Дюма и Тайе выходили из себя: им никак не удавалось подсоединить шланги, чтобы откачать бензин из баков. Тогда Косэн приказал продуть баки сжатой углекислотой. Облака бензиновых паров обволокли «Скалдис». Малейшая искра грозила взрывом и неизбежным уничтожением не только батискафа, но и его базы. Жорж и его помощник героически трудились у клапанов, подставляя лица брызгам бензина. Наконец они закончили работу и были подняты на борт полуослепшие и совершенно измотанные. Всю ночь мы бились над спасением батискафа. Лишь на рассвете аппарат был, наконец, водворен в свой ангар.
На наше глубинное судно, воплощавшее столько надежд, было больно глядеть. Оболочка бесповоротно искорежена. Один из моторов сорван вместе с винтом. Внутри оболочки отложился осадок растворенной бензином краски. Мы открыли люк, чтобы изучить приборы. Автоматический глубиномер свидетельствовал – с поправкой на температуру и соленость воды, – что «Батискаф» побывал на глубине в четыре тысячи шестьсот футов.
Ирония судьбы! Аппарат, благополучно перенесший давление глубин, – если не считать таинственного исчезновения мачты, – оказался выведенным из строя небольшим волнением на поверхности. Мы имели в своем распоряжении машину, которая могла доставить человека в морскую пучину, но оказались не в состоянии добиться того, чтобы она безболезненно для себя переходила из водной среды в воздушную.
Впоследствии батискаф был подвергнут переработке с целью придать ему большую устойчивость на море. Его можно теперь буксировать на большое расстояние, вместо того чтобы перевозить в трюме судна. Экипаж может войти в гондолу непосредственно перед погружением и выйти наружу сразу же после всплытия. Предстоит новое испытание, и я уверен, что батискаф II доставит людей к «фундаменту» нашей земли .
Глава десятая. СРЕДИ ЖИТЕЛЕЙ МОРЯ
В связи с операцией «Батискаф» в нашем распоряжении оказалось несколько недель для первых подводных исследований на просторах Атлантического океана. Мы изучили карту и обнаружили между Мадейрой и Канарским архипелагом два пятнышка, около которых стояла надпись: «Острова Сальведж». Согласно навигационному справочнику острова эти были необитаемы. Мы двинулись курсом на них. В пути нам предстояло пересечь зону, изобилующую акулами, поэтому были приняты специальные меры предосторожности. Ныряльщики погружались в воду только попарно, страхуя друг друга; при этом к ногам прикреплялись таблетки уксусно-кислой меди – мы называли их «флайтокс» , – призванные удерживать акул на почтительном расстоянии.
Около пустынного островка Сальведжем Гранде мы с Дюма приготовились нырнуть в океан; Диди с большим арбалетом, заряженным взрывным гарпуном, я с киноаппаратом в руках. Однако едва мы оттолкнулись от трапа и погрузили маски в воду, как тут же инстинктивно опять уцепились за трап. Нам еще никогда не приходилось испытывать подобного страха; отчаянно кружилась голова.
Мы глянули друг на друга и осторожно окунули маски снова в воду, крепко держась за трап. На глубине ста футов под нами простиралось дно, видимое необычайно отчетливо, с мельчайшими подробностями. Ничто не говорило о том, что нас отделяет от него плотная толща воды. На совершенно гладком грунте – ни камешка, ни малейшего следа животных или растительных организмов. Вода была словно дистиллированная, к ней мало было даже применить эпитет «прозрачная», предполагающий прекрасную видимость на расстоянии, сравнимом с длиной хорошего концертного зала. Подводный ландшафт вырисовывался с ужасающей четкостью. Казалось, стоит выпустить из рук трап, и мы обрушимся вниз в пустоту и шлепнемся на тянущиеся по дну каменные гряды.
В конце концов мы набрались решимости и оторвались от корабля, и – о чудо! – вода держала нас. Мы поплыли вниз – два громадных невиданных животных в этой аптечной жидкости. На глубине нескольких метров мы увидели группу неподвижно застывших барракуд , они не обратили на нас никакого внимания. Кругом повисли в пустоте каменные окуни и крупные рыбы, напоминающие сельдей .
Однако наиболее непривычное впечатление производили блестящие бурые лавовые откосы, настолько гладкие, что казались отполированными. Наш друг, профессор Пьер Драк, уверял нас, что нет такой подводной скалы или рифа на свете, которые не были бы покрыты морской флорой или фауной. И вот мы столкнулись с исключением из этого правила. Тщетно мы старались обнаружить на подводных склонах острова Сальведжем Гранде хотя бы одного представителя животного или растительного мира, если не считать одного вида, который мы сразу даже не разглядели. Все выпуклости дна были усеяны неисчислимым множеством морских ежей. Это была особая тропическая разновидность, с иголками длиной в двенадцать дюймов. Лежа на боку в воде, мы разглядывали этот народец; ритмично шевелящиеся иглы напоминали волнующееся под порывами ветра поле ржи. Затем мы поворачивались снова на живот, и опять приходилось бороться с головокружением при виде прозрачной пустоты.
