Медленно я бреду по улице, механически отвечая на приветствия солдат и офицеров, проходящих мимо. Вот идет морской офицер. Это Веннингер, командир подводной лодки. У него на шее – Pour Le Merite, блестит на солнце.
На меня накатывает вдохновение. Я иду к нему, отдаю честь и спрашиваю: «Простите меня, но нет ли случайно у вас второго Pour Le Merite?
Он смотрит на меня широко открытыми глазами и я объясняю. Он громко смеется. Нет, у него нет второго ордена, но он дает мне адрес лавки в Берлине, где я могу его заказать, телеграммой, если мне так не терпится. Я благодарю его, немного огорченный и снова отдаю честь. Через два дня из Берлина приходит орден. Он лежит как звезда на красной вельветовой подушечке. Я звоню Ло и назначаю свидание. Она смеется и сразу же соглашается. В ожидании ее я хожу взад и вперед перед домом. Затем появляется она и тут же замечает орден у меня на шее. «Эрни!», кричит она и начинает скакать вокруг меня как птица, собирающаяся взлететь. На самой середине улице, где нас все видят, она обнимает меня за шею и целует.
Яркое, солнечное, весеннее утро. Рука об руку мы медленно бредем к центру города. Когда нам навстречу попадаются военные, они салютуют особенно четко и большинство оборачивается нам вслед. Ло считает: из сорока трех обернулось двадцать семь. Мы идем вдоль Театинерштрассе, главной улице Мюнхена, где все начинается и все кончается. Перед входом во дворец короля Баварии стоит стражник, невысокий резервист с бородой и носом-пуговицей. Вдруг, зычным голосом, совершенно не соответствующим своему маленькому росту он командует: «Стража, смирно!» Подходят солдаты. «Смир-рно!», командует офицер. «На пле-ечо! Achtung! На крау-у-ул!» Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Затем я вспоминаю о моем Pour Le Merite. Я возвращаю салют почти миновав их. Приветствие получается у меня каким-то скомканным и без всякого достоинства. «Что это было?» спрашивает Ло, глядя на меня большими глазами. «Боже мой», говорю я величественно, «стража должна стоять по стойке смирно перед Pour Le Merite». «Ты шутишь!» «Вовсе нет!» «Вот здорово! Давай еще попробуем». Поначалу я немного упорствую, но затем соглашаюсь. Кроме того, я сам все еще не уверен.
На этот раз мы хорошо подготовились и идем на дело приосанясь. «Стража, смирно!», кричит стражник. В тот же самый момент Ло цепляется мне за руку и грациозно кивает им головой. Женское тщеславие ничто не может удовлетворить. Если бы она смогла настоять на своем, мы заставляли бы стражу стоять по стойке смирно до самого вечера. Но я бастую. Военные ритуалы – не игрушка для маленьких девочек. Ло надувается. Безоблачное небо как голубой шелк. Никогда больше у меня не было такой весны. Мы встречались каждый день, гуляли по Английскому саду, пили чай или ходили в театр. Война была где-то далеко-далеко.
Однажды мы увидели толпу у театра, собравшуюся у плаката на стене.. «Наверное, вести о новой победе», говорю я, когда мы подходим ближе. Но читая плакат я чувствую, как будто кто-то ударил мне в самое сердце. «Ритмейстер фрайгерр фон Рихтгофен пропал без вести», написано на нем. Текст плывет у меня перед глазами.
Я никого не вижу и ни на кого не обращаю внимание, когда проталкиваюсь через толпу чтобы подойти поближе. Прямо передо мной на желтом листе бумаги сообщение: «Не вернулся с задания. Расследование пока не дало результатов». Я знаю наверняка, капитан мертв.
