„Сие есть тело Мое“, – сказал Он. Эти слова претворяют предложенное, и как то изречение „раститеся и наполните землю“ хотя произнесено однажды, но в действительности во все время дает нашей природе силу к деторождению, так и это изречение, произнесенное однажды, с того времени доныне и до Его пришествия делает жертву совершенною на каждой трапезе в церквах». Таинство совершается Христом и Его Духом. Священник же служит Таинству и потому называется священнослужителем.
Богочеловек Себя пожертвовал людям, подарил Свою жизнь нам – не чтобы Ему умереть, но чтобы нам жить в Нем. И поэтому христианское жертвоприношение, Литургия, совершается со словами: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Мы теперь Богу приносим не свое, а Богово. Не со своей кровью мы подходим к алтарю. Мы берем плод лозы, взращенной Творцом. Чаша вина – вот то, что от нас в Литургии (плюс наши сердца, которые мы просим освятить). И мы просим, чтобы этот, первый дар Творца, дар лозы стал вторым Даром – стал Кровью Христа, стал пропитан Жизнью Христа. От Твоих людей, от Твоей земли мы приносим Твою же Жизнь Тебе, Господи, потому что Ты ее дал нам для всех и для избавления от всякого зла. И мы просим, чтобы Твоя Жизнь, Твоя Кровь, Твой Дух жили и действовали в нас.
Что, собственно, происходит на Литургии? Человек просто присутствует при совершении Христовой Жертвы? Он просто уведомляется о ее принесении, или эта Жертва (голгофская, равно как и литургическая) непосредственно касается его самого и внутренне меняет его? Вершинная молитва Литургии (эпиклесис) просит: «Господи, ниспосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия». Как видим, эпиклесис не есть лишь молитвенное призвание, совершаемое только ради таинственного преложения хлеба и вина. Эпиклесис есть также моление о том, чтобы все истинно приобщились к тайне Тела Христова. Человек, люди, собравшиеся в Церковь, – это первенствующий, важнейший предмет литургического освящения. Мы составляем «материю Таинства». Мы вошли в храм просто людьми. А должны стать Церковью – Телом Христовым. И мы просим о том, чтобы через хлеб и вино, пресуществленные в Тело и Кровь Христа, Господь соделал нас Телом Христовым.
Церковь есть распространение Тела Христова в мире. Не проповеди о Христе, но именно Тела Христова (ибо Дух Христов может жить только в Теле Христовом). Проповедь – это хорошо. Но однажды это человеческое усилие должно уступить место действию Божию. «Литургия оглашенных», «литургия слова», служение проповеди однажды должны умолкнуть – после того, как они подвели человека к кульминации таинства Спасения – к таинственной литургии верных, к той Чаше, которую наполняет Сам Христос, а отнюдь не дьякон и не служитель. Проповедь – не центральное, а служебное место в литургии и в жизни Церкви. Проповедь готовит нас к тому чуду, которое сотворит над нами не проповедник и не священник, а Сам Господь.
О трех реалиях Писание говорит как о «теле Христовом»: о теле, рожденном Марией и вознесенном «одесную Отца» после страданий; о евхаристическом хлебе; о собрании верных. Насколько я могу представить, это не рядоположное соименование, но динамическое движение: через вкушение евхаристического хлеба люди становятся Церковью с тем, чтобы соучаствовать в победе Христа над смертью. Мы входим в храм как уличная толпа, чтобы получить из Чаши нашу новую жизнь. Значит, той материей, над которой совершается чудо евхаристического преложения, являемся в последнем счете мы сами. Величайшее чудо не в том, что хлеб и вино в чаше стали Телом и кровью, а в том, что мы становимся Христовыми. Чрез святые дары освящению подлежим мы сами: «святая – святым». Человеческие сердца Христос желает присоединить к Себе, а не хлеб и вино. «Я предстоятель таинственной трапезы, – говорит св. Григорий Богослов, – я очищаю людей, которых приношу Тебе в дар посредством бескровных и совершенных учений». «Священник совершает моление не о том, чтобы огонь ниспал свыше и попалил предложение, но чтобы Благодать, нисшедши на Жертву, воспламенила чрез нее души всех», – говорит о Литургии св. Иоанн Златоуст. Итак, в результате Таинства должны измениться люди. Люди должны стать жертвой, посвящаемой Богу. «Соделай нас живыми людьми, даруй нам Духа Святого», – восклицается в литургической анафоре Серапиона Тмуитского (сер. IV века).
Необычность этого изменения состоит в том, что не люди усваивают плоды Таинства, но Таинство усваивает себе людей. При обычной трапезе плоды, вкушаемые людьми, превращаются в человеческое тело. На евхаристической трапезе человек сам должен стать тем, что он ест. Вкушая Тело Христово, человек свое тело должен преобразить в Тело Христа. Так, по опыту преп. Максима Исповедника, центральным моментом Литургии является «пресуществление причастников во Христа». «Кто причащается таинству достойным образом, тех оно преобразует сообразно самому себе». Христос преобразует верных в Себя.
