Будь я министром, специальный приказ бы издал, в дисциплинарном порядке бы взыскивал с тех, кто игнорирует упражнения. Сейчас многие в народную медицину ударились, травами, настоями, отварами интересуются. То есть опять надеются на чудо: выпил чего-то там – и полегчало, здоров. За здоровьем надо семь верст каждый день отмахать. А лучше всего бегать на двадцать верст…
Сергей улыбнулся. Между прочим, я обратил внимание, что он тоже что-то записывает себе в блокнотик. Как я выяснил – возраст участников и результаты их в марафоне.
– Чтоб было с чем сравнивать, – объяснил Сергей. – Все-таки надеюсь, что в скором времени в Белозерске не я один буду заниматься марафоном. Сейчас я пожестче за наших мужиков возьмусь. А то ведь ко мне на занятия в основном женщины приходят. Сильный пол предпочитает, как говорится, традиционные формы досуга. В маленьких городках, где вечером некуда податься, спорт особенно нужен, в нем спасение. От пьянства самое надежное средство – бег.
ПЯТНАДЦАТЫЙ КИЛОМЕТР
Мы бежим уже по территории Парка культуры и отдыха имени Горького. Вдоль трассы стоят за барьерчиком зрители, их довольно много. И хотя лидеры марафона давно уже пробежали здесь, болельщики все равно аплодируют и сейчас каждому стайеру. В этих обыкновенных хлопках можно уловить немало оттенков, хоть это вовсе не оркестр, особых возможностей выразить гамму чувств нет. Впереди меня семенит невысокий, круглый как колобок молодой мужчина, он раскраснелся, подрумянился от бега и легкого стеснения, чуть кокетливо отводит взгляд от зрителей в сторону, каждый его выдох по звуку напоминает свисток маневрового паровозика: «Фьють. Фьють. Фьють». В аплодисментах, адресованных ему, угадывается скрытая ирония и деликатность, хлопки неритмичные, какая-то девушка уткнулась лицом в плечо подруги, сдерживает смех, но в ладоши продолжает бить. Удивительно, как этот марафонец своим семенящим шагом умудрялся столько времени держаться впереди меня. И сейчас мне не удается его догнать, хоть, кажется, Он того и гляди закончит бег, свернет с трассы, опустится на скамейку.
А кому это впереди хлопают так безудержно, с гиканьем, с одобрительными «давай-давай»? Так обычно приветствуют своего товарища. Наверное, пришли москвичи поболеть за какого-нибудь знакомца. Но вот уж километр, второй прислушиваюсь и замечаю, что аплодисменты не теряют выразительности и силы. Не мог же кто-то тысячу болельщиков собрать и расположить их вдоль дистанции! А там впереди хлопают в ладоши все азартнее, заразительнее. Это меня интригует и, хоть силы уже не те, увеличиваю темп. Минут через десять настигаю виновника этих маленьких торжеств на дистанции. Вот в чем дело: он постоянно поднимает вверх руки, сцепляет их, потрясает над годовой, салютует публике. Но главное, что располагает к нему всех, – это улыбка. Такая улыбка требует от человека отдельного усилия, некоторой дополнительной энергии – в ней участвуют не только губы и глаза, но и щеки, уши, даже плечи подхватывают эту волну. Слишком расточителен этот марафонец, столь интенсивные улыбки будут стоить ему на трассе сколько-то лишних калорий. Я поравнялся с ним, исподтишка бросил на него взгляд. Он тут же сделал шаг в мою сторону и обеими руками пожал мне руку: «Приветствую!» Публика восприняла рукопожатие восторженно. Видимо, всякому массовому, народному зрелищу нужен свой скоморох. Я не против той роли, которую взял на себя номер 714-й, но подыгрывать ему нет сил и настроения. Лучше отстать. Но он жаждет продлить знакомство, представляется:
– Сергухин Федор Александрыч, пятьдесят один год, из Ташкента, рабочий геологоразведки, член КЛБ «Кентавр», ветеран, под первым номер значусь. А тебя как?