Что это был за человек! Конечно, и другие тоже сражались. Но у них у всех были жены или дети, мать или профессия. Они забывали обо всем этом только изредка. Но он постоянно жил за этими границами, которые мы пересекаем только в отдельные великие моменты. Его личная жизнь была стерта из памяти когда он сражался на фронте. А он всегда сражался, когда был на фронте. Еда, питье, сон – вот и все, что он хотел от жизни. Только то, что давало ему возможность сражаться. Он был самый незатейливый человек из всех, кого я когда-либо знал. Пруссак до мозга костей, и величайший из солдат. Чья-то рука осторожно сжимает мою. На мгновенья я совсем забыл о Ло. «Если ты все еще хочешь съездить в деревню, я с удовольствием с тобой поеду», говорит она, глядя на меня так, как будто я должен завтра умереть.
На следующий день мы выбираемся на озеро Старнберг. Листья в этом году распустились рано, деревья и кустарники ярко зеленого цвета. Мы останавливаемся у Густава Отто и его жены. Это простые и добросердечные люди. Они знают и соблюдают первое правило гостеприимства. Они не заставляют нас приспосабливаться к их повседневной жизни и позволяют нам делать все, что мы захотим. По утрам мы скачем верхом или плаваем на лодке по озеру. После обеда мы гуляем по лесу. Мы ступаем по увядшим прошлогодним листьям, а над нашими головами на деревьях распускаются новые. Кажется, что нет никакой войны. Когда мы все будем мертвы и забыты, эти деревья будут продолжать зеленеть, приносить семена и вянуть. И все-таки, все-таки иногда, когда мы отдыхаем, лежа на траве я ловлю себя на том, что всматриваюсь в толстые подбрюшья облаков. Может быть кто-то сейчас спикирует оттуда? И утром, когда мы встаем, первым делом я смотрю на небо. Будет ли сегодня летная погода? В первые пять дней я даже не прочитал ни одной газеты, но сейчас я уже сам иду встречать почтальона. Там должно быть жарко. Группа в самой гуще боя, и Левенхардт почти каждый день сбивает по самолету. Сейчас у него тридцать семь, а когда я уезжал, у нас было поровну. Наверняка и мы несем серьезные потери. Полдень, мы с Ло в лодке на самой середине озера. «Знаешь», говорю я задумчиво. «иногда мне хочется назад». В первый раз я заговорил об этом. Ло бросает руль и смотрит на меня, ее губы трясутся. «Что ж, значит ты меня совсем не любишь? Нет, она не понимает. Я поднимаюсь и сажусь прямо. Лодка раскачивается. Я целую ее. Я немного печален, мама поняла бы меня сразу же. Погода невероятно прекрасна. Каждый день лучше чем предыдущий. На третью неделе я отправляюсь в Мюнхен чтобы встретиться с доктором. Воспаление прошло. „Но тебе нужно выздороветь, набраться сил“, говорит он благодушно.
Вечерами мы сидим на террасе в доме Густава Отто. Полная Луна. Ло устала и рано уходит в свою комнату. Я сижу в кресле-качалке рядом с Отто. Мы курим. «Будешь ли ты сердиться, если однажды утром я внезапно встану и уеду?» По огоньку на кончике его сигары я вижу, что он повернул свою голову ко мне. «Что сказал доктор?» «Пока все идет нормально.» Он какое-то время молчит. Затем: «Я думаю, я и сам бы так сделал.» «Хорошо.» Мы понимаем друг друга. Пять утра. Отто будет меня, и мы спускаемся на цыпочках по лестнице. Ло спит, наша машина ждет внизу.
Железнодорожная станция в этот час почти пустынна. Только несколько торговок раскладывают свой товар. Похоже, будет дождь. Утро с трудом поднимается над холмами. Я возвращаюсь на фронт.
Конец
Группа стоит в Монтуссар-Ферме. Я прибываю в полдень и отправляюсь прямо в офицерскую столовую. Там много новых лиц, щелканье каблуками, знакомства. За столом – общая встреча. Глючевски, Маусхаке, белокурая голова Райтера фон Прештина, Дрекман, приветствия, кивки, тосты. Иногда глаза ищут кого-то, но напрасно, о тех кого нет, не говорят. После обеда Рейнхард отводит меня в сторону. Он держит трость, принадлежавшую капитану, она будет теперь находится у каждого нового командира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
На меня накатывает вдохновение. Я иду к нему, отдаю честь и спрашиваю: «Простите меня, но нет ли случайно у вас второго Pour Le Merite?
