именно здесь был заключен источник политической идеологии. Со времен Французской революции вплоть до нашего времени идеология неизменно выступала как самый влиятельный (и вновь исключительно динамичный) фактор не только европейской, но и мировой истории. Крупнейшие идеологии продемонстрировали почти беспредельную гибкость, приспосабливаясь к местным традициям; в некоторых современных обществах они проявили поразительную способность к симбиозу с традиционными религиозными верованиями – явление, которое не удивило бы наших средневековых предков. Идеологии получили свое выражение и в ряде новых институций, таких, как политические партии.
Пределы рационализма
Хотя рационализм, то есть систематическая аппеляция к разуму при анализе и решении проблем, и оказался наиболее эффективным элементом европейской традиции, ему свойственна известная ограниченность. В «Вакханках» греческого драматурга Еврипида (ок. 484–406 гг. до н. э.) показано, как люди, пренебрегавшие иррациональной, эмоциональной стороной своей природы, порождают ситуации, трагические для себя и для других. Со второй половины XVIII в. романтизм, новое течение в европейской культуре, стремился использовать нерациональные способности и глубинные эмоции для создания новых приемов художественного, литературного и музыкального выражения. Романтикам принадлежат многие шедевры европейского гения в живописи, литературе и музыке; в политике они тоже искали человеческое измерение. Однако романтические нападки на рационализм имели и оборотную сторону: они дали выход многим темным инстинктам человеческой натуры – трайбализму и сектантскому фанатизму, нетерпимости и торжеству насилия. Конечно, эти инстинкты всегда присутствовали в европейском обществе (как и во всяком другом). По сути дела, история любого общества представляла собой серию попыток отыскать приемлемый баланс между разумом, традицией и эмоциями. Эта задача все еще стоит и перед нами.
Тенденции и перспективы современности
Начиная с XVIII в. многие историки Европы (одни – в надежде, другие – в страхе) занимались предсказанием развития событий. Одни создавали теории прогресса, другие – упадка. Но наряду с общими теориями появилось (особенно за последние 25 лет) немало эмпирических, более скромных по задачам исследований, посвященных локальному прогнозированию. Наиболее важными направлениями, где практикуется различного рода прогнозирование, являются: такая вечная тема, как демография, исследующая, в частности, иммигрантские популяции (разнородные в культурном отношении); безработица, катастрофически выросшая с начала 70-х годов XX в., особенно среди молодежи; структура и динамика промышленного производства – основы процветания Европы; сельское хозяйство, доходы от которого до сих пор составляют главную приходную статью бюджетов стран Европейского экономического сообщества и, наконец, изменения под влиянием как социального развития, так и новейших технологий в сферах трудовой деятельности и досуга.
В свете развития Европейского экономического сообщества, основанного на договоре, подписанном в Риме, старейшей европейской столице, все большее число историков стремится переписать новейшую историю Европы в общеевропейских, а не в узконациональных терминах. Эта задача стала еще более насущной после 1989 г., когда коммунистические режимы Восточной Европы пали или (как в Советском Союзе) претерпели радикальное изменение, две части Германии объединились, а почти все европейские государства к западу от Советского Союза стремятся вступить в переименованное Европейское сообщество. В 1991 г. (когда пишутся эти строки) стремление к особому европейскому единству продолжает заявлять о себе с неизменной силой. В то же самое время сохраняются проблемы национального, регионального и этнического характера, оставляя открытым вопрос будущей политической организации Европы и ее отношений с Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки.
История Европы, написанная в 80-х годах XX в., вряд ли может иметь законченный вид. Каждое из трех последних десятилетий знаменательно особыми, отличительными чертами, причем в последнем доминировали экономические проблемы. При оценке происходящих в различных странах событий вновь возникает нерешенная проблема соотношения частей и целого. Поэтому предлагаемые вниманию читателя книги скорее ставят вопросы, чем дают на них ответы, и скорее открывают историю для обсуждения, чем закрывают ее последнюю страницу. Вряд ли можно дать окончательный ответ хоть на один вопрос – и это обстоятельство следует считать, вероятно, самой существенной особенностью изучения европейской истории.