О том же говорит бл. Августин, как бы от лица Христа поясняя смысл Литургии: «Я есмь пища твоя, но вместо того, чтобы Мне преложиться в тебя, ты сам преобразуешься в Меня… Будьте же тем, что вы видите и примите то, что вы есть». На закате Византии думали так же: «Церковь указуется Тайнами… Для Церкви они – истинная пища и питие; и причащаясь их, она не превращает их в человеческое тело, как какую-нибудь другую пищу, но сама превращается в них. Так железо, сообщившись с огнем, само становится огнем, а не огонь делает железом» (Николай Кавасила). Через освященный Хлеб люди становятся Христовыми и тем самым получают возможность составлять Церковь. «Совершеннейшие по степени преуспеяния составляют как бы одно лицо и тело Церкви. Лучшие [...] делаются Церковью», – говорил св. Мефодий Олимпский.
Вот что почти ушло из сегодняшнего обиходного переживания Литургии – то, что это и есть точка созидания Церкви. Литургия – не то событие, в котором я получаю частное освящение и отпущение моих личных грехов. Литургия – это событие, которое и делает меня христианином, которое присозидает меня к Церкви. Это то событие, в котором Церковь, собственно, и поддерживает свое существование.
Вот несколько раннехристианских свидетельств, напоминающих об этом:
«Как этот преломляемый хлеб, быв рассеян по холмам и будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь твоя от концов земли в Царствие Твое» (Дидахе). «Затем священник просит о том, чтобы благодать Духа Святого снизошла на всех здесь собравшихся, дабы соединенные в одно тело символом возрождения, были бы заключены теперь в одно тело причастием Телу Господа нашего, дабы собрались они в единство, связанные взаимными узами, единодушием, миром, ревностным служением» (Феодор Мопсуестийский).
В Литургии мы присоединяемся к Церкви. О грешниках и о некрещеных (оглашенных) Церковь молится одними и теми же словами: «примири и соедини их святой Твоей Церкви». В грехах мы отпадаем от Церкви. Причащение дарует нам «отпущение грехов» как возвращение к церковному бытию.
В христианстве нет совершенно индивидуального, частного пути спасения. Даже отшельник, очищающий свою душу в уединенном подвиге, получает освящение не потому, что он соответствует условиям получения благодати, а просто потому, что и в пустыне он пребывал как член Церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Богочеловек Себя пожертвовал людям, подарил Свою жизнь нам – не чтобы Ему умереть, но чтобы нам жить в Нем. И поэтому христианское жертвоприношение, Литургия, совершается со словами: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Мы теперь Богу приносим не свое, а Богово. Не со своей кровью мы подходим к алтарю. Мы берем плод лозы, взращенной Творцом. Чаша вина – вот то, что от нас в Литургии (плюс наши сердца, которые мы просим освятить). И мы просим, чтобы этот, первый дар Творца, дар лозы стал вторым Даром – стал Кровью Христа, стал пропитан Жизнью Христа. От Твоих людей, от Твоей земли мы приносим Твою же Жизнь Тебе, Господи, потому что Ты ее дал нам для всех и для избавления от всякого зла. И мы просим, чтобы Твоя Жизнь, Твоя Кровь, Твой Дух жили и действовали в нас.
Что, собственно, происходит на Литургии? Человек просто присутствует при совершении Христовой Жертвы? Он просто уведомляется о ее принесении, или эта Жертва (голгофская, равно как и литургическая) непосредственно касается его самого и внутренне меняет его? Вершинная молитва Литургии (эпиклесис) просит: «Господи, ниспосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия». Как видим, эпиклесис не есть лишь молитвенное призвание, совершаемое только ради таинственного преложения хлеба и вина. Эпиклесис есть также моление о том, чтобы все истинно приобщились к тайне Тела Христова. Человек, люди, собравшиеся в Церковь, – это первенствующий, важнейший предмет литургического освящения. Мы составляем «материю Таинства». Мы вошли в храм просто людьми. А должны стать Церковью – Телом Христовым. И мы просим о том, чтобы через хлеб и вино, пресуществленные в Тело и Кровь Христа, Господь соделал нас Телом Христовым.
