Если он не перегорит в ожидании скорых успехов и если не скрутит его тяжелая тренерская доля, из него может получиться хороший специалист.
Скорость, на которой самобытный парень из-под Казани Виктор Колотов ворвался в наш большой футбол, казалась непостижимой. Вторая лига – сборная – киевское «Динамо» – все в один присест, за вычетом времени, когда ему не давали играть из-за появившегося вдруг ошибочного, на мой взгляд, фельетона, обвинявшего Виктора во всех мыслимых и немыслимых грехах. Маршрут фантастический, и вполне понятной была битва за способного футболиста, развернувшаяся между несколькими клубами сразу.
Диапазон игры его неповторим, все он делал настолько правильно и вовремя, что болельщики на трибунах, сразу зачислившие Колотова в разряд любимцев, не переставали диву даваться. Сделав передачу, короткую ли, среднюю, длинную, он стремглав летел к воротам, его останавливали, пихали, цепляли, но он был неудержим и всегда стремился к максимальной цели – оказаться первым у мяча после прострела партнера и забить.
Сейчас это вспоминается не так явственно, как сразу после матчей, но Колотов забивал много красивых, ярких мячей, претендовавших бы сейчас на «лучший гол месяца».
Более молчаливого человека я в жизни не встречал. Сам немногословен, но таких не видел. Если он говорил, то только по делу – ни одного лишнего слова. В глаза мог сказать любому все, что о нем думает. Бил редкими словами по самолюбию, не щадя при этом и себя. Слышать неприятно, а что поделаешь – все верно и сказано человеком, к которому претензий почти никогда ни у кого не возникало и возникнуть не могло – ни в быту, ни на тренировках, ни в игре.
О работоспособности Колотова ходили легенды, шутники утверждали, что, если нужно, он и третий тайм отыграет, и четвертый, причем с той же неутомимостью, что и первые два. Но я подметил одну характерную деталь. Если обычно футболисты стремятся хоть какие-то крупицы сил сберечь, то Колотов выкладывался за полтора часа весь, без остатка. Он знал, что ему работать 90 минут и работал на полную катушку, доводя себя до состояния невменяемости. После игры с «Эйндховеном» в Киеве – матча высокого уровня и большого напряжения, когда у футболистов не осталось никаких сил, когда мы с Базилевичем не могли стоять в раздевалке – ноги не держали, а сидели в креслах, из душевой вышел Колотов, оглядел всех внимательно и спросил в тишине: «Так они нам забили гол или нет?» Раздался мощный взрыв хохота. Во внутреннем дворике Центрального стадиона, как нам потом рассказывали, он был принят за проявление неуемного восторга. Кто-то из ребят, по-моему, Володя Мунтян, воскликнул: «Ну ты даешь, Витек! Успокойся, осталось так, как было, – 3:0, если, конечно, судья им голик в протоколе не приписал». «Понятно», – невозмутимо сказал Колотов и снова отправился в душевую.
Колотов, работавший в киевском «Динамо» до нашего прихода, сознательно и одним из первых пошел на преодоление трудностей, связанных с предложенной нами программой. Он понимал, что в случае успешной реализации программы и отработанной на тренировках игры команда может подняться на новый, гораздо более высокий качественный уровень. Ему, прирожденному универсалу (говорят, что однажды, еще до нашего прихода в клуб, он в Бельгии в товарищеском матче играл в воротах, и весьма неплохо), не надо было долго объяснять преимущества коллективного гармоничного футбола.
Как-то мы смотрели на базе видеозаписи двух игр с участием «Аякса» времен Стефана Ковача. Колотов вдруг оторвался от экрана и сказал вопросительно-утверждающе: «Мы в такой футбол должны играть?!» И добавил спустя мгновение: «Только на более высоких скоростях».
Характеризующую Колотова историю поведал бессменный врач сборной Савелий Евсеевич Мышалов: «В 1973 году в московском матче со сборной Франции Виктор подошел ко мне в перерыве и сказал: „У меня один глаз не видит“. В игре был момент, когда он получил сильный удар мячом по глазу. И вот глаз не видит. Я – к тренеру, Евгению Ивановичу Горянскому. „Менять надо Колотова!“ Перед окончанием перерыва Виктор подходит ко мне и говорит: „Все в порядке с глазом“. А у меня и времени уже не было проверить. Пошел он играть. После игры подходит. „Не видит глаз“, – говорит. Закончилось это месяцем в госпитале».
Капитанская повязка свалилась на него словно гром в ясную погоду. Он привык считать себя рядовым футболистом, скромно и честно делающим свое дело, и вдруг… Реакция на доверие и уважение выбравших его ребят была ожидаемой: власть какая-никакая, а все же власть, ни на йоту его не изменила. Он не стал покрикивать на партнеров, не напускал на себя важный вид и не говорил менторским тоном. Капитанство он расценил как необходимость быть примером в жизни, на тренировках и в игре.
