Генерал-лейтенант Штеммерман понимал все трудности и искал выход из создавшегося положения. Он систематически информировал армию. Он распорядился о строгих мерах с определенной целью действительно прорвать кольцо окружения. Поэтому упреки в трусости или в непонимании обстановки, которые в отношении него позволял себе Гилле, совершенно не обоснованы. Именно трезвая оценка обстановки сделалась роковой для генерала Штеммермана. В верховном командовании вермахта и на этот раз не захотели обратить внимание на действительное положение. Поэтому использовали Гилле, который, как преданный Гитлеру генерал, решил, несмотря ни на что, сопротивляться до последнего патрона и попытаться – чего бы это ни стоило – вырваться из окружения, вмешался и арестовал генерала Штеммермана.
Быть может, несмотря на это, генерал Штеммерман еще рассчитывал спасти кое-что, когда он не сопротивлялся аресту и эсэсовской охране. Во всяком случае, остается невыясненным, был ли последний приказ генерала Штеммермана о спасении раненых, согласно которому они вместе с врачами и санитарами должны были оставаться в районе боев у Шандеровки, подписан действительно им самим или же это была фальшивка.
В это время основная масса солдат еще была убеждена в том, что прорыв должен удаться. Настроение весьма уверенное, хотя уже известно, что при прорыве придется бросить все транспортные средства и основную массу материальной части. Питание достаточное. Боеприпасов недостает лишь в отдельных случаях. Снабжение по воздуху кое-где ощутимо, и это также поддерживает уверенное настроение. По словам офицеров, расстояния до передовых танковых подразделений, направленных извне для деблокирования, с каждым днем сокращаются. При нормальном движении такие расстояния можно преодолеть за несколько часов.
Так, по крайней мере, считает простой солдат, и он сопоставляет все это с пропагандой Красной Армии и немецкого освободительного движения. Листовки прячут как «последнюю соломинку» и «на всякий случай», а внутренне, за небольшим исключением, все настроены в пользу прорыва. В качестве приманки распространяются такие лозунги, как «виды на отпуск», «отдых в Южной Франции» и «никогда больше на Восточный фронт».
Появление русских парламентеров некоторые обсуждают оживленно. Свидетели особенно большое внимание уделяют абсолютно европейской манере держать себя, безупречной форменной одежде парламентеров и тому, что они действовали в соответствии с международными правилами. «Этого от красноармейцев не ждали». Идут толки о готовности принять предложение о капитуляции, проявленной генералом Штеммерманом и многими старшими офицерами ввиду исключительно тяжелого положения. Мнения о самом предложении расходятся.
Небольшая группа интерпретирует предложение как слабость Красной Армии, которая «хочет по дешевке получить в свои руки котел в последнюю минуту перед его прорывом». Значительно большее число солдат видит, однако, в появлении парламентеров признак исключительно тяжелого положения немецкой группировки. В связи с этим все листовки приобретают совершенно особое значение. Об этом говорят даже офицеры в штабах. Личное письмо Союза немецких офицеров генералу Крузе, командиру 389-й пехотной дивизии, признается заслуживающим доверия. Появление на одном из участков фронта обер-ефрейтора Якоба ведет к рождению пароля «Якоб», равнозначного переходу на сторону Национального комитета. Подавляющее большинство солдат ожидает принятие предложения о капитуляции как единственный выход из ужасного положения.
В противоположность этому офицеры держатся строго дисциплинированно. Солдат подбадривают. Через радистов и телефонистов мнения внутри офицерского корпуса становятся известными всем. Даже в разговорах между собой офицеры очень осторожны. Их настроение угнетенное. Смерть или плен – об этом идет речь в отдельных случаях. Готовность к капитуляции преобладает и здесь. Только некоторые эсэсовские офицеры считают капитуляцию проявлением трусости. В связи с капитуляцией и среди офицеров ведутся разговоры о генерале артиллерии фон Зейдлице и о Союзе немецких офицеров в России как о «все же возможном».
Третья фаза. После того как генерал Гилле захватил командование, он стал действовать соответственно этому. Он поставил все на одну карту – ведь это была последняя возможность спастись самому. По-видимому, значительная часть всех офицеров в котле, которые 16 февраля еще находились на своих постах, была согласна с этим.
После того как на командирском совещании 16 февраля был объявлен и передан в подразделения устный приказ пытаться осуществить прорыв несколькими эшелонами, значительная часть офицеров, многие в одиночку, стремились присоединиться к первому эшелону. Там имелась наибольшая вероятность выбраться из котла. Именно в это время много офицеров погибло. Следовательно, в решающий момент масса войск осталась без руководства.
Сильное воздействие русской авиации и артиллерии, плохие дороги, пестрый состав соединений, опоздания во времени занятия исходного положения для прорыва, самовольные действия отдельных воинских частей и явления разложения – все это вместе послужило причиной распада всех частей. Поэтому десятки тысяч солдат, несколько тысяч конных упряжек, раненые в пешем строю плутали как попало, без всякого руководства, хотя даже к этому времени, если бы было проявлено благоразумие и осуществлено твердое руководство, крупные соединения могли бы капитулировать организованно. Масса солдат тотчас же последовала бы этому.
Хотя малой части головного отряда, усиленного танками, удалось под покровом ночи, чему способствовала метель, прорваться небольшими группами, железный засов Красной Армии между котлом и введенными в бой извне передовыми отрядами немецких танковых частей воспрепятствовал осуществлению прорыва. Ликвидация котла закончилась решающей победой русской армии над десятью дивизиями. Так трагедия пришла к своему страшному концу. Вся артиллерия, все тяжелое оружие, множество танков и весь обоз были захвачены русскими или сгорели.
Идея немецкого освободительного движения оказывала в котле большое воздействие. Письма к ведущим генералам, пропаганда с помощью листовок, радиопередачи, появление посланных назад солдат, агитировавших в пользу освободительного движения, – все это будоражило офицеров и солдат. Немецкая контрпропаганда была поколеблена. Нашей пропагандой было охвачено около 60 процентов всех окруженных солдат. Так была подготовлена почва для того, чтобы, например, 100 процентов военнопленных в лагере «Смела» без всякой особой агитации присоединились к немецкому освободительному движению.
В итоге можно определенно считать, что немецкий солдат больше не признает Гитлера своим верховным главнокомандующим. Отсюда можно сделать определенный вывод о соответственном настроении на родине. полковник Штейдле 9 февраля 1944 года
Краткое изложение моих впечатлений о немецких солдатах после бесед с военнопленными и по приказам и письмам
В январе и феврале 1944 года среди военнопленных были выявлены два типа:
1. Солдаты с многолетним сроком службы. В результате непрерывного участия в боях в значительной мере изнурены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115