О, и еще, конечно, собаки и кошки. И чтобы в нем играли мои дети. Если получится, двое или даже больше. Одиночество не слишком благоприятно для ребенка, даже если есть любящие родители и множество друзей-сверстников, с которыми можно играть. Если только это возможно, у ребенка непременно должны быть братья и сестры. Я бы хотела нянчить младенцев. Своих собственных младенцев.
И это действительно было все, чего она желала. Патриция отнюдь не мечтала о жизни, полной приключений и тревог, она стремилась лишь к умиротворению. Она бы хотела также, чтобы муж ее жил долго, и чтобы он пережил ее саму, и чтобы ей не довелось потерять своих детей во младенчестве, как это часто случается.
Не бог весть какие мечты, но они были так же недостижимы, как солнце и звезды. Патриция уже давно договорила и молчала. К чему бередить свое сердце? Ведь все равно это было неосуществимо. Тетка вряд ли согласилась бы ее отпустить. Ведь так удобно иметь бесплатную прислугу. И потом, чтобы выйти замуж, нужно приданое. Или хотя бы красота. Возможно, если покинуть Холли-Хаус и попытаться найти себе работу… Но в качестве кого? Гувернантки? Экономки? Компаньонки богатой леди? Но она уже и так компаньонка. Притом ни одно из этих мест, даже если бы Патриции удалось подыскать себе такое, не имея ни опыта, ни рекомендаций, не помогло бы ей найти себе мужа.
Ах, если бы Патрик не мечтал стать героем! Но это уже в далеком прошлом. Он стал солдатом, он ушел на войну, и он был убит. Какой теперь смысл перебирать все эти «если бы»?
«А мистер Банкрофт, между тем, заснул», – вдруг поняла девушка. Пальцы на ее запястье расслабились, дыхание мужчины стало глубоким и ровным. Голова его была по-прежнему повернута в ее сторону.
Ах, до чего же он красив! Патриция, не смущаясь, могла разглядывать его чудесные черты, мысленно расчесывать эти густые темные волосы… А Патрик был блондином…
Складки плаща скрывали фигуру Банкрофта, но девушка знала, что он, как и герой ее юности, строен и мускулист, что широкий торс изящно сужается к талии. Одну ногу Банкрофт согнул в колене, и она торчала из-под плаща наружу. Сквозь облегающую ткань штанины и тонкую кожу высокого сапога различимы были рельефные мускулы этой ноги. Несмотря на всю страсть к женщинам, которая, подумалось Патриции, должна была свести почти всю его жизнь к постели, Банкрофт, очевидно, немало внимания уделял поддержанию физической формы.
Как же он был прекрасен! Она чувствовала тепло его ладони на своей руке и обещала себе, хоть и с огромной осторожностью, что никогда не забудет этого момента. Этот человек был опасным и бессовестным распутником, и она должна была быть благодарна судьбе за то, что недостаток красоты и очарования, а также ее бедность заставляли его вести себя с ней именно так – как с младшей сестрой, ведь при иных обстоятельствах Банкрофт вполне мог попытаться соблазнить ее. Разделив с ним эти несколько мгновений, она потом будет всю жизнь бережно хранить их в своем сердце.
Патриция даже радовалась тому, что у нее нет достоинств, которые могли бы соблазнить такого мужчину, и что он ни разу не пытался к ней подступиться. Закусив губу, она старалась убедить себя в том, что действительно довольна этими обстоятельствами…
Совсем рассвело. Солнце, должно быть, уже встало над горизонтом, хотя еще не было видно за деревьями. Пора было возвращаться домой, чтобы успеть приготовиться к дневным хлопотам. А ей так хотелось просидеть тут до самого его пробуждения! Наверное, он проснется через несколько часов. У нее не было этих нескольких часов… И потом, она вовсе не хотела больше с ним разговаривать. Патриция не была уверена в том, что сможет, как и прежде, обмениваться с ним взаимными шутливыми уколами. Она боялась: еще чуть-чуть – и расплачется.
Девушка очень хотела поцеловать его. Что-то словно подталкивало ее изнутри склониться и коснуться губами его лба или щеки… А может, даже губ… Но вдруг он проснется? Патриция умерла бы со стыда, если бы Банкрофт почувствовал, что она целует его.
Вот почему девушка лишь осторожно приподняла его руку и прижалась к ней щекой, а потом, тронув губами тыльную сторону, осторожно положила ее на траву. Поднявшись на ноги, Патриция немного постояла, глядя на спящего, а потом бесшумно скрылась в роще – она двигалась намного тише и неприметнее, чем он полчаса назад.
* * *
А он вовсе не спал. Просто не хотел продолжать этот разговор. И не хотел, чтобы им пришлось вместе возвращаться к дому.
