У Пологова вошло в привычку идти с задания замыкающим, и ему хорошо был виден калининский «лагг», заметно теряющий высоту. По поведению самолета Павел понял, что у товарища серьезное повреждение. Тут же подумал: «Ему бы лучше тянуть домой длинным путем над степью, где при вынужденной можно всегда выбрать ровную площадку». Но Калинин повел истребитель над Усманским бором прямым курсом на аэродром.
– Что же он делает? – не выдержав, ругнулся вслух Пологов.
Самолет резко пошел на снижение и устремился к лесу. В том месте, где он вонзился в зеленую чащу, поднялось прозрачно-белое облако и быстро исчезло.
«Конец!» – подумал Павел. Он положил на колено карту и пометил карандашом северо-восточный квадрат Усманского бора, в трех-четырех километрах от старинного замка.
На аэродроме, не успев выключить двигатель, Пологов крикнул:
– Санитарку! Врача!
Коротко, наспех рассказал о случившемся и поехал с военврачом искать Калинина. Труднопроходимые участки объезжали окольными дорогами.
Незаметно забрались в густой сосняк. Пахучие стволы деревьев, стройные, как мачты, стояли тесно, вытянувшись к небу. Дальше на машине не пробиться.
Врач подхватил санитарную сумку, шофер вскинул на плечи носилки, и – двинулись пешком. Обшарили просеки, но никаких следов не обнаружили. В лесной тиши пахло хвоей, прелыми листьями и грибами. Вспугивая птиц, под ногами сухо потрескивали ветки.
– Одно дело ориентироваться в воздухе, а другое – в такой чащобе, – досадовал Пологов.
Остановились. Закурили.
Павел взглянул на лоснящееся от пота лицо врача. «Не тренирован, вот и устал», – подумал он и, развернув на траве карту, положил на нее компас. Что-то прикинул в уме.
– Все правильно, – подытожил он, – мы находимся точно там, где надо, в северо-восточном квадрате.
И вдруг шофер вскрикнул. На сосне между ветвями он заметил кусок плоскости самолета. Начали пробираться сквозь кустарник и осматривать все вокруг. На расстоянии добрых тридцати метров валялись срезанные хвойные ветки и изувеченные остатки «лагга»: одно колесо, погнутые лопасти винта, мотор и искореженная, опрокинутая набок кабина. Однако Калинина в ней не оказалось. Сплющенная приборная доска была забрызгана кровью, следы которой тянулись в сторону и через несколько шагов обрывались.
– Куда он мог уйти? – недоумевал врач.
Пологов молча достал пистолет и выстрелил вверх. Эхо разнеслось далеко над лесом. Прислушались… Ни звука. После минуты томительного ожидания Павел пальнул второй раз.
– Идите сюда, – неожиданно раздался чей-то голос.
Из-за деревьев шагнул высокий худой старик с окладистой бородой.
– Небось, летчика ищете? Подобрал я его. В сторожке у меня лежит.
Старик, назвавший себя егерем, поздоровался со всеми за руку. Он рассказал:
– Спервоначалу, как услыхал я сильный грохот да треск, в голову взять не мог: что стряслось? Пошел узнать. Вижу – половинка от самолета. Летчика-то вашего внутри нашел. Ах ты, думаю, оказия! Перевязал его как сумел. Только крови из него шибко много вытекло.
В первый момент Пологов даже не узнал изменившееся, в иссиня-желтых пятнах лицо товарища. Тот недвижно лежал на деревянном топчане с закрытыми глазами и был бел как бумага. На руку у правого предплечья наложен ременный жгут. Голова и лоб неумело перетянуты белыми лоскутами от нательной рубашки. Сквозь них проступили темные пятна крови. Старый шрам на щеке стал заметнее.
Военврач, не теряя времени, взялся за пульс. Затем, ни слова не говоря, открыл сумку и достал инструмент. В сторожке запахло йодом и спиртом.
– Носилки! – готовя шприц, распорядился он.
После укола Калинин на секунду приоткрыл затекшие веки и пошевелил запекшимися губами:
– Пить…
Затем снова впал в забытье.
По пути к медсанбату военврач сказал, что требуется срочное переливание крови.
– Если не затянуть – будет жить, – заключил он.
Не все вернулись с задания
В штабе полка командир дивизии Осадчий созвал весь комсостав. Из окна штабной комнаты виднелся его самолет со знакомым номером «07».
Осадчий, плотный, лысый мужчина лет сорока, сидел за столом и листал папку боевых донесений. Перекинув последнюю страницу, он встал и молча измерил шагами комнату. Затем, пригласив присутствующих к столу, развернул карту. В глаза Павлу бросились нанесенные на ней остроконечные синие стрелы. Они, словно щупальца осьминога, протянулись из районов Курска и Волчанска к Воронежу и Острогожску.