Собственные пузыри, устремляющиеся к поверхности, производили на нас успокоительное впечатление; приятно было убедиться, что мы имеем полную возможность всплыть и ухватиться за трап. В этот раз мы не поймали ни одной рыбы и не сняли ни единого кадра: здесь и на море-то было не похоже.
В конце лета «Эли Монье» пришел в Дакар, в обманчиво тихих водах которого таятся тысячи акул. Мы готовились к встрече с атлантическими акулами в течение двух лет и имели в своем распоряжении наиболее эффективную защиту против них, какую когда-либо изобретал человеческий ум и изготовляли искусные руки тулонских кузнецов. Это была сборная железная клетка, наподобие львиной, которую можно было быстро смонтировать и опустить в воду.
В клетке имелась дверца; сквозь нее ныряльщик мог войти внутрь под водой, спасаясь от акулы.
Мы исходили из того, что акула представляет наибольшую опасность для ныряльщика в самый момент его погружения или выхода из воды. Теперь мы могли опускаться в море в полной безопасности, затем выходить из клетки для нашей работы, возвращаться в нее, запирать дверцу и спокойно подниматься наверх. Для сообщения с судном в клетке имелась электрическая сигнализация.
Долгожданная премьера спектакля «Человек в клетке» состоялась к югу от острова Мадлэн, неподалеку от Дакара. Почетное право участвовать в первом представлении выпало Тайе, Дюма и мне – гордым авторам нового изобретения. Тяжело нагруженные баллонами, киноаппаратами и арбалетами, мы вошли в стоявшую на палубе клетку. Грузоподъемная стрела вознесла нас на воздух; мы судорожно ухватились за железные прутья. Болтаясь на конце стрелы, мы нашли, что легкая качка «Эли Монье» заметно усилилась. Мы помахали на прощание нашим восхищенным коллегам и погрузились в прозрачные волны.
Вода не воздух. Она приподняла нас и прижала к потолку клетки. Мы оттолкнулись и запорхали кругом этакими неуклюжими птичками. Судно мерно покачивалось, дергая трос с клеткой. Мы стукались о прутья то головой, то ногами, то всем телом. По мере удлинения троса клетка выделывала все более, рискованные прыжки. Баллоны на наших спинах колотились о железо; их колокольный звон гулко отдавался в воде, словно благовест, возвещающий наступление Нового года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
На наше глубинное судно, воплощавшее столько надежд, было больно глядеть. Оболочка бесповоротно искорежена. Один из моторов сорван вместе с винтом. Внутри оболочки отложился осадок растворенной бензином краски. Мы открыли люк, чтобы изучить приборы. Автоматический глубиномер свидетельствовал – с поправкой на температуру и соленость воды, – что «Батискаф» побывал на глубине в четыре тысячи шестьсот футов.
Ирония судьбы! Аппарат, благополучно перенесший давление глубин, – если не считать таинственного исчезновения мачты, – оказался выведенным из строя небольшим волнением на поверхности. Мы имели в своем распоряжении машину, которая могла доставить человека в морскую пучину, но оказались не в состоянии добиться того, чтобы она безболезненно для себя переходила из водной среды в воздушную.
Впоследствии батискаф был подвергнут переработке с целью придать ему большую устойчивость на море. Его можно теперь буксировать на большое расстояние, вместо того чтобы перевозить в трюме судна. Экипаж может войти в гондолу непосредственно перед погружением и выйти наружу сразу же после всплытия. Предстоит новое испытание, и я уверен, что батискаф II доставит людей к «фундаменту» нашей земли .
Глава десятая. СРЕДИ ЖИТЕЛЕЙ МОРЯ
В связи с операцией «Батискаф» в нашем распоряжении оказалось несколько недель для первых подводных исследований на просторах Атлантического океана. Мы изучили карту и обнаружили между Мадейрой и Канарским архипелагом два пятнышка, около которых стояла надпись: «Острова Сальведж». Согласно навигационному справочнику острова эти были необитаемы. Мы двинулись курсом на них. В пути нам предстояло пересечь зону, изобилующую акулами, поэтому были приняты специальные меры предосторожности. Ныряльщики погружались в воду только попарно, страхуя друг друга; при этом к ногам прикреплялись таблетки уксусно-кислой меди – мы называли их «флайтокс» , – призванные удерживать акул на почтительном расстоянии.
