Для Лу это было легким делом: стоит ему только пройтись перед камерами, как внимание сразу переключается на него. Лу, ярый футбольный болельщик и деловой партнер Мура, отличался высоким ростом и, мягко говоря, довольно броской манерой одеваться. В тот вечер, насколько я помню, на нем были ярко-красные брюки, пиджак в желто-зеленую клетку, желтая с рюшами рубашка и широкий, умопомрачительной расцветки галстук. И пока все пялили глаза на это красочное зрелище, я проскользнул за спиной охраны и перелез через садовую ограду. Мне удалось проникнуть в дом через черный ход, и Бобби Мур, увидев, что я иду к нему со стороны кухни, от удивления чуть не уронил стакан с пивом. Жена сотрудника посольства рассердилась за такое мое появление и настояла, чтобы я вышел и проделал всю положенную процедуру со звонком в парадную дверь и приглашением войти. Застрекотали телевизионные камеры, и растерянные журналисты открыли рты от удивления, когда я покорно вышел через парадную дверь, чтобы через минуту меня впустили обратно, на этот раз вместе с неподражаемым Лу Уайдом. По-моему, жена дипломата чуть не упала в обморок, когда увидела рядом со мной Лу.
Первым делом я спросил у Мура, что он сделал с браслетом, кражу которого ему так ловко приписали. Этот вопрос задал тон нашей встрече, которая сопровождалась опустошением бара в посольстве. Тот вечер стал как бы разминкой перед многочисленными и долгими пирушками, которые мы потом устраивали вместе с Муром в «Вест Хэме». Из-за одного такого вечера, проведенного в «Блэкпуле», мы оказались на первых страницах всех английских газет, после чего я потерял почти все уважение к Рону Гринвуду.
Медленно, но верно я втягивался в пьянство, и поэтому худшего для себя выбора, чем клуб «Вест Хэм», я не мог сделать. У них составилась спаянная компания любителей выпить, которая могла бы потягаться с завсегдатаями «Белл энд Хэра» из «Тоттенхема» и даже их обставить. Во всяком случае, борьба долго бы шла на равных, и исхо д ее решило бы дополнительное время.
Постоянными участниками наших сборищ были Бобби Мур, Джон Кешли, Брайан Дир, Френк Лемпард, Джон Чарльз, Гарри Реднеп, Джимми Линдсей и время от времени Джефф Херст. Они быстро приняли меня в свою компанию. Разница между тогдашним «Вест Хэмом» и командой «Тоттенхем», которую я оставил, заключалась в том, что игроки «Тоттенхема» никогда не допускали, чтобы пирушки мешали игре. Я убедился, что в «Вест Хэме» основную массу составляли серенькие игроки, а такие футболисты, как Мур, Херст, Робсон и Билли Бонде, были редким и разительным исключением. Может быть, это суждение покажется слишком резким, но факт остается фактом. Однако следует честно признать, что и меня в «Вест Хэме» следовало бы отнести к сереньким. Этому клубу почти не за что меня благодарить, разве только за горстку очков, которые помогли ему избежать перевода в низшую группу лиги, что в какой-то момент казалось неизбежным.
Я дал себе зарок, что как только перестану получать удовольствие от игры, то тут же повешу бутсы на гвоздь. С начала сезона 1970/71 года для меня игра «Вест Хэма» и моя собственная представлялись чем-то жалким и убогим. Еще в сентябре я серьезно задумался, не уйти ли мне из большого футбола. Это случилось после страшного поражения со счетом 1: 4 в матче с «Ньюкаслом». Рон Гринвуд признался тогда Муру и мне, что помышляет теперь подать в отставку, на что я ответил, если уйдет он, уйду и я.
Обстоятельства, при которых произошел этот разговор, были не совсем обычными, если не сказать больше. Мы сидели тогда в баре на втором этаже самолета, летевшего в Нью-Йорк, где «Вест Хэм» должен был играть в показательном матче против «Сантоса» – с Пеле! Это была, конечно, смехотворная затея после того, как всего два дня назад мы показали себя в игре против «Ньюкасла» самым жалким образом.
Мур, его приятель Фредди Гаррисон и я потягивали золотистое пиво в баре, и тут к нам поднялся Рон Гринвуд. Он заказал кока-колу. Сам я в этом не участвовал, но, признаюсь, по-мальчишески подхихикивал, когда заметил, что Фредди сдабривает кока-колу Рона бакарди. В течение часа Рон, должно быть, выпил пять или шесть стаканов кока-колы, над которыми поколдовал злоумышленник Фредди. Это была, конечно, жестокая шутка, и я думаю, что Рон никогда не простил ее ни Муру, ни мне, хотя мы были только наблюдателями.