Он смотрит на меня широко открытыми глазами и я объясняю. Он громко смеется. Нет, у него нет второго ордена, но он дает мне адрес лавки в Берлине, где я могу его заказать, телеграммой, если мне так не терпится. Я благодарю его, немного огорченный и снова отдаю честь. Через два дня из Берлина приходит орден. Он лежит как звезда на красной вельветовой подушечке. Я звоню Ло и назначаю свидание. Она смеется и сразу же соглашается. В ожидании ее я хожу взад и вперед перед домом. Затем появляется она и тут же замечает орден у меня на шее. «Эрни!», кричит она и начинает скакать вокруг меня как птица, собирающаяся взлететь. На самой середине улице, где нас все видят, она обнимает меня за шею и целует.
Яркое, солнечное, весеннее утро. Рука об руку мы медленно бредем к центру города. Когда нам навстречу попадаются военные, они салютуют особенно четко и большинство оборачивается нам вслед. Ло считает: из сорока трех обернулось двадцать семь. Мы идем вдоль Театинерштрассе, главной улице Мюнхена, где все начинается и все кончается. Перед входом во дворец короля Баварии стоит стражник, невысокий резервист с бородой и носом-пуговицей. Вдруг, зычным голосом, совершенно не соответствующим своему маленькому росту он командует: «Стража, смирно!» Подходят солдаты. «Смир-рно!», командует офицер. «На пле-ечо! Achtung! На крау-у-ул!» Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Затем я вспоминаю о моем Pour Le Merite. Я возвращаю салют почти миновав их. Приветствие получается у меня каким-то скомканным и без всякого достоинства. «Что это было?» спрашивает Ло, глядя на меня большими глазами. «Боже мой», говорю я величественно, «стража должна стоять по стойке смирно перед Pour Le Merite». «Ты шутишь!» «Вовсе нет!» «Вот здорово! Давай еще попробуем». Поначалу я немного упорствую, но затем соглашаюсь. Кроме того, я сам все еще не уверен.
На этот раз мы хорошо подготовились и идем на дело приосанясь. «Стража, смирно!», кричит стражник. В тот же самый момент Ло цепляется мне за руку и грациозно кивает им головой. Женское тщеславие ничто не может удовлетворить. Если бы она смогла настоять на своем, мы заставляли бы стражу стоять по стойке смирно до самого вечера. Но я бастую. Военные ритуалы – не игрушка для маленьких девочек. Ло надувается. Безоблачное небо как голубой шелк. Никогда больше у меня не было такой весны. Мы встречались каждый день, гуляли по Английскому саду, пили чай или ходили в театр. Война была где-то далеко-далеко.
Однажды мы увидели толпу у театра, собравшуюся у плаката на стене.. «Наверное, вести о новой победе», говорю я, когда мы подходим ближе. Но читая плакат я чувствую, как будто кто-то ударил мне в самое сердце. «Ритмейстер фрайгерр фон Рихтгофен пропал без вести», написано на нем. Текст плывет у меня перед глазами.
Я никого не вижу и ни на кого не обращаю внимание, когда проталкиваюсь через толпу чтобы подойти поближе. Прямо передо мной на желтом листе бумаги сообщение: «Не вернулся с задания. Расследование пока не дало результатов». Я знаю наверняка, капитан мертв.