Я отрекомендовался более кратко. И сказал, что на бегу вообще-то разговаривать вредно, сбивается дыхание.
– Это ты мне рассказываешь? Я про бег все знаю. Если ты не спортсмен, а любитель, то разговаривать на дистанции положено обязательно. Если можешь беседовать – значит, темп твой. Ты вот с напряжением отвечаешь. Заметил? Маленько сбавить надо.
Сергухин Федор Александрович на время замолчал. Нет, по всему видно, что не ради аплодисментов улыбался он зрителям, а по душевной необходимости. Такие люди самую трудную работу без улыбки и радости не делают. Мне захотелось как-то извиниться за резковатый мой тон: – А вы, Федор Александрович, давненько…
– Бегаю давно ли? – с готовностью отозвался он, экономя мои силы, не давая мне лишнего слова произнести. – А вот скоро будет серебряный юбилей, два дцать пять лет. Ты беги, молчи, я все тебе расскажу, если интересно. Бегаю с пятьдесят седьмого года. Начал, когда никто еще не знал, что бегать надо. Сам додумался. Смотрю, стоит у нас в гараже машина. Новая, смазанная, отрегулированная. Полгода стоит, год стоит в резерве. Смотрю, начинает с нее краска слезать, потом фара отпала. Через полтора года хотели ее завести – а она не заводится. Хоть новая была, отрегулированная. Другие машины это время ездили, бились, а новей, чем она, остались. Вот я и подумал: без движения – аут тебе. И человеку и машине аут на месте. Начал я бегать. Не тяжело тебе, а то давай помедленней.
– Пока нормально…
– Ну вот. Сейчас бегаю каждый день километров двадцать. В субботу и воскресенье – 64. Вокруг Ташкента кольцо делаю, в субботу в одну сторону, в воскресенье в другую.
– Не жарко?
– Жарковато. Но мне ничего. Я один раз при сорока шести градусах бежал 50 километров. Пробег был по Ферганской долине, когда 50 лет СССР было. И ничего. Нормально. Бежишь, бежишь, потом бух в арык с ледяной водой, и дальше пошел, через десять минут сухой. Это неверно, что если человека сильно разогреть, а потом в холодную воду – то он заболеет. Ты вот когда-нибудь попробуй, зимой: пробеги километров десять в хорошем темпе, минут за сорок так, а потом приди домой потный, разгоряченный – и сразу под ледяной душ. Ничего тебе не будет, вот увидишь.
Интересно такого попутчика слушать. Но для этого силы нужны. Я потихоньку сбавляю темп, Сергухин продолжает свой рассказ, уже чуть оборачиваясь назад. Он хоть и старше, но вон на каких расстояниях тренирован, ему этот марафон что прогулка. Сергухин сделал два-шага на месте, подождал меня:
– Ты теперь сбавляй, сбавляй темп. За мной не гонись. Я-то свободно могу из трех часов выбежать, а тебе пока рано. Запомни, что вторая половина труднее бывает. Не гони, за тобой еще человек двести, последним не будешь. А на финише встретимся.
Он как-то дернул вниз плечами, Как будто сбрасывая ненужный груз, и сделал решительное ускорение. И снова я слышал впереди восторженные аплодисменты, они удалялись и удалялись. Как будто я стоял на месте, а Сергухин на велосипеде мчался. По виду ему меньше пятидесяти, конечно, не дашь. Морщины на лице, и в целом выглядит он довольно изможденным. Но морщины в основном от этих щедрых улыбок да от того, что приходится ему щуриться на солнце. Худощав не в меру? Но ведь это и есть здоровье. Лет двадцать назад бытовала фраза: «Пышет здоровьем». Подразумевала она хорошую упитанность, красные щеки, горделивую осанку, когда голова несколько откинута назад, а грудь – колесом. Заблуждением это было, и Федор Александрович Сергухин в те еще годы правильно во всем разобрался. И вот теперь, если и не пышет здоровьем, не атлет на вид, то прыть и задор у него как у юноши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Сергей улыбнулся. Между прочим, я обратил внимание, что он тоже что-то записывает себе в блокнотик. Как я выяснил – возраст участников и результаты их в марафоне.