Я не собираю специально футбольные реликвии – вымпелы, фотографии, значки, но среди скопившихся за многие годы вещей бережно храню неиспользованный билет на матч киевского «Динамо» с московскими армейцами 22 июня 1941 года, фотографию команды 1961 года, когда она впервые выиграла чемпионский титул, и фото, на котором Виктор Колотов высоко поднимает над головой первый в истории советского футбола европейский кубок для клубных команд.
Больше, чем Володя Веремеев, со мной, пожалуй, никто не спорил. Он последовательно пытался убедить меня в том, что футболисту на базе перед игрой делать нечего, надо готовиться дома, в спокойной обстановке, слушая музыку или же читая. «Хорошо, – говорил я ему, – отпущу я тебя, еще несколько человек, в благоразумности которых уверен на сто процентов, а остальные? Как остальные ребята это расценят, ты подумал? Я бы на их месте взбунтовался. Это первое. А второе, поверь: какой бы гнетущей ни казалась тебе обстановка в „резервации“, как вы называете базу, лучше, чем здесь, к игре ты не подготовишься. С питанием, в отличие от города, проблем нет никаких, на тренировку не надо мчаться тридцать километров туда – тридцать обратно, продуманный режим, врачебная помощь – словом, все условия для работы и отдыха».
Сейчас Веремеев, работая вместе со мной в тренерском штабе киевского «Динамо», говорит: «Я был нрав с точки зрения игрока, вы – с точки зрения тренера. Тренерская правота выше, поскольку исходит она прежде всего из интересов всей команды, игрок же волей-неволей, как бы он ни хотел иного, свои интересы ставит выше».
Веремеев с воодушевлением воспринял возможность играть в новый футбол, мечтал, оказывается, об этом. Мы поняли друг друга с полуслова во время первого нашего серьезного разговора с ним в Ташкенте. Я сказал ему тогда: «Ты можешь играть лучше». И говорил я это не только для того, чтобы его вдохновить. Мы видели Веремеева в отдельных матчах киевского «Динамо» при В. А. Маслове и заметили у него нереализованные возможности. «Не знаю, смогу ли, – ответил он, – но что хочу – это точно».
Хрупкость сложения Веремеева обманчива, даже визуально можно было определить, что его организм способен выдерживать большие нагрузки, и медицина подтверждала это.
Ему было интереснее и легче действовать впереди, но наступила в команде такая пора, когда каждый должен был отрабатывать и сзади, не гнушаться черновой работы. Я бы не стал характеризовать Веремеева как идеального универсала, по к выполнению функций соседа на поле он был готов процентов на шестьдесят-семьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Скорость, на которой самобытный парень из-под Казани Виктор Колотов ворвался в наш большой футбол, казалась непостижимой. Вторая лига – сборная – киевское «Динамо» – все в один присест, за вычетом времени, когда ему не давали играть из-за появившегося вдруг ошибочного, на мой взгляд, фельетона, обвинявшего Виктора во всех мыслимых и немыслимых грехах. Маршрут фантастический, и вполне понятной была битва за способного футболиста, развернувшаяся между несколькими клубами сразу.
Диапазон игры его неповторим, все он делал настолько правильно и вовремя, что болельщики на трибунах, сразу зачислившие Колотова в разряд любимцев, не переставали диву даваться. Сделав передачу, короткую ли, среднюю, длинную, он стремглав летел к воротам, его останавливали, пихали, цепляли, но он был неудержим и всегда стремился к максимальной цели – оказаться первым у мяча после прострела партнера и забить.
Сейчас это вспоминается не так явственно, как сразу после матчей, но Колотов забивал много красивых, ярких мячей, претендовавших бы сейчас на «лучший гол месяца».
Более молчаливого человека я в жизни не встречал. Сам немногословен, но таких не видел. Если он говорил, то только по делу – ни одного лишнего слова. В глаза мог сказать любому все, что о нем думает. Бил редкими словами по самолюбию, не щадя при этом и себя. Слышать неприятно, а что поделаешь – все верно и сказано человеком, к которому претензий почти никогда ни у кого не возникало и возникнуть не могло – ни в быту, ни на тренировках, ни в игре.
О работоспособности Колотова ходили легенды, шутники утверждали, что, если нужно, он и третий тайм отыграет, и четвертый, причем с той же неутомимостью, что и первые два. Но я подметил одну характерную деталь. Если обычно футболисты стремятся хоть какие-то крупицы сил сберечь, то Колотов выкладывался за полтора часа весь, без остатка. Он знал, что ему работать 90 минут и работал на полную катушку, доводя себя до состояния невменяемости. После игры с «Эйндховеном» в Киеве – матча высокого уровня и большого напряжения, когда у футболистов не осталось никаких сил, когда мы с Базилевичем не могли стоять в раздевалке – ноги не держали, а сидели в креслах, из душевой вышел Колотов, оглядел всех внимательно и спросил в тишине: «Так они нам забили гол или нет?» Раздался мощный взрыв хохота. Во внутреннем дворике Центрального стадиона, как нам потом рассказывали, он был принят за проявление неуемного восторга. Кто-то из ребят, по-моему, Володя Мунтян, воскликнул: «Ну ты даешь, Витек! Успокойся, осталось так, как было, – 3:0, если, конечно, судья им голик в протоколе не приписал». «Понятно», – невозмутимо сказал Колотов и снова отправился в душевую.
