После этого мы чокнулись, и я сказал слова благодарности. Процедура мне понравилась, и я стал перемещаться от «ветерана» к «ветерану», потом подлил Набэ и Арикую.
Позже начались песнопения. Меня тоже вытащили к микрофону, и я а капелла исполнил «Пусть бегут неуклюже…» Японцы хлопали в такт, а Ёсукэ даже попытался изобразить присядку.
По окончании общего веселья мы с Ёсукэ и Одой зашли в соседний бар, выпили по джинтонику. Вышли из бара в обнимку, громко разговаривая и нахваливая друг друга: мы – отличные ребята, мы одолели гассюку…
Вернувшись в общежитие, я рухнул на кровать и проснулся только в полдень. В последний день весенних каникул ласково светило солнышко, было тепло и сухо. Наши собрались играть на полянке в футбол с болгарами. Растолкали и меня. Я с огромным трудом добрел до поляны, молча встал в ворота и тут понял, что не хочу двигаться. Я честно предупредил своих, что если мяч будет лететь в меня, я его, пожалуй, отобью, если рядом с ногой – даже не пошевелюсь – пусть влетает в ворота! Простояв таким пугалом полчаса и пропустив три мяча, я снова пошел спать.
Окончательно я пришел в себя за неделю: как раз был объявлен перерыв в тренировках. На первом занятии после гассюку я почувствовал, что Ёсукэ был абсолютно прав: качество выполнения техники каратэ заметно улучшилось, движения стали естественнее, свободнее и в то же время – резче и концентрированнее. На состоявшихся вскоре экзаменах я получил коричневый пояс – второй кю.
С апреля в университете начался новый учебный год, мои друзья-каратисты и я стали самыми старшими в клубе каратэ и теперь на построениях занимали первый ряд. Пришедшие в клуб новички демонстрировали нам признаки почтительности и громко с поклонами здоровались при встречах на улице.
В последующие два месяца – с середины апреля по середину июня – мы тренировались в ставшем для меня привычным ежедневном режиме. Моя техника день ото дня улучшалась. Более того, я стал замечать, что мне не хватает шести занятий в неделю, и добавил к ежедневным утренним пробежкам воскресный кросс, а также самостоятельную тренировку по каратэ.
В воскресенье я выбегал часов в девять утра и по тропинке вдоль речушки Канамэ за сорок минут добегал до известного среди советских студентов магазина уцененных товаров «Дайкума», что примерно в восьми километрах от университета. Потом возвращался назад и на поляне рядом с будоканом делал ката и отрабатывал удары по макиваре. Иногда я спускался в тренировочный зал, где можно было поколотить по всевозможным грушам и мешкам. К полудню я возвращался в общежитие – его обитатели только начинали пробуждаться после субботних вечеринок – и вливался в обычную студенческую жизнь.
В середине июня… на тренировке Сэнсэй сообщил мне, что 26 июня в Токио, в зале при штаб-квартире стиля каратэ «Вадо-рю», состоится квалификационный экзамен на черные пояса.
– Думаю, тебе надо попробовать. Ты ведь уезжаешь в конце июля?
– Да, – ответил я. – Спасибо. Я попробую.
– Ну, если не сдашь, можешь считать, что коричневый пояс первый кю тебе гарантирован – ты очень старался. Но я вижу, что могу разрешить тебе выйти на экзамен на черный пояс 1-й дан.
Я вновь поклонился и поблагодарил. Ёсукэ и Оде Сэнсэй тоже разрешил сдавать экзамен на черный пояс.
– Маарерий! У тебя есть единственный шанс! Ты ведь скоро уезжаешь! – сказал Ёсукэ. – Это мы можем через полгода попытаться снова. Хотя лучше сдать с первого раза, мечтательно произнес он.
Честно говоря, я воспринял новость об экзамене на черный пояс как нечто нереальное, поэтому сильных эмоций предстоящее событие у меня тогда не вызвало. Характер тренировок, несмотря на предстоящий экзамен, не претерпел изменений: много базовой техники, отработка условленных комбинаций в парах (якусоку кумитэ) и ката. В конце тренировок – свободный поединок, но в щадящем режиме, а не битва до последней капли крови.