Эта девушка так просто впустила его в свой мир, самый бесхитростный, но настолько чуждый ему мир, что Банкрофт просто не знал, как реагировать. Жизнь обошлась с ней жестоко, очень жестоко. И эти мечты, хотя и совсем непритязательные, были для нее, насколько он понимал, совершенно недосягаемы. Банкрофт ни на секунду не поверил в существование молодого процветающего фермера, как, впрочем, и в наличие румяного толстощекого старичка землевладельца. Эта бедная родственница была слишком необходима самой миссис Пибоди. Ведь миссис Пибоди относилась к тому типу женщин, которым нужна не просто горничная, чтобы подавать разные вещи. Ей нужна была безропотная жертва, на которой в любой момент можно было бы сорвать свое раздражение. Жертва, которая не посмела бы ей ответить.
Вот почему Патриции Мэнган не суждено было нянчить своих детишек. А между тем это самая скромная женская мечта. Ведь она не желала ни шелковых нарядов, ни драгоценностей, ни модных кавалеров – лишь доброго и преданного мужа, да маленький уютный домик, да детишек.
Банкрофт испытывал… О нет, не жалость. Он не думал, чтобы это была жалость. Его маленькая птичка слишком благоразумная и отважная девушка, чтобы ее жалеть. Он испытывал гнев. Должно быть, это был гнев на миссис Пибоди. И конечно же, на Бога. Хотя Банкрофт и не был уверен в том, что Господь виноват в жестокости людей, которые, владея безгранично прекрасным даром – свободной волей, вытворяют такое со своими ближними.
Ему так хотелось привлечь эту хрупкую девочку в свои объятия, прижать к сердцу, согреть своим теплом… Но к чему бы это привело? Ведь он умел делать лишь одно с женским телом, раз уж оно попалось в его объятия. Банкрофт понятия не имел, что значит утешать. Да и едва ли Патриция нуждалась в его утешениях. Совсем не похоже было на то, что девушка жалела себя, а если и так, то она с успехом умела побороть эту жалость, не выпуская ее из глубины своего сердца.
Светский лев, искушенный сердцеед чувствовал себя побежденным.
Он не мог говорить с нею. Вот почему Банкрофт предпочел притвориться спящим и подождать, пока Патриция удалится. Именно так он встречал все жизненные трудности – закрывал глаза и ждал, пока все решится само собой.
И в конце концов она действительно ушла… Только сначала прижалась щекой к его руке и поцеловала ее.
Господи! О Боже, Боже!
Он никак не мог понять, что она хотела сказать этим. Что это было? Простая нежность в благодарность за то, что он ее выслушал? Ну да! А потом заснул, даже не дождавшись, пока она договорит! Или.., неужели что-то другое?
Гости провели в Холли-Хаусе уже две недели и собирались остаться еще на одну. Патриции их присутствие не слишком нравилось, хотя во всем этом было одно явное преимущество: миссис Пибоди частенько уезжала со всеми вместе на прогулку, предоставляя своей племяннице свободу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
И это действительно было все, чего она желала. Патриция отнюдь не мечтала о жизни, полной приключений и тревог, она стремилась лишь к умиротворению. Она бы хотела также, чтобы муж ее жил долго, и чтобы он пережил ее саму, и чтобы ей не довелось потерять своих детей во младенчестве, как это часто случается.
Не бог весть какие мечты, но они были так же недостижимы, как солнце и звезды. Патриция уже давно договорила и молчала. К чему бередить свое сердце? Ведь все равно это было неосуществимо. Тетка вряд ли согласилась бы ее отпустить. Ведь так удобно иметь бесплатную прислугу. И потом, чтобы выйти замуж, нужно приданое. Или хотя бы красота. Возможно, если покинуть Холли-Хаус и попытаться найти себе работу… Но в качестве кого? Гувернантки? Экономки? Компаньонки богатой леди? Но она уже и так компаньонка. Притом ни одно из этих мест, даже если бы Патриции удалось подыскать себе такое, не имея ни опыта, ни рекомендаций, не помогло бы ей найти себе мужа.
Ах, если бы Патрик не мечтал стать героем! Но это уже в далеком прошлом. Он стал солдатом, он ушел на войну, и он был убит. Какой теперь смысл перебирать все эти «если бы»?
«А мистер Банкрофт, между тем, заснул», – вдруг поняла девушка. Пальцы на ее запястье расслабились, дыхание мужчины стало глубоким и ровным. Голова его была по-прежнему повернута в ее сторону.
Ах, до чего же он красив! Патриция, не смущаясь, могла разглядывать его чудесные черты, мысленно расчесывать эти густые темные волосы… А Патрик был блондином…
Складки плаща скрывали фигуру Банкрофта, но девушка знала, что он, как и герой ее юности, строен и мускулист, что широкий торс изящно сужается к талии. Одну ногу Банкрофт согнул в колене, и она торчала из-под плаща наружу. Сквозь облегающую ткань штанины и тонкую кожу высокого сапога различимы были рельефные мускулы этой ноги. Несмотря на всю страсть к женщинам, которая, подумалось Патриции, должна была свести почти всю его жизнь к постели, Банкрофт, очевидно, немало внимания уделял поддержанию физической формы.