Глава 1
Конец античного мира и начало Средних веков, 400–700 годы
Римская империя в 400 году
В один из дней приблизительно 400 г. Константинопольский епископ Иоанн, получивший прозвище Хрисостом (или Златоуст) за свои необычайно красноречивые проповеди, удовлетворенно взирал на окружающий мир. «Сейчас, – писал он, – все эти обширные земли, над которыми не заходит солнце, от берегов Тигра до Британских островов, вся Африка, Египет и Палестина, все, что только подвластно Риму, живет в мире. Тебе известно, что весь мир пребывает в безмятежности, а о войнах мы знаем лишь по слухам».
История по-своему умеет высмеивать пророчества интеллектуалов. Действительно, многие современники св. Иоанна Хрисостома, особенно те, что жили на западе Римской империи, вряд ли разделили бы его оптимизм, и в то же время ни один из них не мог предугадать, что крушение всей западной части империи произойдет так скоро. Даже сейчас с трудом верится в то, что к 400 г. катастрофа уже стала неизбежной.
В самом деле, для оптимизма было немало веских оснований. Страшные гражданские войны III в. ушли в прошлое, императоры Диоклетиан и Константин восстановили эффективное управление. Четвертый век стал временем значительного оживления экономики. Особенно хорошо это видно по быстрому росту Константинополя, поскольку в отличие от Рима, который возник как административный центр и поэтому в экономическом отношении оставался по преимуществу центром потребления, новая столица на Босфоре развивалась как торговый и промышленный город. Чтобы компенсировать недостаток рабочей силы, связанный с людскими потерями в бедственном III в., императоры издали законы, которые обязывали сыновей продолжать дело своих отцов – на государственной службе, в армии, в занятиях ремеслом или земледелием. Историки часто с неодобрением отзывались об этих законах, хотя последние никак не препятствовали социальной мобильности населения. Армия, в частности, предоставляла честолюбивым людям возможности для продвижения, и даже крестьянин мог добиться самого высокого общественного положения, примером чему служит Юстин, ставший императором.
Еще более впечатляющим по сравнению с экономическим подъемом оказалось духовное возрождение. Христианство, которое в течение нескольких веков оставалось религией меньшинства, быстро вытеснило всех соперников. Литературные, философские и художественные дарования граждан Римской империи все больше обращались на службу христианству, а оно, в свою очередь, выступало как могущественный заказчик, побуждавший людей развивать свои творческие способности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Пределы рационализма
Хотя рационализм, то есть систематическая аппеляция к разуму при анализе и решении проблем, и оказался наиболее эффективным элементом европейской традиции, ему свойственна известная ограниченность. В «Вакханках» греческого драматурга Еврипида (ок. 484–406 гг. до н. э.) показано, как люди, пренебрегавшие иррациональной, эмоциональной стороной своей природы, порождают ситуации, трагические для себя и для других. Со второй половины XVIII в. романтизм, новое течение в европейской культуре, стремился использовать нерациональные способности и глубинные эмоции для создания новых приемов художественного, литературного и музыкального выражения. Романтикам принадлежат многие шедевры европейского гения в живописи, литературе и музыке; в политике они тоже искали человеческое измерение. Однако романтические нападки на рационализм имели и оборотную сторону: они дали выход многим темным инстинктам человеческой натуры – трайбализму и сектантскому фанатизму, нетерпимости и торжеству насилия. Конечно, эти инстинкты всегда присутствовали в европейском обществе (как и во всяком другом). По сути дела, история любого общества представляла собой серию попыток отыскать приемлемый баланс между разумом, традицией и эмоциями. Эта задача все еще стоит и перед нами.
Тенденции и перспективы современности
Начиная с XVIII в. многие историки Европы (одни – в надежде, другие – в страхе) занимались предсказанием развития событий. Одни создавали теории прогресса, другие – упадка. Но наряду с общими теориями появилось (особенно за последние 25 лет) немало эмпирических, более скромных по задачам исследований, посвященных локальному прогнозированию. Наиболее важными направлениями, где практикуется различного рода прогнозирование, являются: такая вечная тема, как демография, исследующая, в частности, иммигрантские популяции (разнородные в культурном отношении); безработица, катастрофически выросшая с начала 70-х годов XX в., особенно среди молодежи; структура и динамика промышленного производства – основы процветания Европы; сельское хозяйство, доходы от которого до сих пор составляют главную приходную статью бюджетов стран Европейского экономического сообщества и, наконец, изменения под влиянием как социального развития, так и новейших технологий в сферах трудовой деятельности и досуга.