– Немецко-фашистское командование, – начал комдив, – стянуло на Воронежском направлении помимо своих отборных частей итальянские, румынские и венгерские дивизии, объединив их в армейскую группу «Вейхс». Врагу удалось выйти к Дону и захватить плацдарм на его левом берегу в районе Воронежа. Наступление гитлеровцев приостановлено, но обстановка остается напряженной. Армия противника стремится, обойдя нас с юга, продвинуться в направлении Сталинграда. Со вчерашнего дня образован новый, Воронежский фронт. Командующий фронтом генерал Ватутин не совсем доволен нашей работой. Как это ни прискорбно, он прав: мы теряем много техники и самое главное – людей.
Осадчий повертел в руках папку с полковыми донесениями и снова бросил на стол.
– Взгляните! За последнюю декаду что ни групповой вылет – недосчитываемся людей.
Возражать не приходилось. Сбив десять фашистских самолетов, уничтожив 16 танков и 40 железнодорожных вагонов, полк потерял восемь человек и девять машин. Не стало отличного истребителя, командира эскадрильи Николая Севрюка. За скромность и отвагу все любили его…
– И потом, – продолжал полковник, – донесения свидетельствуют, что из командования полка один флаг-штурман Пологов возглавляет добрую половину самых ответственных заданий… Нагрузку необходимо перераспределить. Пологову – сутки отдыхать! – закончил комдив.
Действительно, Павел был готов дневать и ночевать в воздухе. Механик Сергей Верещагин однажды сказал ему, что обязанностей у штурмана больше, чем у рядового летчика, и «надо бы малость передохнуть». Павел отшутился: дескать, боится дисквалифицироваться…
* * *
Через три часа после отъезда Осадчего поступил приказ на вылет. Мазуркевич решил сам вести группу. Он попросил Пологова уступить свой «лагг» в связи с неисправностью на его машине сигнализации шасси.
А спустя сорок минут товарищи перенесли из кабины приземлившегося истребителя в санитарную машину раненого Григория Кучеренко, поднявшегося в воздух вместе с командиром полка. Сам Мазуркевич погиб в бою в трех километрах от станции Рамонь. Задание осталось невыполненным: бомбардировщики лишились прикрытия…
Оказалось, что командир полка игнорировал последнее распоряжение Осадчего. Четыре «лагга» 737-го полка должны были встретить над Усманью двух «яков» из соседнего 866-го полка. Однако Мазуркевич, не дождавшись их, решил действовать самостоятельно. На высоте двух тысяч метров три Ме-109 вывалились из облаков и сбили самолет ведущего. Затем, встречая на курсе одиночных истребителей, огнем прижимали их к земле и вынуждали садиться в степи. Две машины при посадке поломались, а летчики с тяжелыми ранениями были госпитализированы.
На следующее утро полк облетело еще одно печальное известие: комиссар Копцов не вернулся с боевого задания из района Коротяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Что же он делает? – не выдержав, ругнулся вслух Пологов.
Самолет резко пошел на снижение и устремился к лесу. В том месте, где он вонзился в зеленую чащу, поднялось прозрачно-белое облако и быстро исчезло.
«Конец!» – подумал Павел. Он положил на колено карту и пометил карандашом северо-восточный квадрат Усманского бора, в трех-четырех километрах от старинного замка.
На аэродроме, не успев выключить двигатель, Пологов крикнул:
– Санитарку! Врача!
Коротко, наспех рассказал о случившемся и поехал с военврачом искать Калинина. Труднопроходимые участки объезжали окольными дорогами.
Незаметно забрались в густой сосняк. Пахучие стволы деревьев, стройные, как мачты, стояли тесно, вытянувшись к небу. Дальше на машине не пробиться.
Врач подхватил санитарную сумку, шофер вскинул на плечи носилки, и – двинулись пешком. Обшарили просеки, но никаких следов не обнаружили. В лесной тиши пахло хвоей, прелыми листьями и грибами. Вспугивая птиц, под ногами сухо потрескивали ветки.
– Одно дело ориентироваться в воздухе, а другое – в такой чащобе, – досадовал Пологов.
Остановились. Закурили.
Павел взглянул на лоснящееся от пота лицо врача. «Не тренирован, вот и устал», – подумал он и, развернув на траве карту, положил на нее компас. Что-то прикинул в уме.
– Все правильно, – подытожил он, – мы находимся точно там, где надо, в северо-восточном квадрате.
И вдруг шофер вскрикнул. На сосне между ветвями он заметил кусок плоскости самолета. Начали пробираться сквозь кустарник и осматривать все вокруг. На расстоянии добрых тридцати метров валялись срезанные хвойные ветки и изувеченные остатки «лагга»: одно колесо, погнутые лопасти винта, мотор и искореженная, опрокинутая набок кабина. Однако Калинина в ней не оказалось. Сплющенная приборная доска была забрызгана кровью, следы которой тянулись в сторону и через несколько шагов обрывались.
– Куда он мог уйти? – недоумевал врач.
Пологов молча достал пистолет и выстрелил вверх. Эхо разнеслось далеко над лесом. Прислушались… Ни звука. После минуты томительного ожидания Павел пальнул второй раз.
