Так я и высказался. Батлин в ответ хохотнул.
— А ты чего хочешь? Чтобы чайник закипел, надо, чтоб огонь горел.
Глядя в подзорную трубу, я проследил, как на пароход всходит человек, задерживается у фальшборта. Полковник Маклем. Мои руки сжались в кулаки.
Но кулаки не подходящее против него оружие. Если браться за Маклема, то с умом, и не замутненным эмоциями, ибо я уверился в одном: этот человек думает. Постоянно.
И каждая мысль его сводится к тому, как бы уничтожить тебя, как бы причинить тебе боль.
Глава 11
На верфи затруднений я не имел. Суда строились, и работники были нужны. Балки нарезались механической пилой с приводом от водяного колеса, но многие из них нуждались в дополнительной обработке, а я управлялся с топором и теслом получше среднего. Взяли меня тут же.
В тот же день пополудни мой босс, Джон Дил, подошел к месту, где я работал, и пошвырялся ногой в щепках, снятых мной с отделываемой детали. Щепки были почти одна в одну, а поверхность дерева — гладкая, точно после полировки.
— Хорошо работаешь, — негромко произнес он. — Строил корабли когда-нибудь?
— Это моя профессия, — сказал я. — Я построил три шхуны, баркентину, несколько бригов, а рыбацкие посудины не считал.
— Так я и думал. — Понаблюдал некоторое время, как я работаю. — Мосты наводил?
— Не один… Амбары тоже ставил.
— Нам заказали пароход. Длина сто двадцать пять футов, главная палуба, каютная палуба и рубка.
Я оперся на топор.
— Здесь будете строить?
— Да. Хочешь, будет твое задание.
— То есть я буду руководить?
— Я следил за тобой. Сумеешь. Я хочу поручить дело человеку, который любит свою работу, любит материал, с которым работает, и инструмент в своей руке.
Именно то, чего я хотел. Зачем пришел на Запад. И вот оно само идет в руки. Сто двадцать пять футов — внушительный кораблик, и, спустив его на воду, я смогу диктовать свои условия. Чего я жду?
— Разреши, отвечу завтра. Мне надо прикинуть, что нужно будет сделать и как к этому приступиться.
— Подойдет. Где моя контора, ты знаешь. Надумаешь чего, приходи.
Какое-то время я размышлял, не двигаясь, потом вновь принялся за работу, испытывая удовольствие от того, как чисто режет лезвие, как аккуратно отходят щепки. Это — начало моей жизни, моего дела. Строить. Создавать суда, которые понесут торговлю в эту неприрученную страну, поднимутся в самые верховья ее дальних рек.
Когда я кончил работу, уже стемнело. Я сложил инструменты и повернулся спиной к реке, направляясь к отелю. Поскольку я собираюсь застрять в Питтсбурге, надо найти другое жилье, подешевле.
На улице впереди меня негромко прошаркали шаги. Я замер в полной неподвижности. Предыдущим днем у меня была мелкая неприятность, и я считал, хватит.
Подняв руки к груди — в готовности и блокировать и нанести удар, — я двинулся дальше.
— Джон Даниэль?
Это был Макейр.
— Макейр! Нам нужно поговорить.
— Нужно, — ответил он. — Поплыли с нами. Должность выберите сами. Или садитесь пассажиром, независимым торговцем.
— Говорите за себя, Макейр. Ни Маклем, ни мисс Мейджорибанкс этого не допустят.
— Если я замолвлю слово, допустят. Поедешь, паренек?
— Не могу. Ваша мисс Мейджорибанкс зачислила меня в простонародье и недолюбливает вдобавок. А Маклем — это ходячая угроза. Недели не пройдет, мы вцепимся друг другу в глотки.
— Не знаешь ты его, паренек. Хитрый пройдоха. Обходительный, точно француз портной, и ни звука против тебя не пискнет. Ведь это он и предложил пригласить тебя — каково?
— Маклем?
— Ага. Всплыло твое имя. Не знаю, то ли Табита его вспомнила, то ли сам Маклем, но всплыло. Она говорит, вы ехали в компании всю дорогу на юг, а он тут как тут: «Пусть плывет с нами, — говорит, — кем хочет, тем пусть и плывет». Его собственные слова.
