Но это же нереально. А к внешним изменениям приспосабливаются и те, кто живет на планете. Это незаметные перемены, но они обязаны происходить, чтобы вид имел право на жизнь.
Мы не умеем прогнозировать будущее. Мы не можем сделать правильный выбор: какой ген окажется необходимым для выживания через тысячу лет, через десять тысяч лет… Поэтому единственное, что нам сегодня сойдет с рук безнаказанно, – это коррекция слишком тяжелых генетических нарушений, то есть генная терапия, которая облегчит или устранит болезни, и тем самым – естественно, не до вечного предела – значительно продлит жизнь.
Ученые пришли к выводу, что наши клетки (без постороннего вмешательства) рассчитаны на более длительный срок – не шесть или семь десятков лет, а от ста двадцати и выше. Конечно, до библейских сроков жизни нам не дотянуть, но при хорошем уходе и заботе о своем здоровье мы можем (с нашими теломерами) жить двести – двести пятьдесят лет. И мы способны жить, не противопоставляя себя процессу эволюции.
Мы даже можем вырабатывать мутагены, если окажемся в условиях, способствующих мутациям.
Особые точки планеты
В стабильной (неизменной) среде новых мутаций не происходит. Мутация – это ответ ДНК на изменение среды. Например, всем известно, что бабочки павлиний глаз имеют стандартную расцветку крыльев. В одних местах за стандарт принимаются более насыщенные оттенки, в других – менее насыщенные. Так вот, если бабочки из первого района откладывают яйца, а мы переносим эту кладку во второй район, то из прошедших полный цикл развития куколок выводятся бабочки второго типа. Аналогично при переносе второй кладки в первый район выводятся бабочки первого типа. Это явление – изменение окраски – известно и рыбакам. В одних озерах водится темный окунь, в других – светлый. И если икру светлого окуня перенести в водоем с темноокрашенными рыбами, то молодые окуньки будут темными. Ну, с окунями-то еще понятно: адаптация к уровню освещенности. Но с бабочками сложнее. Можно перенести не кладки, а куколок, то есть уже готовый материал, но результат будет тот же: выведутся такие бабочки, которые характерны для этой местности.
Дело, видимо, в том, что процесс адаптации идет у них на уровне гена. Ген подсказывает: бабочка, здесь модно быть темной! И бабочка выходит на свет из куколки, не отличаясь от своих товарок. У нее формируется та окраска, которая позволит ей выжить.
Такую коррекцию гены проводят все время. В ответ на сильный раздражитель мы можем использовать то, что уже есть в нашем арсенале, а можем сформировать новое средство. Новое решение и будет мутацией. Но когда условия нашей жизни неизменны, генам незачем проявлять активность и видоизменяться. Система стабильна – остальное их не интересует. Эволюции же нужны перемены.
В наш генетический аппарат заложена информация, вынуждающая нас искать «места тестирования». Это те особые районы планеты, где существует более сильная связь между поверхностью, по которой мы ходим, и ядром Земли. Образно говоря, мы попадаем там в какую-то «хромосому» планеты, где идет отработка возможных новых качеств. В этих местах есть либо сильное электромагнитное излучение, либо световое излучение (ультрафиолет или инфракрасный спектр), либо слишком высокая или слишком низкая концентрация кислорода и другие отклонения от нашей нормы.
Вы можете понять, что происходит нечто, по самочувствию. В этих районах, которые принято сейчас называть геопатогенными или биопатогенными зонами, изменяется давление, скорость свертывания крови, температура тела и т. п. Попадая в такое место, гены вынуждены подстраиваться, здесь они реплицируют с искажениями. Одни искажения сказываются на человеке положительно – он обретает большую устойчивость, а другие – отрицательно. У каждого из нас индивидуальное восприятие зон.
Не обязательно эти «места тестирования» находятся за сотни километров от дома. Иногда на них стоит дом. Тогда человек ежедневно, ежечасно подвергается проверке на прочность. В «зонах» регистрируется наивысший показатель заболеваемости туберкулезом, психическими расстройствами, простудами и гриппом, ишемией, атеросклерозом и т. п. Я бы сказал, что так природа отбраковывает негодный генетический материал. Конечно, вам мои слова могут показаться грубыми и безжалостными, но такова природа. Она отбирает сильнейших, вызывает благоприятные мутации. Как правило, третье поколение к «зоне» уже довольно адаптировано. Если люди выжили около века на «больном» месте, то «зона» перестает влиять на них губительно.