Колотов, работавший в киевском «Динамо» до нашего прихода, сознательно и одним из первых пошел на преодоление трудностей, связанных с предложенной нами программой. Он понимал, что в случае успешной реализации программы и отработанной на тренировках игры команда может подняться на новый, гораздо более высокий качественный уровень. Ему, прирожденному универсалу (говорят, что однажды, еще до нашего прихода в клуб, он в Бельгии в товарищеском матче играл в воротах, и весьма неплохо), не надо было долго объяснять преимущества коллективного гармоничного футбола.
Как-то мы смотрели на базе видеозаписи двух игр с участием «Аякса» времен Стефана Ковача. Колотов вдруг оторвался от экрана и сказал вопросительно-утверждающе: «Мы в такой футбол должны играть?!» И добавил спустя мгновение: «Только на более высоких скоростях».
Характеризующую Колотова историю поведал бессменный врач сборной Савелий Евсеевич Мышалов: «В 1973 году в московском матче со сборной Франции Виктор подошел ко мне в перерыве и сказал: „У меня один глаз не видит“. В игре был момент, когда он получил сильный удар мячом по глазу. И вот глаз не видит. Я – к тренеру, Евгению Ивановичу Горянскому. „Менять надо Колотова!“ Перед окончанием перерыва Виктор подходит ко мне и говорит: „Все в порядке с глазом“. А у меня и времени уже не было проверить. Пошел он играть. После игры подходит. „Не видит глаз“, – говорит. Закончилось это месяцем в госпитале».
Капитанская повязка свалилась на него словно гром в ясную погоду. Он привык считать себя рядовым футболистом, скромно и честно делающим свое дело, и вдруг… Реакция на доверие и уважение выбравших его ребят была ожидаемой: власть какая-никакая, а все же власть, ни на йоту его не изменила. Он не стал покрикивать на партнеров, не напускал на себя важный вид и не говорил менторским тоном. Капитанство он расценил как необходимость быть примером в жизни, на тренировках и в игре.
Я не собираю специально футбольные реликвии – вымпелы, фотографии, значки, но среди скопившихся за многие годы вещей бережно храню неиспользованный билет на матч киевского «Динамо» с московскими армейцами 22 июня 1941 года, фотографию команды 1961 года, когда она впервые выиграла чемпионский титул, и фото, на котором Виктор Колотов высоко поднимает над головой первый в истории советского футбола европейский кубок для клубных команд.
Больше, чем Володя Веремеев, со мной, пожалуй, никто не спорил. Он последовательно пытался убедить меня в том, что футболисту на базе перед игрой делать нечего, надо готовиться дома, в спокойной обстановке, слушая музыку или же читая. «Хорошо, – говорил я ему, – отпущу я тебя, еще несколько человек, в благоразумности которых уверен на сто процентов, а остальные? Как остальные ребята это расценят, ты подумал? Я бы на их месте взбунтовался. Это первое. А второе, поверь: какой бы гнетущей ни казалась тебе обстановка в „резервации“, как вы называете базу, лучше, чем здесь, к игре ты не подготовишься. С питанием, в отличие от города, проблем нет никаких, на тренировку не надо мчаться тридцать километров туда – тридцать обратно, продуманный режим, врачебная помощь – словом, все условия для работы и отдыха».
Сейчас Веремеев, работая вместе со мной в тренерском штабе киевского «Динамо», говорит: «Я был нрав с точки зрения игрока, вы – с точки зрения тренера. Тренерская правота выше, поскольку исходит она прежде всего из интересов всей команды, игрок же волей-неволей, как бы он ни хотел иного, свои интересы ставит выше».
Веремеев с воодушевлением воспринял возможность играть в новый футбол, мечтал, оказывается, об этом. Мы поняли друг друга с полуслова во время первого нашего серьезного разговора с ним в Ташкенте. Я сказал ему тогда: «Ты можешь играть лучше». И говорил я это не только для того, чтобы его вдохновить. Мы видели Веремеева в отдельных матчах киевского «Динамо» при В. А. Маслове и заметили у него нереализованные возможности. «Не знаю, смогу ли, – ответил он, – но что хочу – это точно».
Хрупкость сложения Веремеева обманчива, даже визуально можно было определить, что его организм способен выдерживать большие нагрузки, и медицина подтверждала это.
Ему было интереснее и легче действовать впереди, но наступила в команде такая пора, когда каждый должен был отрабатывать и сзади, не гнушаться черновой работы. Я бы не стал характеризовать Веремеева как идеального универсала, по к выполнению функций соседа на поле он был готов процентов на шестьдесят-семьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68