В свете развития Европейского экономического сообщества, основанного на договоре, подписанном в Риме, старейшей европейской столице, все большее число историков стремится переписать новейшую историю Европы в общеевропейских, а не в узконациональных терминах. Эта задача стала еще более насущной после 1989 г., когда коммунистические режимы Восточной Европы пали или (как в Советском Союзе) претерпели радикальное изменение, две части Германии объединились, а почти все европейские государства к западу от Советского Союза стремятся вступить в переименованное Европейское сообщество. В 1991 г. (когда пишутся эти строки) стремление к особому европейскому единству продолжает заявлять о себе с неизменной силой. В то же самое время сохраняются проблемы национального, регионального и этнического характера, оставляя открытым вопрос будущей политической организации Европы и ее отношений с Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки.
История Европы, написанная в 80-х годах XX в., вряд ли может иметь законченный вид. Каждое из трех последних десятилетий знаменательно особыми, отличительными чертами, причем в последнем доминировали экономические проблемы. При оценке происходящих в различных странах событий вновь возникает нерешенная проблема соотношения частей и целого. Поэтому предлагаемые вниманию читателя книги скорее ставят вопросы, чем дают на них ответы, и скорее открывают историю для обсуждения, чем закрывают ее последнюю страницу. Вряд ли можно дать окончательный ответ хоть на один вопрос – и это обстоятельство следует считать, вероятно, самой существенной особенностью изучения европейской истории.
Глава 1
Конец античного мира и начало Средних веков, 400–700 годы
Римская империя в 400 году
В один из дней приблизительно 400 г. Константинопольский епископ Иоанн, получивший прозвище Хрисостом (или Златоуст) за свои необычайно красноречивые проповеди, удовлетворенно взирал на окружающий мир. «Сейчас, – писал он, – все эти обширные земли, над которыми не заходит солнце, от берегов Тигра до Британских островов, вся Африка, Египет и Палестина, все, что только подвластно Риму, живет в мире. Тебе известно, что весь мир пребывает в безмятежности, а о войнах мы знаем лишь по слухам».
История по-своему умеет высмеивать пророчества интеллектуалов. Действительно, многие современники св. Иоанна Хрисостома, особенно те, что жили на западе Римской империи, вряд ли разделили бы его оптимизм, и в то же время ни один из них не мог предугадать, что крушение всей западной части империи произойдет так скоро. Даже сейчас с трудом верится в то, что к 400 г. катастрофа уже стала неизбежной.
В самом деле, для оптимизма было немало веских оснований. Страшные гражданские войны III в. ушли в прошлое, императоры Диоклетиан и Константин восстановили эффективное управление. Четвертый век стал временем значительного оживления экономики. Особенно хорошо это видно по быстрому росту Константинополя, поскольку в отличие от Рима, который возник как административный центр и поэтому в экономическом отношении оставался по преимуществу центром потребления, новая столица на Босфоре развивалась как торговый и промышленный город. Чтобы компенсировать недостаток рабочей силы, связанный с людскими потерями в бедственном III в., императоры издали законы, которые обязывали сыновей продолжать дело своих отцов – на государственной службе, в армии, в занятиях ремеслом или земледелием. Историки часто с неодобрением отзывались об этих законах, хотя последние никак не препятствовали социальной мобильности населения. Армия, в частности, предоставляла честолюбивым людям возможности для продвижения, и даже крестьянин мог добиться самого высокого общественного положения, примером чему служит Юстин, ставший императором.
Еще более впечатляющим по сравнению с экономическим подъемом оказалось духовное возрождение. Христианство, которое в течение нескольких веков оставалось религией меньшинства, быстро вытеснило всех соперников. Литературные, философские и художественные дарования граждан Римской империи все больше обращались на службу христианству, а оно, в свою очередь, выступало как могущественный заказчик, побуждавший людей развивать свои творческие способности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106