Самое интересное, что гены требуют, чтобы люди помещали их в «школу выживания». Если посмотреть на карту мира и отметить районы наибольшей сейсмической активности, то именно в этих местах вы найдете очаги древних цивилизаций. А сейсмо-опасные районы – это места с самыми негативными для стабильности нашего вида излучениями и вибрациями. Если вы снова посмотрите на карту и обратите внимание на крупные точки городов, то увидите, что все города стоят в «зонах тестирования». Они построены на разломах земной коры, в самых неблагоприятных для человека местах. Почему бы было не поставить город в тихой уютной местности, подальше от «плохих» районов?
Не строили. Начиная с глубокой древности будто специально брали под строительство самые опасные участки, насыщенные всевозможными полями.
Кто или что толкало людей селиться в таких местах? Гены заставляли. Это гены строили город, гены собирали людей в общность, гены «прокатывали» новые программы. И для формирования вида это было необходимо. Замечено, что в «зонах», в особых точках самих зон, резко усиливается умственная деятельность. Наш мозг – продукт «зон». Наши гены – тоже «сделаны в зоне». И до сих пор идет «обкатка» человека. Мы слишком многие негативные явления, которые с нами происходят, списываем на ухудшение состояния внешней среды, на вредные предприятия, на загрязнение промышленными отходами. Но на самом деле эти негативные явления – ответ неспособной противостоять переменам ДНК. Просто гены дали мутации, и мутации оказались убийственными для нас. Но для кого-то из нас «зона» – дом родной.
Патогенные и родимые
Тут, чтобы не говорить общих фраз, я просто попытаюсь рассказать вам одну историю.
Три года назад меня пригласили в небольшой городок Соколье, где находится предприятие, занимающееся селекционной работой с животными. На один дом в этом Соколье я обратил внимание: трехэтажный, красный, стоит одиноко над оврагом, вокруг дома зеленый забор. Поинтересовался, что там находится. Мне объяснили, что дом был назначен под снос, потому что в нем наивысшее по всему Соколью число самоубийств, умственных расстройств и онкологических больных. Его в городе ласково этак называют: «смертный дом». Когда людям предлагали ордера на квартиры в этом строении, самые обездоленные, живущие в трущобах, от квартир отказывались. Придут, посмотрят и приносят ордера назад. Начальство ругалось-ругалось, потом тоже пошло посмотреть, почему в квартиры никто ехать не желает, и поскорее постаралось покинуть здание. Жили там в занятых квартирах несчастные, которых сразу после войны туда поселили. Чуть получше стало с жильем, те, кто смог, уехали из красного дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Мы не умеем прогнозировать будущее. Мы не можем сделать правильный выбор: какой ген окажется необходимым для выживания через тысячу лет, через десять тысяч лет… Поэтому единственное, что нам сегодня сойдет с рук безнаказанно, – это коррекция слишком тяжелых генетических нарушений, то есть генная терапия, которая облегчит или устранит болезни, и тем самым – естественно, не до вечного предела – значительно продлит жизнь.
Ученые пришли к выводу, что наши клетки (без постороннего вмешательства) рассчитаны на более длительный срок – не шесть или семь десятков лет, а от ста двадцати и выше. Конечно, до библейских сроков жизни нам не дотянуть, но при хорошем уходе и заботе о своем здоровье мы можем (с нашими теломерами) жить двести – двести пятьдесят лет. И мы способны жить, не противопоставляя себя процессу эволюции.
Мы даже можем вырабатывать мутагены, если окажемся в условиях, способствующих мутациям.
Особые точки планеты
В стабильной (неизменной) среде новых мутаций не происходит. Мутация – это ответ ДНК на изменение среды. Например, всем известно, что бабочки павлиний глаз имеют стандартную расцветку крыльев. В одних местах за стандарт принимаются более насыщенные оттенки, в других – менее насыщенные. Так вот, если бабочки из первого района откладывают яйца, а мы переносим эту кладку во второй район, то из прошедших полный цикл развития куколок выводятся бабочки второго типа. Аналогично при переносе второй кладки в первый район выводятся бабочки первого типа. Это явление – изменение окраски – известно и рыбакам. В одних озерах водится темный окунь, в других – светлый. И если икру светлого окуня перенести в водоем с темноокрашенными рыбами, то молодые окуньки будут темными. Ну, с окунями-то еще понятно: адаптация к уровню освещенности. Но с бабочками сложнее. Можно перенести не кладки, а куколок, то есть уже готовый материал, но результат будет тот же: выведутся такие бабочки, которые характерны для этой местности.
Дело, видимо, в том, что процесс адаптации идет у них на уровне гена. Ген подсказывает: бабочка, здесь модно быть темной! И бабочка выходит на свет из куколки, не отличаясь от своих товарок. У нее формируется та окраска, которая позволит ей выжить.
