Шварц и миссионер Тфинкдий, у японцев – Миура и Ивайа, у китайцев – Секер, у индусов – Негелейн).
Это донаучное понимание сновидений вполне гармонировало с общим мировоззрением древних, которое проецировало в качестве реальности во внешний мир только то, что имело реальность в душевной жизни. Это касалось и содержания сновидений (вернее, тех впечатлений, которые оставались от сновидений на утро, воспоминаний о сновидении). В этих воспоминаниях сновидение как бы противостоит обыденному содержанию психики, привносится как нечто чуждое, происходящее как бы из иного мира. Было бы ошибочно, однако, полагать, что учение о сверхъестественном происхождении сновидения не имеет сторонников и в настоящее время; не говоря уже обо всех поэтических и мистических писателях, которые изо всех сил стараются наполнять каким-нибудь содержанием остатки столь обширной в прежнее время сферы сверхъестественного, покуда они не завоевываются естественнонаучным исследованием, – очень часто встречаются чрезвычайно развитые, далекие от всяких подозрений люди, которые пытаются обосновать свою религиозную веру в существование и во вмешательство сверхчеловеческих духовных сил именно необъяснимостью явлений сна (Гаффнер). Понимание сновидений некоторыми философскими системами, например, шеллингианцами, представляет собой очевидный отзвук твердого убеждения древних в божественном происхождении сновидений. Обсуждение способности сновидения «прорицать», предсказывать будущее, все еще не закончено. Хотя каждый человек, придерживающийся научного мировоззрения, склонен отрицать пророческую силу сновидения, но попытки психологического истолкования недостаточны, чтобы осилить накопленный фактический материал.
Писать историю научного изучения проблемы сновидения тем более трудно, что в этом изучении, как ни ценно оно в некоторых своих частях, нельзя заметить прогресса в определенном направлении. Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку. Каждый новый автор принимается за изучение проблемы сызнова. Если бы я стал рассматривать авторов в хронологическом порядке и про каждого из них сообщать, какого он был воззрения на проблему сновидения, – мне пришлось бы, наверное, отказаться от составления общего наглядного обзора современного состояния проблемы сновидения. Я предпочел поэтому связать изложение с сущностью разбираемых вопросов, а не с авторами и постараюсь при обсуждении каждой проблемы указывать, какой материал имеется в литературе для ее разрешения.
Так как, однако, мне не удалось осилить всю чрезвычайно разбросанную и разностороннюю литературу, то я прошу читателей удовлетвориться сознанием, что я не упустил ни одного существенного факта, ни одной значительной точки зрения.
До недавнего времени большинство авторов считало необходимым рассматривать сон и сновидение вместе, а обычно присоединяли сюда еще и изучение аналогичных состояний, соприкасающихся с психопатологией, и сноподобных явлений (каковы, например, галлюцинации, видения и т. п.). В противоположность этому и в более поздних работах обнаруживается стремление суживать по возможности тему и исследовать какой-нибудь один только вопрос из области сновидений. В этой перемене я вижу выражение того взгляда, что в таких темных вещах понимания можно достичь лишь целым рядом детальных исследований. Я и предлагаю здесь не что иное, как такое детальное исследование специально психологического характера. У меня нет оснований заняться проблемою сна, так как это уж почти чисто физиологическая проблема, хотя и в характеристике сна должно быть налицо изменение условий функционирования душевного аппарата. Я опускаю поэтому и литературу по вопросу о сне.
Научный интерес к проблеме сновидения сводится к следующим отдельным вопросам, отчасти скрещивающимися друг с другом.
а) Отношение сновидения к бодрствованию.
Наивное суждение пробуждающегося человека предполагает, что сновидение, если и не происходит из другого мира, то во всяком случае переносит его самого в тот чуждый мир. Старый физиолог Бурдах, которому мы обязаны добросовестным и остроумным описанием явлений сновидений, выразил это убеждение в довольно часто цитируемом положении (с. 474): «…жизнь дня с ее треволнениями и переживаниями, с радостями и горестями никогда не воспроизводится в сновидении; последнее стремится скорее вырвать нас из этой жизни. Даже когда вся наша душа преисполнена одной мыслью, когда острая боль разрывает наше сердце или когда какая-либо цель поглощает целиком наш разум, – даже тогда сновидение оживляет нечто совершенно своеобразное, или же берет для своих комбинаций только отдельные элементы действительности, или же, наконец, входит в тон нашего настроения и символизирует действительность». И. Г. Фихте (1, 541) говорит в этом же самом смысле прямо о дополняющих сновидениях и называет их одним из тайных благодеяний самоисцеляющей природы духа. В аналогичном смысле высказывается и Л. Штрюмпелъ в своем справедливо прославившемся исследовании природы и возникновения сновидении (с. 16): «Кто грезит, тот уносится из мира бодрственного сознания…»; (с. 17): «В сновидении совершенно исчезает память строго упорядоченного содержания бодрственного сознания и его нормальных функций…»; (с. 19): «Почти полное отделение души в сновидении от осмысленного содержания и течения бодрственного состояния…».
