он замедлил шаг, нерешительно глядя по сторонам, как будто он просто бродит по залу. Однако молодой человек сразу догадался, что Кристоф идет к нему, и так оробел при мысли о Предстоящем разговоре, что решил пробраться поближе к двери, но от застенчивости не мог пошевелиться. Они очутились лицом к лицу. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось подыскать тему для разговора. Пока продолжалось молчание, каждый думал, как он, должно быть, смешон. Наконец Кристоф посмотрел молодому человеку в глаза и уже без всяких предисловий спросил, улыбаясь, грубоватым тоном:
— Вы не парижанин?
При этом неожиданном вопросе молодой человек, несмотря «на смущение, улыбнулся и ответил, что нет. Его слабый, глуховатый голос напоминал звук какого-то хрупкого инструмента.
— Я так и думал, — продолжал Кристоф.
Заметив, что незнакомец немного сконфужен этим странным замечанием, он прибавил:
— Это вам не в упрек.
Но молодой человек сконфузился еще больше.
Снова наступило молчание. Молодой человек силился заговорить, губы его дрожали; чувствовалось, что он приготовил какую-то фразу, но ему не хватает решимости произнести ее. Кристоф с любопытством смотрел на это подвижное лицо со слишком тонкой кожей, под которой было видно каждое нервное подергивание мускулов; лицо казалось слепленным из совсем иного материала, чем лица всех прочих посетителей салона — лица массивные, плотные, служившие как бы продолжением шеи, частью туловища. А здесь душа проступала во всем; все было насыщено духовной жизнью.
Ему так и не удалось заговорить. Кристоф добродушно продолжал:
— Что вы здесь делаете, в этой компании?
Он говорил очень громко, с той удивительной непринужденностью, из-за которой он нажил себе столько врагов. Молодой человек с беспокойством посмотрел вокруг, как бы желая удостовериться, не слышит ли их кто-нибудь. (Кристофу это не понравилось.) Вместо ответа юноша спросил с милой неловкой улыбкой:
— А вы?
Кристоф расхохотался своим грубоватым смехом.
— В самом деле, что я здесь делаю? — весело отозвался он.
Молодой человек вдруг решился.
— Как я люблю вашу музыку! — проговорил он сдавленным голосом и, вновь безуспешно стараясь побороть свою робость, умолк. Он краснел, чувствовал, что краснеет, и от этого краснел еще больше: краска залила ему виски и уши. Кристоф с улыбкой смотрел на него и испытывал желание расцеловать своего нового знакомого. Молодой человек кинул на Кристофа отчаянный взгляд.
— Нет, — проговорил он, — я положительно не могу, не могу говорить об этом… по крайней мере здесь…
Кристоф взял его за руку и беззвучно рассмеялся, не разжимая своих толстых губ. Он почувствовал, как тонкие пальцы незнакомца легонько дрогнули в его ладони и с невольной нежностью пожали ее, а молодой человек почувствовал крепкое, сердечное пожатие сильной руки Кристофа. Шумный салон перестал существовать для них. Они были одни и поняли, что они — друзья.
Это продолжалось не более секунды; вдруг г-жа Руссен легонько ударила веером по руке Кристофа и сказала:
— Я вижу, вы уже познакомились, вас незачем представлять друг другу. Этот мальчик пришел только ради вас.
Немного смутившись, они отодвинулись друг от друга.
— Кто это? — спросил г-жу Руссен Кристоф.
— Как! — воскликнула она. — Разве вы не знаете? Это молодой поэт, он пишет очень милые стихи. Один из ваших поклонников. Он хороший музыкант, прекрасно играет на рояле. Не дай бог критиковать вас в его присутствии: он просто влюблен в вас. На днях он чуть не поссорился из-за вас с Люсьеном Леви-Кэром.
— Молодец! — одобрительно проговорил Кристоф.
— Да, я знаю, вы несправедливы к нашему бедному Люсьену. А ведь он вас тоже любит.
— Не говорите мне про его любовь. А то я возненавижу себя.
— Уверяю вас!
— Нет! Нет! Он не смеет.
— То же самое говорил ваш поклонник. Оба вы сумасброды. Люсьен толковал нам одно ваше произведение. И представьте, этот робкий юноша, которого вы только что видели, вскочил, дрожа от гнева, и запретил ему даже говорить о вас. Каково самомнение!.. К счастью, я была тут и обратила все в шутку; юноша в конце концов извинился.
— Бедный мальчик! — сказал Кристоф.
Он был взволнован.
— Куда же он пропал? — воскликнул он, не слушая г-жу Руссен, заговорившую о чем-то другом.
Он пошел искать его. Но незнакомый друг исчез. Кристоф вернулся к г-же Руссен.
— Скажите, как его зовут?
— Кого? — спросила г-жа Руссен.
— Того, о ком вы мне говорили.
— Вашего поэта? Его зовут Оливье Жанен.
Имя Жанен прозвучало в ушах Кристофа как эхо знакомой музыки. Перед его глазами проплыл силуэт молодой девушки. Но образ друга, новый образ, тотчас заслонил его.
