошибок». Тотчас же я пытаюсь выяснить себе происхождение этого числа и присоединяю этот маленький анализ в качестве постскриптума к письму. Лучше всего будет, если я процитирую то, что написал тогда же, когда поймал себя на месте преступления.
«На скорую руку еще маленькое сообщение на тему о психопатологии повседневной жизни. Ты найдешь в письме цифру 2467; ею я определяю произвольно, в шутку, число ошибок, которые окажутся в моей книге о снах. Я хотел этим сказать: любое большое число, и в голову пришла эта цифра. Но так как в области психического нет ничего произвольного, недетерминированного, то ты с полным правом можешь ожидать, что здесь бессознательное поспешило детерминировать число, которое в моем сознании не было связано ничем. Непосредственно перед этим я прочитал в газете, что некий генерал Е. М. вышел в отставку в звании фельдцейхмейстера. Надо тебе сказать, что этот человек интересует меня. Когда я еще отбывал в качестве медика военную службу, он – тогда еще полковник – пришел однажды в приемный покой и сказал врачу: „Вы должны меня вылечить в неделю, потому что мне нужно выполнить работу, которую ждет император“. Я поставил себе тогда задачу проследить карьеру этого человека, и вот теперь (в 1899 г.) он ее закончил – фельдцейхмейстером и уже в отставке. Я хотел высчитать, во сколько лет он проделал этот путь, и исходил при этом из того, что видел его в госпитале в 1882 году. Стало быть, в 17 лет. Я рассказал об этом жене, и она заметила: „Стало быть, ты тоже должен уже быть в отставке?“ Я запротестовал: боже меня избави от этого. После этого разговора я сел за стол, чтобы написать тебе письмо. Но прежний ход мыслей продолжался, и не без основания. Я неверно сосчитал; о том свидетельствует имеющийся у меня в воспоминаниях спорный пункт. Мое совершеннолетие – стало быть, 24-й год – я отпраздновал на гауптвахте (за самовольную отлучку). Это было, значит, в 1880 году– 19 лет тому назад. Вот тебе и цифра 24 в числе 2467! Теперь возьми мой возраст – 43 и прибавь к нему 24 года, и ты получишь – 67. То есть: на вопрос, хочу ли я тоже выйти в отставку, я мысленно прибавил себе еще 24 года работы. Очевидно, я огорчен тем, что за тот промежуток времени, в течение которого я следил за полковником М., я сам не пошел так далеко, и вместе с тем испытываю нечто вроде триумфа по поводу того, что он уже конченый человек, в то время как у меня еще все впереди. Не правда ли, можно с полным основанием сказать, что даже и ненамеренно взятое число 2467 не лишено своей детерминации, идущей из области бессознательного».
Со времени этого первого объяснения якобы произвольно выбранных чисел я неоднократно повторял этот опыт с тем же успехом; однако большинство случаев настолько интимно по своему содержанию, что не поддается передаче.
Именно поэтому я и не хочу упустить случая привести здесь весьма интересный анализ, который мой коллега д-р Альфред Адлер получил от знакомого ему «авторитетного» корреспондента: «Вчера вечером, – сообщает этот корреспондент, – я взялся за „Психопатологию обыденной жизни“ и прочел бы всю книгу до конца, если бы мне не помешал замечательный случай. Когда я прочел о том, что всякое число, которое мы, казалось бы, совершенно произвольно вызываем в своем сознании, имеет определенный смысл, я решил сделать опыт. Мне пришло в голову число 1734. Вслед за этим мне приходит на мысль одно за другим следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39