Подавляющее большинство авторов придерживаются, однако, противоположного мнения относительно взаимоотношения сновидения и бодрствования. Так, Гаффнер считает (с. 19): «Прежде всего сновидение служит продолжением бодрственного состояния. Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании. Такое наблюдение найдет всегда нить, которой сновидение связано с переживаниями предшествующего дня». Вейгандт (с. 6) прямо противоречит вышеупомянутому утверждению Бурдаха: «Очень часто, по-видимому, в огромном большинстве сновидений можно наблюдать, что они возвращают нас в повседневную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (с. 56) говорит в своей лаконической формуле: «Мы видим во сне то, что мы видели, говорили, желали или делали наяву». Иессен в своей «Психологии», появившейся в 1855 г., высказывается более подробно (с. 530): «Более или менее содержание сна всегда определяется индивидуальностью, возрастом, полом, общественным положением, умственным развитием, привычным образом жизни и фактами предшествующей жизни».
Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Г. Е. Маасс (Uber die Leidenschaften, 1805); «Опыт подтверждает наше утверждение, что мы чаще всего видим в сновидении то, на что направлены наши самые горячие и страстные желания. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивый человек видит в сновидении достигнутые (может быть, лишь в его воображении) или предстоящие лавры в то время, как сновидения влюбленного заполнены предметом его сладких надежд… Все чувственные желания или отвращения, дремлющие в сердце, – если они приводятся в возбуждение на каком-либо основании – могут оказать влияние в том смысле, что из связанных с ними представлений возникает сновидение или что эти представления примешиваются к уже существующему сновидению».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Это донаучное понимание сновидений вполне гармонировало с общим мировоззрением древних, которое проецировало в качестве реальности во внешний мир только то, что имело реальность в душевной жизни. Это касалось и содержания сновидений (вернее, тех впечатлений, которые оставались от сновидений на утро, воспоминаний о сновидении). В этих воспоминаниях сновидение как бы противостоит обыденному содержанию психики, привносится как нечто чуждое, происходящее как бы из иного мира. Было бы ошибочно, однако, полагать, что учение о сверхъестественном происхождении сновидения не имеет сторонников и в настоящее время; не говоря уже обо всех поэтических и мистических писателях, которые изо всех сил стараются наполнять каким-нибудь содержанием остатки столь обширной в прежнее время сферы сверхъестественного, покуда они не завоевываются естественнонаучным исследованием, – очень часто встречаются чрезвычайно развитые, далекие от всяких подозрений люди, которые пытаются обосновать свою религиозную веру в существование и во вмешательство сверхчеловеческих духовных сил именно необъяснимостью явлений сна (Гаффнер). Понимание сновидений некоторыми философскими системами, например, шеллингианцами, представляет собой очевидный отзвук твердого убеждения древних в божественном происхождении сновидений. Обсуждение способности сновидения «прорицать», предсказывать будущее, все еще не закончено. Хотя каждый человек, придерживающийся научного мировоззрения, склонен отрицать пророческую силу сновидения, но попытки психологического истолкования недостаточны, чтобы осилить накопленный фактический материал.
Писать историю научного изучения проблемы сновидения тем более трудно, что в этом изучении, как ни ценно оно в некоторых своих частях, нельзя заметить прогресса в определенном направлении. Дело никогда не доходило до возведения фундамента из прочно обоснованных результатов, на котором последующий исследователь мог бы продолжить свою постройку. Каждый новый автор принимается за изучение проблемы сызнова. Если бы я стал рассматривать авторов в хронологическом порядке и про каждого из них сообщать, какого он был воззрения на проблему сновидения, – мне пришлось бы, наверное, отказаться от составления общего наглядного обзора современного состояния проблемы сновидения. Я предпочел поэтому связать изложение с сущностью разбираемых вопросов, а не с авторами и постараюсь при обсуждении каждой проблемы указывать, какой материал имеется в литературе для ее разрешения.