В семь утра я был на станции Онэ. Вскоре подошли Ёсукэ и Ода.
Вновь я ехал в Токио, на этот раз работать не головой, а руками. И ногами.
Через час мы подходили к серому бетонному зданию, напоминающему школу. У входа уже толпилось более сотни японцев – как детей, так и взрослых.
– А дети что тут делают? – спросил я своих спутников.
– У них есть «детский» черный пояс, который, если продолжать заниматься, по достижении 18 лет позволяет сразу выйти на экзамен на «взрослый» черный пояс. Вот наш Сэмпай именно так получил 1-й дан, – ответил Ёсукэ. Он был необычайно сосредоточен.
Народу тем временем прибывало.
– Ого! – удивился я. Сколько людей!
– Экзамен проходит раз в полгода, и сюда съезжаются не только со всей Японии, но даже из-за границы! – пояснил Ёсукэ.
Словно в подтверждение его слов у входа в спорткомплекс появилась группа из трех иностранцев, по виду европейцев. Они радостно замахали мне – тогда в Японии «белые», даже незнакомые друг с другом, считали хорошим тоном приветствовать друг друга. Мы перекинулись с ними парой фраз на английском. Оказалось, что ребята приехали на этот экзамен аж из Перу! Один собирался сдавать, а двое – группа поддержки.
Внутри здания прямо в холле были расставлены столы для регистрации претендентов и сбора взносов за экзамен. Размер взноса был для моего студенческого кармана весьма чувствительным – девяносто долларов. В случае успеха надо доплатить еще семьдесят – за оформление сертификата и пояс.
Сдав деньги, я получил маленький матерчатый квадратик с порядковым номером – 32. Этот номер крепился на доги, и на время экзамена эта цифра заменяла мне имя и фамилию.
Экзамен проходил в большом зале. В одной половине зала можно было потихоньку разминаться – но только до начала экзамена, а потом сидя ожидать своего выхода на его вторую половину.
Места за столом экзаменационной комиссии заняли семь японцев, в основном пожилых. В лицо я знал только одного – приезжавшего к нам в зал Оцуку «Второго». Пожилой японец посередине, как сказал мне шепотом преисполненным почтения Ода, был сам основатель стиля «Вадо-рю» Оцука-старший.
Сдача экзамена оказалась делом нудным и утомительным, состоявшим в основном из бесконечных ожиданий своего выхода на татами перед светлые очи корифеев «Вадо-рю».
Первые два часа экзамен сдавали дети. Ровно в полдень был сделан перерыв на обед. Ёсукэ принес откуда-то три коробочки с бэнто – «походным» вариантом японского обеда, сказав, что деньги нам выделили некие спонсоры клуба каратэ. Только в начале второго очередь дошла до нас. За предыдущий день я изрядно поволновался, так что чувствовал себя, если не спокойно, то отрешенно.
Вызывали подвое. Надо было выйти, занять место в очерченном мелом круге – лицом к комиссии. Всего предстояло повторить эту процедуру четыре раза.
Первый раз – базовая техника на месте и в передвижениях, второй – ката, третий – исполнение комбинаций каратэ – якусоку кумитэ, и четвертый – свободный поединок. Причем, во второй раз могли и не вызвать, если комиссия «зарубит» уже на этапе исполнения базовой техники.
Круги на полу были начерчены не просто так: если по окончании ката не удалось в него вернуться, это считалось серьезной ошибкой. Получивший «ноль» за ката ждал очередного экзамена еще полгода.
Каждый выход длился не больше трех минут, но перерывы между ними – по полчаса – утомляли гораздо больше, чем само выступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Позже начались песнопения. Меня тоже вытащили к микрофону, и я а капелла исполнил «Пусть бегут неуклюже…» Японцы хлопали в такт, а Ёсукэ даже попытался изобразить присядку.