Я взвесил услышанное. Почему же это я понадобился ему на борту? Ясно, чтобы держать под наблюдением, а представится удобный случай — прикончить.
— Нет, — сказал я. — Не поеду. Вы хороший человек, Макейр, и хотел бы я стать плечо к плечу с вами в этой беде, ведь беда надвигается независимо, верит ли она в нее или нет.
Мы шагали вдвоем по пустой улице.
— Она знает положение, — утвердительно заявил Макейр. — Лучше, чем кто-либо из нас. Вы слишком мало знакомы с девочкой, Джон Даниэль. Она осведомлена, что будет, и хорошо осведомлена.
— Но…
— Парень, ее отец был предусмотрительный малый. Завел себе знающих людей, чтобы писали ему со всех концов света. Девочка петрит больше, чем мы оба, вместе взятые.
Я мог только хлопать на него глазами.
— Вы что, серьезно?
— Да, Серьезно. И еще как. Не надо ее недооценивать. Толковая голова растет на ее красивых плечиках, очень толковая. Как у папы… только еще проницательнее, парень, намного.
Остаток пути мы шагали в молчании. У дверей таверны я предложил:
— Зайдите, выпьем.
— Нет. Я должен находиться с ней рядом.
И попрощался со мной. Я вошел и поднялся к себе в номер. Зажег свечу и увидел Батлина, развалившегося в моем кресле.
— Как пошло дело? — поинтересовался он.
— Неплохо. — И я рассказал про возможность построить пароход.
— Сам Джон Дил? Мужик с понятием, что и говорить. Лучше днем с огнем не сыщешь. Бывал в верховьях Миссисипи и плавал по озерам.
— Вот как?
— Помогал строить «Удобный» где-то лет десять назад, в Монреале: работал над «Быстрым и надежным» и пытался купить долю в «Ходящем по воде», когда еще строить не начинали. Разбирается в кораблях и в пар верит.
Знакомые все названия. Пароходы, ходящие по Великим озерам. Было время, я подумывал отправиться в Сэкетт-Харбор, чтобы принять участие в сооружении американского парохода «Онтарио».
— Ну что, — произнес он наконец, — ты получил, чего хотел. Верная возможность выдвинуться, и у хорошего человека. На Дила можно положиться. Он выискивает дельных людей и держится за них, это всем известно.
Тогда я рассказал про Макейра и что тот говорил о мисс Мейджорибанкс. Батлин, казалось, не удивился. Я отметил это вслух.
— Талон, — промолвил мой собеседник, — про мисс Мейджорибанкс я знаю более двух лет, и Макейр прав. Дошлая, каких по всей стране не сыщешь.
— Но она же девушка всего-навсего!
Батлин издал смешок.
— О, конечно! Всего-навсего девушка. Однако ума у нее побольше, чем у многих мужчин, которые и в два раза ее постарше. Забываешь, что она росла рядом с отцом, помогая в делах, занимаясь перепиской, часто сама принимая решения. Можешь мне верить, ее почерк знает сотня человек к Западу отсюда, и они ради нее жизни не пожалеют. Ты мало что сможешь сообщить ей про Торвиля, чего она еще не знает.
Стянув с себя рубашку, я вымылся из таза, выплеснул воду из окна и снова наполнил таз из белого кувшина. Было холодно, но кожа на руках и груди радовалась чистоте. Вытершись, я потянулся за свежим бельем.
Батлин смотрел, как я это делаю, и, когда я оделся, покачал головой.
— Ну ты здоров. Видывал я крепких парней, но чтобы с такими мускулами — никогда.
Я ответил пожатием плеч.
— Это у меня семейное. А когда ворочаешь тяжелые бревна с утра до ночи, тут или станешь сильным, или не выдержишь.
Оглянулся на него и спросил:
— Ты когда-нибудь поднимал брус двенадцать на двенадцать, длиной в десять футов, из сырого дерева? Не так-то много таких, чтобы это осилили, а я поднимал их, держал на весу, переносил и приспосабливал на место, и не один раз, а десять или двадцать за нормальный рабочий день, это кроме деревяшек помельче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36