– Идите сюда, – неожиданно раздался чей-то голос.
Из-за деревьев шагнул высокий худой старик с окладистой бородой.
– Небось, летчика ищете? Подобрал я его. В сторожке у меня лежит.
Старик, назвавший себя егерем, поздоровался со всеми за руку. Он рассказал:
– Спервоначалу, как услыхал я сильный грохот да треск, в голову взять не мог: что стряслось? Пошел узнать. Вижу – половинка от самолета. Летчика-то вашего внутри нашел. Ах ты, думаю, оказия! Перевязал его как сумел. Только крови из него шибко много вытекло.
В первый момент Пологов даже не узнал изменившееся, в иссиня-желтых пятнах лицо товарища. Тот недвижно лежал на деревянном топчане с закрытыми глазами и был бел как бумага. На руку у правого предплечья наложен ременный жгут. Голова и лоб неумело перетянуты белыми лоскутами от нательной рубашки. Сквозь них проступили темные пятна крови. Старый шрам на щеке стал заметнее.
Военврач, не теряя времени, взялся за пульс. Затем, ни слова не говоря, открыл сумку и достал инструмент. В сторожке запахло йодом и спиртом.
– Носилки! – готовя шприц, распорядился он.
После укола Калинин на секунду приоткрыл затекшие веки и пошевелил запекшимися губами:
– Пить…
Затем снова впал в забытье.
По пути к медсанбату военврач сказал, что требуется срочное переливание крови.
– Если не затянуть – будет жить, – заключил он.
Не все вернулись с задания
В штабе полка командир дивизии Осадчий созвал весь комсостав. Из окна штабной комнаты виднелся его самолет со знакомым номером «07».
Осадчий, плотный, лысый мужчина лет сорока, сидел за столом и листал папку боевых донесений. Перекинув последнюю страницу, он встал и молча измерил шагами комнату. Затем, пригласив присутствующих к столу, развернул карту. В глаза Павлу бросились нанесенные на ней остроконечные синие стрелы. Они, словно щупальца осьминога, протянулись из районов Курска и Волчанска к Воронежу и Острогожску.
– Немецко-фашистское командование, – начал комдив, – стянуло на Воронежском направлении помимо своих отборных частей итальянские, румынские и венгерские дивизии, объединив их в армейскую группу «Вейхс». Врагу удалось выйти к Дону и захватить плацдарм на его левом берегу в районе Воронежа. Наступление гитлеровцев приостановлено, но обстановка остается напряженной. Армия противника стремится, обойдя нас с юга, продвинуться в направлении Сталинграда. Со вчерашнего дня образован новый, Воронежский фронт. Командующий фронтом генерал Ватутин не совсем доволен нашей работой. Как это ни прискорбно, он прав: мы теряем много техники и самое главное – людей.
Осадчий повертел в руках папку с полковыми донесениями и снова бросил на стол.
– Взгляните! За последнюю декаду что ни групповой вылет – недосчитываемся людей.
Возражать не приходилось. Сбив десять фашистских самолетов, уничтожив 16 танков и 40 железнодорожных вагонов, полк потерял восемь человек и девять машин. Не стало отличного истребителя, командира эскадрильи Николая Севрюка. За скромность и отвагу все любили его…
– И потом, – продолжал полковник, – донесения свидетельствуют, что из командования полка один флаг-штурман Пологов возглавляет добрую половину самых ответственных заданий… Нагрузку необходимо перераспределить. Пологову – сутки отдыхать! – закончил комдив.
Действительно, Павел был готов дневать и ночевать в воздухе. Механик Сергей Верещагин однажды сказал ему, что обязанностей у штурмана больше, чем у рядового летчика, и «надо бы малость передохнуть». Павел отшутился: дескать, боится дисквалифицироваться…
* * *
Через три часа после отъезда Осадчего поступил приказ на вылет. Мазуркевич решил сам вести группу. Он попросил Пологова уступить свой «лагг» в связи с неисправностью на его машине сигнализации шасси.
А спустя сорок минут товарищи перенесли из кабины приземлившегося истребителя в санитарную машину раненого Григория Кучеренко, поднявшегося в воздух вместе с командиром полка. Сам Мазуркевич погиб в бою в трех километрах от станции Рамонь. Задание осталось невыполненным: бомбардировщики лишились прикрытия…
Оказалось, что командир полка игнорировал последнее распоряжение Осадчего. Четыре «лагга» 737-го полка должны были встретить над Усманью двух «яков» из соседнего 866-го полка. Однако Мазуркевич, не дождавшись их, решил действовать самостоятельно. На высоте двух тысяч метров три Ме-109 вывалились из облаков и сбили самолет ведущего. Затем, встречая на курсе одиночных истребителей, огнем прижимали их к земле и вынуждали садиться в степи. Две машины при посадке поломались, а летчики с тяжелыми ранениями были госпитализированы.
На следующее утро полк облетело еще одно печальное известие: комиссар Копцов не вернулся с боевого задания из района Коротяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47