Около пустынного островка Сальведжем Гранде мы с Дюма приготовились нырнуть в океан; Диди с большим арбалетом, заряженным взрывным гарпуном, я с киноаппаратом в руках. Однако едва мы оттолкнулись от трапа и погрузили маски в воду, как тут же инстинктивно опять уцепились за трап. Нам еще никогда не приходилось испытывать подобного страха; отчаянно кружилась голова.
Мы глянули друг на друга и осторожно окунули маски снова в воду, крепко держась за трап. На глубине ста футов под нами простиралось дно, видимое необычайно отчетливо, с мельчайшими подробностями. Ничто не говорило о том, что нас отделяет от него плотная толща воды. На совершенно гладком грунте – ни камешка, ни малейшего следа животных или растительных организмов. Вода была словно дистиллированная, к ней мало было даже применить эпитет «прозрачная», предполагающий прекрасную видимость на расстоянии, сравнимом с длиной хорошего концертного зала. Подводный ландшафт вырисовывался с ужасающей четкостью. Казалось, стоит выпустить из рук трап, и мы обрушимся вниз в пустоту и шлепнемся на тянущиеся по дну каменные гряды.
В конце концов мы набрались решимости и оторвались от корабля, и – о чудо! – вода держала нас. Мы поплыли вниз – два громадных невиданных животных в этой аптечной жидкости. На глубине нескольких метров мы увидели группу неподвижно застывших барракуд , они не обратили на нас никакого внимания. Кругом повисли в пустоте каменные окуни и крупные рыбы, напоминающие сельдей .
Однако наиболее непривычное впечатление производили блестящие бурые лавовые откосы, настолько гладкие, что казались отполированными. Наш друг, профессор Пьер Драк, уверял нас, что нет такой подводной скалы или рифа на свете, которые не были бы покрыты морской флорой или фауной. И вот мы столкнулись с исключением из этого правила. Тщетно мы старались обнаружить на подводных склонах острова Сальведжем Гранде хотя бы одного представителя животного или растительного мира, если не считать одного вида, который мы сразу даже не разглядели. Все выпуклости дна были усеяны неисчислимым множеством морских ежей. Это была особая тропическая разновидность, с иголками длиной в двенадцать дюймов. Лежа на боку в воде, мы разглядывали этот народец; ритмично шевелящиеся иглы напоминали волнующееся под порывами ветра поле ржи. Затем мы поворачивались снова на живот, и опять приходилось бороться с головокружением при виде прозрачной пустоты.
Собственные пузыри, устремляющиеся к поверхности, производили на нас успокоительное впечатление; приятно было убедиться, что мы имеем полную возможность всплыть и ухватиться за трап. В этот раз мы не поймали ни одной рыбы и не сняли ни единого кадра: здесь и на море-то было не похоже.
В конце лета «Эли Монье» пришел в Дакар, в обманчиво тихих водах которого таятся тысячи акул. Мы готовились к встрече с атлантическими акулами в течение двух лет и имели в своем распоряжении наиболее эффективную защиту против них, какую когда-либо изобретал человеческий ум и изготовляли искусные руки тулонских кузнецов. Это была сборная железная клетка, наподобие львиной, которую можно было быстро смонтировать и опустить в воду.
В клетке имелась дверца; сквозь нее ныряльщик мог войти внутрь под водой, спасаясь от акулы.
Мы исходили из того, что акула представляет наибольшую опасность для ныряльщика в самый момент его погружения или выхода из воды. Теперь мы могли опускаться в море в полной безопасности, затем выходить из клетки для нашей работы, возвращаться в нее, запирать дверцу и спокойно подниматься наверх. Для сообщения с судном в клетке имелась электрическая сигнализация.
Долгожданная премьера спектакля «Человек в клетке» состоялась к югу от острова Мадлэн, неподалеку от Дакара. Почетное право участвовать в первом представлении выпало Тайе, Дюма и мне – гордым авторам нового изобретения. Тяжело нагруженные баллонами, киноаппаратами и арбалетами, мы вошли в стоявшую на палубе клетку. Грузоподъемная стрела вознесла нас на воздух; мы судорожно ухватились за железные прутья. Болтаясь на конце стрелы, мы нашли, что легкая качка «Эли Монье» заметно усилилась. Мы помахали на прощание нашим восхищенным коллегам и погрузились в прозрачные волны.
Вода не воздух. Она приподняла нас и прижала к потолку клетки. Мы оттолкнулись и запорхали кругом этакими неуклюжими птичками. Судно мерно покачивалось, дергая трос с клеткой. Мы стукались о прутья то головой, то ногами, то всем телом. По мере удлинения троса клетка выделывала все более, рискованные прыжки. Баллоны на наших спинах колотились о железо; их колокольный звон гулко отдавался в воде, словно благовест, возвещающий наступление Нового года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53