Как же он был прекрасен! Она чувствовала тепло его ладони на своей руке и обещала себе, хоть и с огромной осторожностью, что никогда не забудет этого момента. Этот человек был опасным и бессовестным распутником, и она должна была быть благодарна судьбе за то, что недостаток красоты и очарования, а также ее бедность заставляли его вести себя с ней именно так – как с младшей сестрой, ведь при иных обстоятельствах Банкрофт вполне мог попытаться соблазнить ее. Разделив с ним эти несколько мгновений, она потом будет всю жизнь бережно хранить их в своем сердце.
Патриция даже радовалась тому, что у нее нет достоинств, которые могли бы соблазнить такого мужчину, и что он ни разу не пытался к ней подступиться. Закусив губу, она старалась убедить себя в том, что действительно довольна этими обстоятельствами…
Совсем рассвело. Солнце, должно быть, уже встало над горизонтом, хотя еще не было видно за деревьями. Пора было возвращаться домой, чтобы успеть приготовиться к дневным хлопотам. А ей так хотелось просидеть тут до самого его пробуждения! Наверное, он проснется через несколько часов. У нее не было этих нескольких часов… И потом, она вовсе не хотела больше с ним разговаривать. Патриция не была уверена в том, что сможет, как и прежде, обмениваться с ним взаимными шутливыми уколами. Она боялась: еще чуть-чуть – и расплачется.
Девушка очень хотела поцеловать его. Что-то словно подталкивало ее изнутри склониться и коснуться губами его лба или щеки… А может, даже губ… Но вдруг он проснется? Патриция умерла бы со стыда, если бы Банкрофт почувствовал, что она целует его.
Вот почему девушка лишь осторожно приподняла его руку и прижалась к ней щекой, а потом, тронув губами тыльную сторону, осторожно положила ее на траву. Поднявшись на ноги, Патриция немного постояла, глядя на спящего, а потом бесшумно скрылась в роще – она двигалась намного тише и неприметнее, чем он полчаса назад.
* * *
А он вовсе не спал. Просто не хотел продолжать этот разговор. И не хотел, чтобы им пришлось вместе возвращаться к дому.
Эта девушка так просто впустила его в свой мир, самый бесхитростный, но настолько чуждый ему мир, что Банкрофт просто не знал, как реагировать. Жизнь обошлась с ней жестоко, очень жестоко. И эти мечты, хотя и совсем непритязательные, были для нее, насколько он понимал, совершенно недосягаемы. Банкрофт ни на секунду не поверил в существование молодого процветающего фермера, как, впрочем, и в наличие румяного толстощекого старичка землевладельца. Эта бедная родственница была слишком необходима самой миссис Пибоди. Ведь миссис Пибоди относилась к тому типу женщин, которым нужна не просто горничная, чтобы подавать разные вещи. Ей нужна была безропотная жертва, на которой в любой момент можно было бы сорвать свое раздражение. Жертва, которая не посмела бы ей ответить.
Вот почему Патриции Мэнган не суждено было нянчить своих детишек. А между тем это самая скромная женская мечта. Ведь она не желала ни шелковых нарядов, ни драгоценностей, ни модных кавалеров – лишь доброго и преданного мужа, да маленький уютный домик, да детишек.
Банкрофт испытывал… О нет, не жалость. Он не думал, чтобы это была жалость. Его маленькая птичка слишком благоразумная и отважная девушка, чтобы ее жалеть. Он испытывал гнев. Должно быть, это был гнев на миссис Пибоди. И конечно же, на Бога. Хотя Банкрофт и не был уверен в том, что Господь виноват в жестокости людей, которые, владея безгранично прекрасным даром – свободной волей, вытворяют такое со своими ближними.
Ему так хотелось привлечь эту хрупкую девочку в свои объятия, прижать к сердцу, согреть своим теплом… Но к чему бы это привело? Ведь он умел делать лишь одно с женским телом, раз уж оно попалось в его объятия. Банкрофт понятия не имел, что значит утешать. Да и едва ли Патриция нуждалась в его утешениях. Совсем не похоже было на то, что девушка жалела себя, а если и так, то она с успехом умела побороть эту жалость, не выпуская ее из глубины своего сердца.
Светский лев, искушенный сердцеед чувствовал себя побежденным.
Он не мог говорить с нею. Вот почему Банкрофт предпочел притвориться спящим и подождать, пока Патриция удалится. Именно так он встречал все жизненные трудности – закрывал глаза и ждал, пока все решится само собой.
И в конце концов она действительно ушла… Только сначала прижалась щекой к его руке и поцеловала ее.
Господи! О Боже, Боже!
Он никак не мог понять, что она хотела сказать этим. Что это было? Простая нежность в благодарность за то, что он ее выслушал? Ну да! А потом заснул, даже не дождавшись, пока она договорит! Или.., неужели что-то другое?
Гости провели в Холли-Хаусе уже две недели и собирались остаться еще на одну. Патриции их присутствие не слишком нравилось, хотя во всем этом было одно явное преимущество: миссис Пибоди частенько уезжала со всеми вместе на прогулку, предоставляя своей племяннице свободу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18