Наконец Рон понял, что происходит, и надо отдать ему должное, только посмеялся. Выпитое развязало ему язык больше, чем он того хотел бы; тут-то мы и выслушали признание, что он подумывает уйти в отставку. Я даже слегка опешил, услышав такое от человека, который всегда верой и правдой служил «Вест Хэму»: благодаря ему этот клуб стал известен в Европе своим высоким классом игры. Но в последнее время у Рона что-то разладилось, и я не сделал абсолютно ничего, чтобы помочь ему вернуть команде прежний уровень игры.
Рон прошел на свое место и забылся тяжелым хмельным сном. Питер Юстес, забавный йоркширец, который не слишком симпатизировал Рону, подойдя к его креслу, начал выкладывать ему напрямик, что он о нем думает, вызывая взрывы хохота остальных игроков «Вест Хэма». Если бы Рон проснулся, он бы наверняка его ударил.
Когда наш «Боинг-747» готовился к посадке в Нью-Йорке, я дал слово, что если Гринвуд уйдет, то я тоже навсегда брошу футбол. Но Рон больше никогда не упоминал об отставке, и я остался в клубе до конца этого несчастливого сезона.
Окончательное решение покинуть футбол я принял после дела «Блэкпула», которое было раздуто газетчиками сверх всякой меры. Это случилось в канун Нового года. Команда «Вест Хэма» перед матчем на Кубок футбольной ассоциации в Блэкпуле жила в отеле «Империал». Мур и я, выпив пару кружек пива, отправились в свой номер спать. Когда мы проходили через холл, то столкнулись с операторами телекомпании Би-би-си, приехавшими снимать наш матч. Они ждали такси, чтобы поехать в ночной клуб «007», который содержал бывший боксер Брайн Лондон. «Вряд ли игра завтра состоится, – сказал нам один из операторов. – Все поле обледенело. Будет чудо, если оно окажется пригодным для игры. Мне кажется, мы попусту теряем здесь время. Пожалуй, уже сейчас можно начать встречать Новый год».
Тут разговор прервал швейцар отеля, обратившийся к нашим собеседникам: «Два ваших такси прибыли».
«Но нам нужна только одна машина», – ответил один из телевизионщиков. Совершенно неожиданно для себя я сказал: «Не беспокойся. На другой поедем мы».
Так я сам подложил под себя мину замедленного действия. Пройдет примерно семьдесят два часа, и она взорвется. Мы быстренько вышли из отеля, захватив с собой еще и томимого жаждой Брайана Дира и не особенно жаждущего Клайда Беста. Дир поехал с нами ради выпивки, Бест просто чтобы проехаться.
Через два часа, что-то около двух часов ночи, мы вернулись обратно в отель и заказали кофе с бутербродами. Вот так довольно нелепо и безобидно все это произошло. Только я один изрядно тогда выпил – около двенадцати кружок пива, что в ту пору было для меня обычной нормой. Мур и Дир выпили, наверное, кружек по пять или шесть, а Клайд Бест все два часа тянул какую-то воду.
На следующий день, проспав до десяти часов утра, мы отправились на стадион «Блэкпул», где покрытое льдом поле было признано пригодным для игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Первым делом я спросил у Мура, что он сделал с браслетом, кражу которого ему так ловко приписали. Этот вопрос задал тон нашей встрече, которая сопровождалась опустошением бара в посольстве. Тот вечер стал как бы разминкой перед многочисленными и долгими пирушками, которые мы потом устраивали вместе с Муром в «Вест Хэме». Из-за одного такого вечера, проведенного в «Блэкпуле», мы оказались на первых страницах всех английских газет, после чего я потерял почти все уважение к Рону Гринвуду.
Медленно, но верно я втягивался в пьянство, и поэтому худшего для себя выбора, чем клуб «Вест Хэм», я не мог сделать. У них составилась спаянная компания любителей выпить, которая могла бы потягаться с завсегдатаями «Белл энд Хэра» из «Тоттенхема» и даже их обставить. Во всяком случае, борьба долго бы шла на равных, и исхо д ее решило бы дополнительное время.
Постоянными участниками наших сборищ были Бобби Мур, Джон Кешли, Брайан Дир, Френк Лемпард, Джон Чарльз, Гарри Реднеп, Джимми Линдсей и время от времени Джефф Херст. Они быстро приняли меня в свою компанию. Разница между тогдашним «Вест Хэмом» и командой «Тоттенхем», которую я оставил, заключалась в том, что игроки «Тоттенхема» никогда не допускали, чтобы пирушки мешали игре. Я убедился, что в «Вест Хэме» основную массу составляли серенькие игроки, а такие футболисты, как Мур, Херст, Робсон и Билли Бонде, были редким и разительным исключением. Может быть, это суждение покажется слишком резким, но факт остается фактом. Однако следует честно признать, что и меня в «Вест Хэме» следовало бы отнести к сереньким. Этому клубу почти не за что меня благодарить, разве только за горстку очков, которые помогли ему избежать перевода в низшую группу лиги, что в какой-то момент казалось неизбежным.