Так как, однако, мне не удалось осилить всю чрезвычайно разбросанную и разностороннюю литературу, то я прошу читателей удовлетвориться сознанием, что я не упустил ни одного существенного факта, ни одной значительной точки зрения.
До недавнего времени большинство авторов считало необходимым рассматривать сон и сновидение вместе, а обычно присоединяли сюда еще и изучение аналогичных состояний, соприкасающихся с психопатологией, и сноподобных явлений (каковы, например, галлюцинации, видения и т. п.). В противоположность этому и в более поздних работах обнаруживается стремление суживать по возможности тему и исследовать какой-нибудь один только вопрос из области сновидений. В этой перемене я вижу выражение того взгляда, что в таких темных вещах понимания можно достичь лишь целым рядом детальных исследований. Я и предлагаю здесь не что иное, как такое детальное исследование специально психологического характера. У меня нет оснований заняться проблемою сна, так как это уж почти чисто физиологическая проблема, хотя и в характеристике сна должно быть налицо изменение условий функционирования душевного аппарата. Я опускаю поэтому и литературу по вопросу о сне.
Научный интерес к проблеме сновидения сводится к следующим отдельным вопросам, отчасти скрещивающимися друг с другом.
а) Отношение сновидения к бодрствованию.
Наивное суждение пробуждающегося человека предполагает, что сновидение, если и не происходит из другого мира, то во всяком случае переносит его самого в тот чуждый мир. Старый физиолог Бурдах, которому мы обязаны добросовестным и остроумным описанием явлений сновидений, выразил это убеждение в довольно часто цитируемом положении (с. 474): «…жизнь дня с ее треволнениями и переживаниями, с радостями и горестями никогда не воспроизводится в сновидении; последнее стремится скорее вырвать нас из этой жизни. Даже когда вся наша душа преисполнена одной мыслью, когда острая боль разрывает наше сердце или когда какая-либо цель поглощает целиком наш разум, – даже тогда сновидение оживляет нечто совершенно своеобразное, или же берет для своих комбинаций только отдельные элементы действительности, или же, наконец, входит в тон нашего настроения и символизирует действительность». И. Г. Фихте (1, 541) говорит в этом же самом смысле прямо о дополняющих сновидениях и называет их одним из тайных благодеяний самоисцеляющей природы духа. В аналогичном смысле высказывается и Л. Штрюмпелъ в своем справедливо прославившемся исследовании природы и возникновения сновидении (с. 16): «Кто грезит, тот уносится из мира бодрственного сознания…»; (с. 17): «В сновидении совершенно исчезает память строго упорядоченного содержания бодрственного сознания и его нормальных функций…»; (с. 19): «Почти полное отделение души в сновидении от осмысленного содержания и течения бодрственного состояния…».
Подавляющее большинство авторов придерживаются, однако, противоположного мнения относительно взаимоотношения сновидения и бодрствования. Так, Гаффнер считает (с. 19): «Прежде всего сновидение служит продолжением бодрственного состояния. Наши сновидения стоят всегда в связи с представлениями, имевшими место незадолго до того в сознании. Такое наблюдение найдет всегда нить, которой сновидение связано с переживаниями предшествующего дня». Вейгандт (с. 6) прямо противоречит вышеупомянутому утверждению Бурдаха: «Очень часто, по-видимому, в огромном большинстве сновидений можно наблюдать, что они возвращают нас в повседневную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (с. 56) говорит в своей лаконической формуле: «Мы видим во сне то, что мы видели, говорили, желали или делали наяву». Иессен в своей «Психологии», появившейся в 1855 г., высказывается более подробно (с. 530): «Более или менее содержание сна всегда определяется индивидуальностью, возрастом, полом, общественным положением, умственным развитием, привычным образом жизни и фактами предшествующей жизни».
Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Г. Е. Маасс (Uber die Leidenschaften, 1805); «Опыт подтверждает наше утверждение, что мы чаще всего видим в сновидении то, на что направлены наши самые горячие и страстные желания. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивый человек видит в сновидении достигнутые (может быть, лишь в его воображении) или предстоящие лавры в то время, как сновидения влюбленного заполнены предметом его сладких надежд… Все чувственные желания или отвращения, дремлющие в сердце, – если они приводятся в возбуждение на каком-либо основании – могут оказать влияние в том смысле, что из связанных с ними представлений возникает сновидение или что эти представления примешиваются к уже существующему сновидению».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151