Причем вряд ли есть основания предполагать, что с помощью эксперимента она хочет излечиться от бесчувственности. Правда, кое-кто из членов Совета даже заподозрил ее в желании снова быть изнасилованной.
Уважая волю испытуемой, члены Совета поручили исследовать ее состояние лаборатории лингвопсихологии и рекомендовали вести за ней длительное наблюдение. У инженера тоже не могло быть никаких возражений против такого решения. И не только потому, что он избежал наказания, — его неодолимо влекло к этой женщине.
Однако в глубине души жеребец не был убежден в правильности такого решения. Как один из членов Совета, он голосовал за него, но делал это неохотно. Для сумасбродной девицы, матерью которой являлась колба, такое миролюбие было неестественным. Разумеется, существовали какие-то тайные мотивы ее поведения. Добро бы она стремилась, хотя бы ценой тяжких страданий — даже оставшись лицом к лицу со своим насильником, — завладеть чем-то. И это «что-то» имело бы существенное значение, стало бы неотторжимой ее собственностью, — скажем, некие знания. Не исключено, что магнитофонные записи сексуальных действий явились для нее лишь предлогом, а настоящей ее целью было создание сети подслушивающей аппаратуры, хотя это и могло оказаться ей не по зубам.
Да, интуиция ее не подвела. Когда она во всем разобралась, работа с подслушивающей аппаратурой пошла самостоятельно, вне всякой связи с экспериментом. Сеть подслушивающих устройств росла, они чуть ли не саморазмножались и в конце концов образовали целую отрасль. Женщина стала секретаршей жеребца, а инженер был назначен главным охранником. Если вдуматься, вся нынешняя система подслушивающей аппаратуры — дело ее рук, это несомненно.
Я уже несколько раз говорил, что заместитель директора клиники и жеребец — одно и то же лицо. Жеребец представляет собой продукт философии заместителя директора: хороший врач — хороший больной и в соответствии с установленными в клинике критериями стал рассматриваться как некий другой человек, но, по моему разумению, разница меж ними не больше, чем между мной до и после чистки зубов. Поскольку плоть заместителя директора клиники перестала ему повиноваться, он поставил перед собой задачу — с помощью электроники вернуть ей былую силу, заимствовав ее у другого мужчины. Эксперимент, который я наблюдал в первый же вечер через щель в потолке восьмой палаты отделения хрящевой хирургии (подробности см. в тетради II), как раз открывал серию опытов, проводившихся с этой целью.
Кажется, результаты удивительного эксперимента, свидетелем которого я был, превзошли все ожидания. Когда я наблюдал за его ходом, манипуляции медсестры привели к желаемым результатам — заместитель директора наконец почувствовал себя мужчиной. Но эксперимент, каким бы отвратительным он ни был, есть эксперимент. Вмешиваться мне не было резона. Целиком поглощенный острейшей проблемой — исчезновением жены, я не собирался вникать в чужие горести.
Однако тогда я весь день вынужден был выслушивать рассуждения человека-жеребца. Перспективы были неутешительны не потому, что ничего не было видно, а потому, что слишком ясно виделось то, что и так бросалось в глаза. Трудно различимое в бинокль окрашивается во все цвета радуги.
Секретарша дала мне ключ от комнаты врача и чуть не силком отвела в строение 5-4. Она как ни в чем не бывало поднялась со мной в его комнату и, кивком головы показав на фотографии обнаженных женщин, развешанные вокруг кровати, вдруг спросила недовольным тоном:
— Которая из них может довести вас до экстаза?
Не услышав ответа, она продолжала настойчиво:
— Я спрашиваю, какая вам нравится?
— Право, вы застали меня врасплох… Боюсь понять вас превратно, я только…
— Результаты рентгена вам известны? — резко изменила она тему разговора. — Перелом основания черепа… Если до утра не придет в себя, все будет кончено.
— Да, надо же такому случиться…
— Ничего страшного, тем более он холостяк. Из всех родных у него осталась одна тетка, страдающая болезнью Меньера , она зарабатывает на жизнь шитьем медицинских халатов. Если завтра ему не станет лучше, его перережут пополам.
— Что?..
— Вот здесь, — ребром ладони она провела по пупку, — его разрежут на две части и нижнюю отдадут заместителю директора — так решено.
— Поразительно.
— И сэнсэй будет здоров.
— Но ведь это… это — преступление.
— А вы не согласились бы участвовать в небольшом эксперименте?
— Какой еще эксперимент?
— О нем написано в тестах по совместимости, выпущенных лабораторией лингвопсихологии: если человек не испытывает отвращения, глядя на сцену самоудовлетворения, можно ждать идеального слияния души и тела.
— Что за чепуха!