Я дал себе зарок, что как только перестану получать удовольствие от игры, то тут же повешу бутсы на гвоздь. С начала сезона 1970/71 года для меня игра «Вест Хэма» и моя собственная представлялись чем-то жалким и убогим. Еще в сентябре я серьезно задумался, не уйти ли мне из большого футбола. Это случилось после страшного поражения со счетом 1: 4 в матче с «Ньюкаслом». Рон Гринвуд признался тогда Муру и мне, что помышляет теперь подать в отставку, на что я ответил, если уйдет он, уйду и я.
Обстоятельства, при которых произошел этот разговор, были не совсем обычными, если не сказать больше. Мы сидели тогда в баре на втором этаже самолета, летевшего в Нью-Йорк, где «Вест Хэм» должен был играть в показательном матче против «Сантоса» – с Пеле! Это была, конечно, смехотворная затея после того, как всего два дня назад мы показали себя в игре против «Ньюкасла» самым жалким образом.
Мур, его приятель Фредди Гаррисон и я потягивали золотистое пиво в баре, и тут к нам поднялся Рон Гринвуд. Он заказал кока-колу. Сам я в этом не участвовал, но, признаюсь, по-мальчишески подхихикивал, когда заметил, что Фредди сдабривает кока-колу Рона бакарди. В течение часа Рон, должно быть, выпил пять или шесть стаканов кока-колы, над которыми поколдовал злоумышленник Фредди. Это была, конечно, жестокая шутка, и я думаю, что Рон никогда не простил ее ни Муру, ни мне, хотя мы были только наблюдателями.
Наконец Рон понял, что происходит, и надо отдать ему должное, только посмеялся. Выпитое развязало ему язык больше, чем он того хотел бы; тут-то мы и выслушали признание, что он подумывает уйти в отставку. Я даже слегка опешил, услышав такое от человека, который всегда верой и правдой служил «Вест Хэму»: благодаря ему этот клуб стал известен в Европе своим высоким классом игры. Но в последнее время у Рона что-то разладилось, и я не сделал абсолютно ничего, чтобы помочь ему вернуть команде прежний уровень игры.
Рон прошел на свое место и забылся тяжелым хмельным сном. Питер Юстес, забавный йоркширец, который не слишком симпатизировал Рону, подойдя к его креслу, начал выкладывать ему напрямик, что он о нем думает, вызывая взрывы хохота остальных игроков «Вест Хэма». Если бы Рон проснулся, он бы наверняка его ударил.
Когда наш «Боинг-747» готовился к посадке в Нью-Йорке, я дал слово, что если Гринвуд уйдет, то я тоже навсегда брошу футбол. Но Рон больше никогда не упоминал об отставке, и я остался в клубе до конца этого несчастливого сезона.
Окончательное решение покинуть футбол я принял после дела «Блэкпула», которое было раздуто газетчиками сверх всякой меры. Это случилось в канун Нового года. Команда «Вест Хэма» перед матчем на Кубок футбольной ассоциации в Блэкпуле жила в отеле «Империал». Мур и я, выпив пару кружек пива, отправились в свой номер спать. Когда мы проходили через холл, то столкнулись с операторами телекомпании Би-би-си, приехавшими снимать наш матч. Они ждали такси, чтобы поехать в ночной клуб «007», который содержал бывший боксер Брайн Лондон. «Вряд ли игра завтра состоится, – сказал нам один из операторов. – Все поле обледенело. Будет чудо, если оно окажется пригодным для игры. Мне кажется, мы попусту теряем здесь время. Пожалуй, уже сейчас можно начать встречать Новый год».
Тут разговор прервал швейцар отеля, обратившийся к нашим собеседникам: «Два ваших такси прибыли».
«Но нам нужна только одна машина», – ответил один из телевизионщиков. Совершенно неожиданно для себя я сказал: «Не беспокойся. На другой поедем мы».
Так я сам подложил под себя мину замедленного действия. Пройдет примерно семьдесят два часа, и она взорвется. Мы быстренько вышли из отеля, захватив с собой еще и томимого жаждой Брайана Дира и не особенно жаждущего Клайда Беста. Дир поехал с нами ради выпивки, Бест просто чтобы проехаться.
Через два часа, что-то около двух часов ночи, мы вернулись обратно в отель и заказали кофе с бутербродами. Вот так довольно нелепо и безобидно все это произошло. Только я один изрядно тогда выпил – около двенадцати кружок пива, что в ту пору было для меня обычной нормой. Мур и Дир выпили, наверное, кружек по пять или шесть, а Клайд Бест все два часа тянул какую-то воду.
На следующий день, проспав до десяти часов утра, мы отправились на стадион «Блэкпул», где покрытое льдом поле было признано пригодным для игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37