Кристоф возвращался к себе. Он шагал по улицам Парижа, в толпе. Он ничего не видел, ничего не слышал: чувства его были закрыты для окружающего мира. Он был точно озеро, отделенное от всего мира цепью гор. Ни ветерка, ни звука, ни волнения. Покой. Кристоф повторял:
«У меня есть друг».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Вы не парижанин?
При этом неожиданном вопросе молодой человек, несмотря «на смущение, улыбнулся и ответил, что нет. Его слабый, глуховатый голос напоминал звук какого-то хрупкого инструмента.
— Я так и думал, — продолжал Кристоф.
Заметив, что незнакомец немного сконфужен этим странным замечанием, он прибавил:
— Это вам не в упрек.
Но молодой человек сконфузился еще больше.
Снова наступило молчание. Молодой человек силился заговорить, губы его дрожали; чувствовалось, что он приготовил какую-то фразу, но ему не хватает решимости произнести ее. Кристоф с любопытством смотрел на это подвижное лицо со слишком тонкой кожей, под которой было видно каждое нервное подергивание мускулов; лицо казалось слепленным из совсем иного материала, чем лица всех прочих посетителей салона — лица массивные, плотные, служившие как бы продолжением шеи, частью туловища. А здесь душа проступала во всем; все было насыщено духовной жизнью.
Ему так и не удалось заговорить. Кристоф добродушно продолжал:
— Что вы здесь делаете, в этой компании?
Он говорил очень громко, с той удивительной непринужденностью, из-за которой он нажил себе столько врагов. Молодой человек с беспокойством посмотрел вокруг, как бы желая удостовериться, не слышит ли их кто-нибудь. (Кристофу это не понравилось.) Вместо ответа юноша спросил с милой неловкой улыбкой:
— А вы?
Кристоф расхохотался своим грубоватым смехом.
— В самом деле, что я здесь делаю? — весело отозвался он.
Молодой человек вдруг решился.
— Как я люблю вашу музыку! — проговорил он сдавленным голосом и, вновь безуспешно стараясь побороть свою робость, умолк. Он краснел, чувствовал, что краснеет, и от этого краснел еще больше: краска залила ему виски и уши. Кристоф с улыбкой смотрел на него и испытывал желание расцеловать своего нового знакомого. Молодой человек кинул на Кристофа отчаянный взгляд.
— Нет, — проговорил он, — я положительно не могу, не могу говорить об этом… по крайней мере здесь…
Кристоф взял его за руку и беззвучно рассмеялся, не разжимая своих толстых губ. Он почувствовал, как тонкие пальцы незнакомца легонько дрогнули в его ладони и с невольной нежностью пожали ее, а молодой человек почувствовал крепкое, сердечное пожатие сильной руки Кристофа. Шумный салон перестал существовать для них. Они были одни и поняли, что они — друзья.
Это продолжалось не более секунды; вдруг г-жа Руссен легонько ударила веером по руке Кристофа и сказала:
— Я вижу, вы уже познакомились, вас незачем представлять друг другу. Этот мальчик пришел только ради вас.
Немного смутившись, они отодвинулись друг от друга.
— Кто это? — спросил г-жу Руссен Кристоф.
— Как! — воскликнула она. — Разве вы не знаете? Это молодой поэт, он пишет очень милые стихи. Один из ваших поклонников. Он хороший музыкант, прекрасно играет на рояле. Не дай бог критиковать вас в его присутствии: он просто влюблен в вас. На днях он чуть не поссорился из-за вас с Люсьеном Леви-Кэром.
— Молодец! — одобрительно проговорил Кристоф.
— Да, я знаю, вы несправедливы к нашему бедному Люсьену. А ведь он вас тоже любит.
— Не говорите мне про его любовь. А то я возненавижу себя.
— Уверяю вас!
— Нет! Нет! Он не смеет.
— То же самое говорил ваш поклонник. Оба вы сумасброды. Люсьен толковал нам одно ваше произведение. И представьте, этот робкий юноша, которого вы только что видели, вскочил, дрожа от гнева, и запретил ему даже говорить о вас. Каково самомнение!.. К счастью, я была тут и обратила все в шутку; юноша в конце концов извинился.
— Бедный мальчик! — сказал Кристоф.
Он был взволнован.
— Куда же он пропал? — воскликнул он, не слушая г-жу Руссен, заговорившую о чем-то другом.
Он пошел искать его. Но незнакомый друг исчез. Кристоф вернулся к г-же Руссен.
— Скажите, как его зовут?
— Кого? — спросила г-жа Руссен.
— Того, о ком вы мне говорили.
— Вашего поэта? Его зовут Оливье Жанен.
Имя Жанен прозвучало в ушах Кристофа как эхо знакомой музыки. Перед его глазами проплыл силуэт молодой девушки. Но образ друга, новый образ, тотчас заслонил его.
Кристоф возвращался к себе. Он шагал по улицам Парижа, в толпе. Он ничего не видел, ничего не слышал: чувства его были закрыты для окружающего мира. Он был точно озеро, отделенное от всего мира цепью гор. Ни ветерка, ни звука, ни волнения. Покой. Кристоф повторял:
«У меня есть друг».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122