— Мне ни разу еще не приходилось участвовать в таком эксперименте. Никогда не соглашалась, но с вами не прочь осуществить его.
— Отказываюсь наотрез.
— Жаль, я так надеялась.
— Но скажите, как заместитель директора сможет воспользоваться нижней частью чужого туловища?
— Привяжет сзади к пояснице и станет вроде жеребца.
— Жеребца?..
— А может, проведем эксперимент?
— Не могу, противно.
— Но почему?
У меня в голове никак не укладывалась причина такого отвратительного предложения. Что это — враждебная выходка? Или просто непристойная шутка? Отговорившись необходимостью продолжить работу с магнитофонными записями, я с трудом вырвался из комнаты. Нет, я не верил ни ее выдумке с привязанной частью туловища, ни тестам по совместимости — хотелось, зажав нос, бежать прочь от этого зловония.
* * *
Я уже писал, что именно заместитель директора и был человеком-жеребцом.
Неужели секретарша сказала правду и врач в самом деле разрезан пополам, став нижней частью жеребца? Может быть, кто-то специально распускал такой слух? Позже я узнал, что врача просто перевели в другое отделение, но точны ли эти сведения, не знаю.
Так или иначе, заместитель директора действительно был жеребцом. И значит, существовал чей-то труп, у которого он украл нижнюю часть.
* * *
Итак, к тому времени, когда я приступил к записям в первой своей тетради, главный охранник был уже мертв. Вполне естественно. Разве можно остаться в живых, когда уцелела лишь нижняя часть тела? Верхняя же была кремирована и с почестями погребена на больничном кладбище. По буддийскому обычаю ей было дано посмертное имя, и, как заслуженный сотрудник клиники, она удостоилась официального некролога. Отныне в глазах всех она была вполне добропорядочным покойником.
Это случилось на исходе второго дня. Под аккомпанемент непристойных шуток медицинских сестер перед заместителем директора, который безмолвно склонился над телом врача, получившего такие серьезные травмы, что восстановить функции основных органов оказалось невозможным, вдруг появился труп главного охранника, безмерно гордившегося своими мужскими достоинствами, — вот уж поистине к переправе — лодка. Говорили, будто у него была какая-то хроническая болезнь, но на самом деле он просто страдал эпилепсией; короче, никакого освидетельствования не проводили, и труп, пока он был еще свежий, разрезали пополам. Нижнюю часть подвергли тщательной обработке и создали особые условия, обеспечивающие ее сохранность, чтобы жеребец мог в любой момент воспользоваться ею в качестве дополнительной части тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Уважая волю испытуемой, члены Совета поручили исследовать ее состояние лаборатории лингвопсихологии и рекомендовали вести за ней длительное наблюдение. У инженера тоже не могло быть никаких возражений против такого решения. И не только потому, что он избежал наказания, — его неодолимо влекло к этой женщине.
Однако в глубине души жеребец не был убежден в правильности такого решения. Как один из членов Совета, он голосовал за него, но делал это неохотно. Для сумасбродной девицы, матерью которой являлась колба, такое миролюбие было неестественным. Разумеется, существовали какие-то тайные мотивы ее поведения. Добро бы она стремилась, хотя бы ценой тяжких страданий — даже оставшись лицом к лицу со своим насильником, — завладеть чем-то. И это «что-то» имело бы существенное значение, стало бы неотторжимой ее собственностью, — скажем, некие знания. Не исключено, что магнитофонные записи сексуальных действий явились для нее лишь предлогом, а настоящей ее целью было создание сети подслушивающей аппаратуры, хотя это и могло оказаться ей не по зубам.
Да, интуиция ее не подвела. Когда она во всем разобралась, работа с подслушивающей аппаратурой пошла самостоятельно, вне всякой связи с экспериментом. Сеть подслушивающих устройств росла, они чуть ли не саморазмножались и в конце концов образовали целую отрасль. Женщина стала секретаршей жеребца, а инженер был назначен главным охранником. Если вдуматься, вся нынешняя система подслушивающей аппаратуры — дело ее рук, это несомненно.
Я уже несколько раз говорил, что заместитель директора клиники и жеребец — одно и то же лицо. Жеребец представляет собой продукт философии заместителя директора: хороший врач — хороший больной и в соответствии с установленными в клинике критериями стал рассматриваться как некий другой человек, но, по моему разумению, разница меж ними не больше, чем между мной до и после чистки зубов. Поскольку плоть заместителя директора клиники перестала ему повиноваться, он поставил перед собой задачу — с помощью электроники вернуть ей былую силу, заимствовав ее у другого мужчины. Эксперимент, который я наблюдал в первый же вечер через щель в потолке восьмой палаты отделения хрящевой хирургии (подробности см. в тетради II), как раз открывал серию опытов, проводившихся с этой целью.