– Чтоб было с чем сравнивать, – объяснил Сергей. – Все-таки надеюсь, что в скором времени в Белозерске не я один буду заниматься марафоном. Сейчас я пожестче за наших мужиков возьмусь. А то ведь ко мне на занятия в основном женщины приходят. Сильный пол предпочитает, как говорится, традиционные формы досуга. В маленьких городках, где вечером некуда податься, спорт особенно нужен, в нем спасение. От пьянства самое надежное средство – бег.
ПЯТНАДЦАТЫЙ КИЛОМЕТР
Мы бежим уже по территории Парка культуры и отдыха имени Горького. Вдоль трассы стоят за барьерчиком зрители, их довольно много. И хотя лидеры марафона давно уже пробежали здесь, болельщики все равно аплодируют и сейчас каждому стайеру. В этих обыкновенных хлопках можно уловить немало оттенков, хоть это вовсе не оркестр, особых возможностей выразить гамму чувств нет. Впереди меня семенит невысокий, круглый как колобок молодой мужчина, он раскраснелся, подрумянился от бега и легкого стеснения, чуть кокетливо отводит взгляд от зрителей в сторону, каждый его выдох по звуку напоминает свисток маневрового паровозика: «Фьють. Фьють. Фьють». В аплодисментах, адресованных ему, угадывается скрытая ирония и деликатность, хлопки неритмичные, какая-то девушка уткнулась лицом в плечо подруги, сдерживает смех, но в ладоши продолжает бить. Удивительно, как этот марафонец своим семенящим шагом умудрялся столько времени держаться впереди меня. И сейчас мне не удается его догнать, хоть, кажется, Он того и гляди закончит бег, свернет с трассы, опустится на скамейку.
А кому это впереди хлопают так безудержно, с гиканьем, с одобрительными «давай-давай»? Так обычно приветствуют своего товарища. Наверное, пришли москвичи поболеть за какого-нибудь знакомца. Но вот уж километр, второй прислушиваюсь и замечаю, что аплодисменты не теряют выразительности и силы. Не мог же кто-то тысячу болельщиков собрать и расположить их вдоль дистанции! А там впереди хлопают в ладоши все азартнее, заразительнее. Это меня интригует и, хоть силы уже не те, увеличиваю темп. Минут через десять настигаю виновника этих маленьких торжеств на дистанции. Вот в чем дело: он постоянно поднимает вверх руки, сцепляет их, потрясает над годовой, салютует публике. Но главное, что располагает к нему всех, – это улыбка. Такая улыбка требует от человека отдельного усилия, некоторой дополнительной энергии – в ней участвуют не только губы и глаза, но и щеки, уши, даже плечи подхватывают эту волну. Слишком расточителен этот марафонец, столь интенсивные улыбки будут стоить ему на трассе сколько-то лишних калорий. Я поравнялся с ним, исподтишка бросил на него взгляд. Он тут же сделал шаг в мою сторону и обеими руками пожал мне руку: «Приветствую!» Публика восприняла рукопожатие восторженно. Видимо, всякому массовому, народному зрелищу нужен свой скоморох. Я не против той роли, которую взял на себя номер 714-й, но подыгрывать ему нет сил и настроения. Лучше отстать. Но он жаждет продлить знакомство, представляется:
– Сергухин Федор Александрыч, пятьдесят один год, из Ташкента, рабочий геологоразведки, член КЛБ «Кентавр», ветеран, под первым номер значусь. А тебя как?
Я отрекомендовался более кратко. И сказал, что на бегу вообще-то разговаривать вредно, сбивается дыхание.