Что это был за человек! Конечно, и другие тоже сражались. Но у них у всех были жены или дети, мать или профессия. Они забывали обо всем этом только изредка. Но он постоянно жил за этими границами, которые мы пересекаем только в отдельные великие моменты. Его личная жизнь была стерта из памяти когда он сражался на фронте. А он всегда сражался, когда был на фронте. Еда, питье, сон – вот и все, что он хотел от жизни. Только то, что давало ему возможность сражаться. Он был самый незатейливый человек из всех, кого я когда-либо знал. Пруссак до мозга костей, и величайший из солдат. Чья-то рука осторожно сжимает мою. На мгновенья я совсем забыл о Ло. «Если ты все еще хочешь съездить в деревню, я с удовольствием с тобой поеду», говорит она, глядя на меня так, как будто я должен завтра умереть.
На следующий день мы выбираемся на озеро Старнберг. Листья в этом году распустились рано, деревья и кустарники ярко зеленого цвета. Мы останавливаемся у Густава Отто и его жены. Это простые и добросердечные люди. Они знают и соблюдают первое правило гостеприимства. Они не заставляют нас приспосабливаться к их повседневной жизни и позволяют нам делать все, что мы захотим. По утрам мы скачем верхом или плаваем на лодке по озеру. После обеда мы гуляем по лесу. Мы ступаем по увядшим прошлогодним листьям, а над нашими головами на деревьях распускаются новые. Кажется, что нет никакой войны. Когда мы все будем мертвы и забыты, эти деревья будут продолжать зеленеть, приносить семена и вянуть. И все-таки, все-таки иногда, когда мы отдыхаем, лежа на траве я ловлю себя на том, что всматриваюсь в толстые подбрюшья облаков. Может быть кто-то сейчас спикирует оттуда? И утром, когда мы встаем, первым делом я смотрю на небо. Будет ли сегодня летная погода? В первые пять дней я даже не прочитал ни одной газеты, но сейчас я уже сам иду встречать почтальона. Там должно быть жарко. Группа в самой гуще боя, и Левенхардт почти каждый день сбивает по самолету. Сейчас у него тридцать семь, а когда я уезжал, у нас было поровну. Наверняка и мы несем серьезные потери. Полдень, мы с Ло в лодке на самой середине озера. «Знаешь», говорю я задумчиво. «иногда мне хочется назад». В первый раз я заговорил об этом. Ло бросает руль и смотрит на меня, ее губы трясутся. «Что ж, значит ты меня совсем не любишь? Нет, она не понимает. Я поднимаюсь и сажусь прямо. Лодка раскачивается. Я целую ее. Я немного печален, мама поняла бы меня сразу же. Погода невероятно прекрасна. Каждый день лучше чем предыдущий. На третью неделе я отправляюсь в Мюнхен чтобы встретиться с доктором. Воспаление прошло. „Но тебе нужно выздороветь, набраться сил“, говорит он благодушно.
Вечерами мы сидим на террасе в доме Густава Отто. Полная Луна. Ло устала и рано уходит в свою комнату. Я сижу в кресле-качалке рядом с Отто. Мы курим. «Будешь ли ты сердиться, если однажды утром я внезапно встану и уеду?» По огоньку на кончике его сигары я вижу, что он повернул свою голову ко мне. «Что сказал доктор?» «Пока все идет нормально.» Он какое-то время молчит. Затем: «Я думаю, я и сам бы так сделал.» «Хорошо.» Мы понимаем друг друга. Пять утра. Отто будет меня, и мы спускаемся на цыпочках по лестнице. Ло спит, наша машина ждет внизу.
Железнодорожная станция в этот час почти пустынна. Только несколько торговок раскладывают свой товар. Похоже, будет дождь. Утро с трудом поднимается над холмами. Я возвращаюсь на фронт.
Конец
Группа стоит в Монтуссар-Ферме. Я прибываю в полдень и отправляюсь прямо в офицерскую столовую. Там много новых лиц, щелканье каблуками, знакомства. За столом – общая встреча. Глючевски, Маусхаке, белокурая голова Райтера фон Прештина, Дрекман, приветствия, кивки, тосты. Иногда глаза ищут кого-то, но напрасно, о тех кого нет, не говорят. После обеда Рейнхард отводит меня в сторону. Он держит трость, принадлежавшую капитану, она будет теперь находится у каждого нового командира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21