Такую коррекцию гены проводят все время. В ответ на сильный раздражитель мы можем использовать то, что уже есть в нашем арсенале, а можем сформировать новое средство. Новое решение и будет мутацией. Но когда условия нашей жизни неизменны, генам незачем проявлять активность и видоизменяться. Система стабильна – остальное их не интересует. Эволюции же нужны перемены.
В наш генетический аппарат заложена информация, вынуждающая нас искать «места тестирования». Это те особые районы планеты, где существует более сильная связь между поверхностью, по которой мы ходим, и ядром Земли. Образно говоря, мы попадаем там в какую-то «хромосому» планеты, где идет отработка возможных новых качеств. В этих местах есть либо сильное электромагнитное излучение, либо световое излучение (ультрафиолет или инфракрасный спектр), либо слишком высокая или слишком низкая концентрация кислорода и другие отклонения от нашей нормы.
Вы можете понять, что происходит нечто, по самочувствию. В этих районах, которые принято сейчас называть геопатогенными или биопатогенными зонами, изменяется давление, скорость свертывания крови, температура тела и т. п. Попадая в такое место, гены вынуждены подстраиваться, здесь они реплицируют с искажениями. Одни искажения сказываются на человеке положительно – он обретает большую устойчивость, а другие – отрицательно. У каждого из нас индивидуальное восприятие зон.
Не обязательно эти «места тестирования» находятся за сотни километров от дома. Иногда на них стоит дом. Тогда человек ежедневно, ежечасно подвергается проверке на прочность. В «зонах» регистрируется наивысший показатель заболеваемости туберкулезом, психическими расстройствами, простудами и гриппом, ишемией, атеросклерозом и т. п. Я бы сказал, что так природа отбраковывает негодный генетический материал. Конечно, вам мои слова могут показаться грубыми и безжалостными, но такова природа. Она отбирает сильнейших, вызывает благоприятные мутации. Как правило, третье поколение к «зоне» уже довольно адаптировано. Если люди выжили около века на «больном» месте, то «зона» перестает влиять на них губительно.
Самое интересное, что гены требуют, чтобы люди помещали их в «школу выживания». Если посмотреть на карту мира и отметить районы наибольшей сейсмической активности, то именно в этих местах вы найдете очаги древних цивилизаций. А сейсмо-опасные районы – это места с самыми негативными для стабильности нашего вида излучениями и вибрациями. Если вы снова посмотрите на карту и обратите внимание на крупные точки городов, то увидите, что все города стоят в «зонах тестирования». Они построены на разломах земной коры, в самых неблагоприятных для человека местах. Почему бы было не поставить город в тихой уютной местности, подальше от «плохих» районов?
Не строили. Начиная с глубокой древности будто специально брали под строительство самые опасные участки, насыщенные всевозможными полями.
Кто или что толкало людей селиться в таких местах? Гены заставляли. Это гены строили город, гены собирали людей в общность, гены «прокатывали» новые программы. И для формирования вида это было необходимо. Замечено, что в «зонах», в особых точках самих зон, резко усиливается умственная деятельность. Наш мозг – продукт «зон». Наши гены – тоже «сделаны в зоне». И до сих пор идет «обкатка» человека. Мы слишком многие негативные явления, которые с нами происходят, списываем на ухудшение состояния внешней среды, на вредные предприятия, на загрязнение промышленными отходами. Но на самом деле эти негативные явления – ответ неспособной противостоять переменам ДНК. Просто гены дали мутации, и мутации оказались убийственными для нас. Но для кого-то из нас «зона» – дом родной.
Патогенные и родимые
Тут, чтобы не говорить общих фраз, я просто попытаюсь рассказать вам одну историю.
Три года назад меня пригласили в небольшой городок Соколье, где находится предприятие, занимающееся селекционной работой с животными. На один дом в этом Соколье я обратил внимание: трехэтажный, красный, стоит одиноко над оврагом, вокруг дома зеленый забор. Поинтересовался, что там находится. Мне объяснили, что дом был назначен под снос, потому что в нем наивысшее по всему Соколью число самоубийств, умственных расстройств и онкологических больных. Его в городе ласково этак называют: «смертный дом». Когда людям предлагали ордера на квартиры в этом строении, самые обездоленные, живущие в трущобах, от квартир отказывались. Придут, посмотрят и приносят ордера назад. Начальство ругалось-ругалось, потом тоже пошло посмотреть, почему в квартиры никто ехать не желает, и поскорее постаралось покинуть здание. Жили там в занятых квартирах несчастные, которых сразу после войны туда поселили. Чуть получше стало с жильем, те, кто смог, уехали из красного дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27