– Это ты мне рассказываешь? Я про бег все знаю. Если ты не спортсмен, а любитель, то разговаривать на дистанции положено обязательно. Если можешь беседовать – значит, темп твой. Ты вот с напряжением отвечаешь. Заметил? Маленько сбавить надо.
Сергухин Федор Александрович на время замолчал. Нет, по всему видно, что не ради аплодисментов улыбался он зрителям, а по душевной необходимости. Такие люди самую трудную работу без улыбки и радости не делают. Мне захотелось как-то извиниться за резковатый мой тон: – А вы, Федор Александрович, давненько…
– Бегаю давно ли? – с готовностью отозвался он, экономя мои силы, не давая мне лишнего слова произнести. – А вот скоро будет серебряный юбилей, два дцать пять лет. Ты беги, молчи, я все тебе расскажу, если интересно. Бегаю с пятьдесят седьмого года. Начал, когда никто еще не знал, что бегать надо. Сам додумался. Смотрю, стоит у нас в гараже машина. Новая, смазанная, отрегулированная. Полгода стоит, год стоит в резерве. Смотрю, начинает с нее краска слезать, потом фара отпала. Через полтора года хотели ее завести – а она не заводится. Хоть новая была, отрегулированная. Другие машины это время ездили, бились, а новей, чем она, остались. Вот я и подумал: без движения – аут тебе. И человеку и машине аут на месте. Начал я бегать. Не тяжело тебе, а то давай помедленней.
– Пока нормально…
– Ну вот. Сейчас бегаю каждый день километров двадцать. В субботу и воскресенье – 64. Вокруг Ташкента кольцо делаю, в субботу в одну сторону, в воскресенье в другую.
– Не жарко?
– Жарковато. Но мне ничего. Я один раз при сорока шести градусах бежал 50 километров. Пробег был по Ферганской долине, когда 50 лет СССР было. И ничего. Нормально. Бежишь, бежишь, потом бух в арык с ледяной водой, и дальше пошел, через десять минут сухой. Это неверно, что если человека сильно разогреть, а потом в холодную воду – то он заболеет. Ты вот когда-нибудь попробуй, зимой: пробеги километров десять в хорошем темпе, минут за сорок так, а потом приди домой потный, разгоряченный – и сразу под ледяной душ. Ничего тебе не будет, вот увидишь.
Интересно такого попутчика слушать. Но для этого силы нужны. Я потихоньку сбавляю темп, Сергухин продолжает свой рассказ, уже чуть оборачиваясь назад. Он хоть и старше, но вон на каких расстояниях тренирован, ему этот марафон что прогулка. Сергухин сделал два-шага на месте, подождал меня:
– Ты теперь сбавляй, сбавляй темп. За мной не гонись. Я-то свободно могу из трех часов выбежать, а тебе пока рано. Запомни, что вторая половина труднее бывает. Не гони, за тобой еще человек двести, последним не будешь. А на финише встретимся.
Он как-то дернул вниз плечами, Как будто сбрасывая ненужный груз, и сделал решительное ускорение. И снова я слышал впереди восторженные аплодисменты, они удалялись и удалялись. Как будто я стоял на месте, а Сергухин на велосипеде мчался. По виду ему меньше пятидесяти, конечно, не дашь. Морщины на лице, и в целом выглядит он довольно изможденным. Но морщины в основном от этих щедрых улыбок да от того, что приходится ему щуриться на солнце. Худощав не в меру? Но ведь это и есть здоровье. Лет двадцать назад бытовала фраза: «Пышет здоровьем». Подразумевала она хорошую упитанность, красные щеки, горделивую осанку, когда голова несколько откинута назад, а грудь – колесом. Заблуждением это было, и Федор Александрович Сергухин в те еще годы правильно во всем разобрался. И вот теперь, если и не пышет здоровьем, не атлет на вид, то прыть и задор у него как у юноши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36