Кажется, результаты удивительного эксперимента, свидетелем которого я был, превзошли все ожидания. Когда я наблюдал за его ходом, манипуляции медсестры привели к желаемым результатам — заместитель директора наконец почувствовал себя мужчиной. Но эксперимент, каким бы отвратительным он ни был, есть эксперимент. Вмешиваться мне не было резона. Целиком поглощенный острейшей проблемой — исчезновением жены, я не собирался вникать в чужие горести.
Однако тогда я весь день вынужден был выслушивать рассуждения человека-жеребца. Перспективы были неутешительны не потому, что ничего не было видно, а потому, что слишком ясно виделось то, что и так бросалось в глаза. Трудно различимое в бинокль окрашивается во все цвета радуги.
Секретарша дала мне ключ от комнаты врача и чуть не силком отвела в строение 5-4. Она как ни в чем не бывало поднялась со мной в его комнату и, кивком головы показав на фотографии обнаженных женщин, развешанные вокруг кровати, вдруг спросила недовольным тоном:
— Которая из них может довести вас до экстаза?
Не услышав ответа, она продолжала настойчиво:
— Я спрашиваю, какая вам нравится?
— Право, вы застали меня врасплох… Боюсь понять вас превратно, я только…
— Результаты рентгена вам известны? — резко изменила она тему разговора. — Перелом основания черепа… Если до утра не придет в себя, все будет кончено.
— Да, надо же такому случиться…
— Ничего страшного, тем более он холостяк. Из всех родных у него осталась одна тетка, страдающая болезнью Меньера , она зарабатывает на жизнь шитьем медицинских халатов. Если завтра ему не станет лучше, его перережут пополам.
— Что?..
— Вот здесь, — ребром ладони она провела по пупку, — его разрежут на две части и нижнюю отдадут заместителю директора — так решено.
— Поразительно.
— И сэнсэй будет здоров.
— Но ведь это… это — преступление.
— А вы не согласились бы участвовать в небольшом эксперименте?
— Какой еще эксперимент?
— О нем написано в тестах по совместимости, выпущенных лабораторией лингвопсихологии: если человек не испытывает отвращения, глядя на сцену самоудовлетворения, можно ждать идеального слияния души и тела.
— Что за чепуха!
— Мне ни разу еще не приходилось участвовать в таком эксперименте. Никогда не соглашалась, но с вами не прочь осуществить его.
— Отказываюсь наотрез.
— Жаль, я так надеялась.
— Но скажите, как заместитель директора сможет воспользоваться нижней частью чужого туловища?
— Привяжет сзади к пояснице и станет вроде жеребца.
— Жеребца?..
— А может, проведем эксперимент?
— Не могу, противно.
— Но почему?
У меня в голове никак не укладывалась причина такого отвратительного предложения. Что это — враждебная выходка? Или просто непристойная шутка? Отговорившись необходимостью продолжить работу с магнитофонными записями, я с трудом вырвался из комнаты. Нет, я не верил ни ее выдумке с привязанной частью туловища, ни тестам по совместимости — хотелось, зажав нос, бежать прочь от этого зловония.
* * *
Я уже писал, что именно заместитель директора и был человеком-жеребцом.
Неужели секретарша сказала правду и врач в самом деле разрезан пополам, став нижней частью жеребца? Может быть, кто-то специально распускал такой слух? Позже я узнал, что врача просто перевели в другое отделение, но точны ли эти сведения, не знаю.
Так или иначе, заместитель директора действительно был жеребцом. И значит, существовал чей-то труп, у которого он украл нижнюю часть.
* * *
Итак, к тому времени, когда я приступил к записям в первой своей тетради, главный охранник был уже мертв. Вполне естественно. Разве можно остаться в живых, когда уцелела лишь нижняя часть тела? Верхняя же была кремирована и с почестями погребена на больничном кладбище. По буддийскому обычаю ей было дано посмертное имя, и, как заслуженный сотрудник клиники, она удостоилась официального некролога. Отныне в глазах всех она была вполне добропорядочным покойником.
Это случилось на исходе второго дня. Под аккомпанемент непристойных шуток медицинских сестер перед заместителем директора, который безмолвно склонился над телом врача, получившего такие серьезные травмы, что восстановить функции основных органов оказалось невозможным, вдруг появился труп главного охранника, безмерно гордившегося своими мужскими достоинствами, — вот уж поистине к переправе — лодка. Говорили, будто у него была какая-то хроническая болезнь, но на самом деле он просто страдал эпилепсией; короче, никакого освидетельствования не проводили, и труп, пока он был еще свежий, разрезали пополам. Нижнюю часть подвергли тщательной обработке и создали особые условия, обеспечивающие ее сохранность, чтобы жеребец мог в любой момент воспользоваться ею в качестве дополнительной части тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41