Церковь есть распространение Тела Христова в мире. Не проповеди о Христе, но именно Тела Христова (ибо Дух Христов может жить только в Теле Христовом). Проповедь – это хорошо. Но однажды это человеческое усилие должно уступить место действию Божию. «Литургия оглашенных», «литургия слова», служение проповеди однажды должны умолкнуть – после того, как они подвели человека к кульминации таинства Спасения – к таинственной литургии верных, к той Чаше, которую наполняет Сам Христос, а отнюдь не дьякон и не служитель. Проповедь – не центральное, а служебное место в литургии и в жизни Церкви. Проповедь готовит нас к тому чуду, которое сотворит над нами не проповедник и не священник, а Сам Господь.
О трех реалиях Писание говорит как о «теле Христовом»: о теле, рожденном Марией и вознесенном «одесную Отца» после страданий; о евхаристическом хлебе; о собрании верных. Насколько я могу представить, это не рядоположное соименование, но динамическое движение: через вкушение евхаристического хлеба люди становятся Церковью с тем, чтобы соучаствовать в победе Христа над смертью. Мы входим в храм как уличная толпа, чтобы получить из Чаши нашу новую жизнь. Значит, той материей, над которой совершается чудо евхаристического преложения, являемся в последнем счете мы сами. Величайшее чудо не в том, что хлеб и вино в чаше стали Телом и кровью, а в том, что мы становимся Христовыми. Чрез святые дары освящению подлежим мы сами: «святая – святым». Человеческие сердца Христос желает присоединить к Себе, а не хлеб и вино. «Я предстоятель таинственной трапезы, – говорит св. Григорий Богослов, – я очищаю людей, которых приношу Тебе в дар посредством бескровных и совершенных учений». «Священник совершает моление не о том, чтобы огонь ниспал свыше и попалил предложение, но чтобы Благодать, нисшедши на Жертву, воспламенила чрез нее души всех», – говорит о Литургии св. Иоанн Златоуст. Итак, в результате Таинства должны измениться люди. Люди должны стать жертвой, посвящаемой Богу. «Соделай нас живыми людьми, даруй нам Духа Святого», – восклицается в литургической анафоре Серапиона Тмуитского (сер. IV века).
Необычность этого изменения состоит в том, что не люди усваивают плоды Таинства, но Таинство усваивает себе людей. При обычной трапезе плоды, вкушаемые людьми, превращаются в человеческое тело. На евхаристической трапезе человек сам должен стать тем, что он ест. Вкушая Тело Христово, человек свое тело должен преобразить в Тело Христа. Так, по опыту преп. Максима Исповедника, центральным моментом Литургии является «пресуществление причастников во Христа». «Кто причащается таинству достойным образом, тех оно преобразует сообразно самому себе». Христос преобразует верных в Себя.
О том же говорит бл. Августин, как бы от лица Христа поясняя смысл Литургии: «Я есмь пища твоя, но вместо того, чтобы Мне преложиться в тебя, ты сам преобразуешься в Меня… Будьте же тем, что вы видите и примите то, что вы есть». На закате Византии думали так же: «Церковь указуется Тайнами… Для Церкви они – истинная пища и питие; и причащаясь их, она не превращает их в человеческое тело, как какую-нибудь другую пищу, но сама превращается в них. Так железо, сообщившись с огнем, само становится огнем, а не огонь делает железом» (Николай Кавасила). Через освященный Хлеб люди становятся Христовыми и тем самым получают возможность составлять Церковь. «Совершеннейшие по степени преуспеяния составляют как бы одно лицо и тело Церкви. Лучшие [...] делаются Церковью», – говорил св. Мефодий Олимпский.
Вот что почти ушло из сегодняшнего обиходного переживания Литургии – то, что это и есть точка созидания Церкви. Литургия – не то событие, в котором я получаю частное освящение и отпущение моих личных грехов. Литургия – это событие, которое и делает меня христианином, которое присозидает меня к Церкви. Это то событие, в котором Церковь, собственно, и поддерживает свое существование.
Вот несколько раннехристианских свидетельств, напоминающих об этом:
«Как этот преломляемый хлеб, быв рассеян по холмам и будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь твоя от концов земли в Царствие Твое» (Дидахе). «Затем священник просит о том, чтобы благодать Духа Святого снизошла на всех здесь собравшихся, дабы соединенные в одно тело символом возрождения, были бы заключены теперь в одно тело причастием Телу Господа нашего, дабы собрались они в единство, связанные взаимными узами, единодушием, миром, ревностным служением» (Феодор Мопсуестийский).
В Литургии мы присоединяемся к Церкви. О грешниках и о некрещеных (оглашенных) Церковь молится одними и теми же словами: «примири и соедини их святой Твоей Церкви». В грехах мы отпадаем от Церкви. Причащение дарует нам «отпущение грехов» как возвращение к церковному бытию.
В христианстве нет совершенно индивидуального, частного пути спасения. Даже отшельник, очищающий свою душу в уединенном подвиге, получает освящение не потому, что он соответствует условиям получения благодати, а просто потому, что и в пустыне он пребывал как член Церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66