По окончании общего веселья мы с Ёсукэ и Одой зашли в соседний бар, выпили по джинтонику. Вышли из бара в обнимку, громко разговаривая и нахваливая друг друга: мы – отличные ребята, мы одолели гассюку…
Вернувшись в общежитие, я рухнул на кровать и проснулся только в полдень. В последний день весенних каникул ласково светило солнышко, было тепло и сухо. Наши собрались играть на полянке в футбол с болгарами. Растолкали и меня. Я с огромным трудом добрел до поляны, молча встал в ворота и тут понял, что не хочу двигаться. Я честно предупредил своих, что если мяч будет лететь в меня, я его, пожалуй, отобью, если рядом с ногой – даже не пошевелюсь – пусть влетает в ворота! Простояв таким пугалом полчаса и пропустив три мяча, я снова пошел спать.
Окончательно я пришел в себя за неделю: как раз был объявлен перерыв в тренировках. На первом занятии после гассюку я почувствовал, что Ёсукэ был абсолютно прав: качество выполнения техники каратэ заметно улучшилось, движения стали естественнее, свободнее и в то же время – резче и концентрированнее. На состоявшихся вскоре экзаменах я получил коричневый пояс – второй кю.
С апреля в университете начался новый учебный год, мои друзья-каратисты и я стали самыми старшими в клубе каратэ и теперь на построениях занимали первый ряд. Пришедшие в клуб новички демонстрировали нам признаки почтительности и громко с поклонами здоровались при встречах на улице.
В последующие два месяца – с середины апреля по середину июня – мы тренировались в ставшем для меня привычным ежедневном режиме. Моя техника день ото дня улучшалась. Более того, я стал замечать, что мне не хватает шести занятий в неделю, и добавил к ежедневным утренним пробежкам воскресный кросс, а также самостоятельную тренировку по каратэ.
В воскресенье я выбегал часов в девять утра и по тропинке вдоль речушки Канамэ за сорок минут добегал до известного среди советских студентов магазина уцененных товаров «Дайкума», что примерно в восьми километрах от университета. Потом возвращался назад и на поляне рядом с будоканом делал ката и отрабатывал удары по макиваре. Иногда я спускался в тренировочный зал, где можно было поколотить по всевозможным грушам и мешкам. К полудню я возвращался в общежитие – его обитатели только начинали пробуждаться после субботних вечеринок – и вливался в обычную студенческую жизнь.
В середине июня… на тренировке Сэнсэй сообщил мне, что 26 июня в Токио, в зале при штаб-квартире стиля каратэ «Вадо-рю», состоится квалификационный экзамен на черные пояса.
– Думаю, тебе надо попробовать. Ты ведь уезжаешь в конце июля?
– Да, – ответил я. – Спасибо. Я попробую.
– Ну, если не сдашь, можешь считать, что коричневый пояс первый кю тебе гарантирован – ты очень старался. Но я вижу, что могу разрешить тебе выйти на экзамен на черный пояс 1-й дан.
Я вновь поклонился и поблагодарил. Ёсукэ и Оде Сэнсэй тоже разрешил сдавать экзамен на черный пояс.
– Маарерий! У тебя есть единственный шанс! Ты ведь скоро уезжаешь! – сказал Ёсукэ. – Это мы можем через полгода попытаться снова. Хотя лучше сдать с первого раза, мечтательно произнес он.
Честно говоря, я воспринял новость об экзамене на черный пояс как нечто нереальное, поэтому сильных эмоций предстоящее событие у меня тогда не вызвало. Характер тренировок, несмотря на предстоящий экзамен, не претерпел изменений: много базовой техники, отработка условленных комбинаций в парах (якусоку кумитэ) и ката. В конце тренировок – свободный поединок, но в щадящем режиме, а не битва до последней капли крови.
В семь утра я был на станции Онэ. Вскоре подошли Ёсукэ и Ода.
Вновь я ехал в Токио, на этот раз работать не головой, а руками. И ногами.
Через час мы подходили к серому бетонному зданию, напоминающему школу. У входа уже толпилось более сотни японцев – как детей, так и взрослых.
– А дети что тут делают? – спросил я своих спутников.
– У них есть «детский» черный пояс, который, если продолжать заниматься, по достижении 18 лет позволяет сразу выйти на экзамен на «взрослый» черный пояс. Вот наш Сэмпай именно так получил 1-й дан, – ответил Ёсукэ. Он был необычайно сосредоточен.
Народу тем временем прибывало.
– Ого! – удивился я. Сколько людей!
– Экзамен проходит раз в полгода, и сюда съезжаются не только со всей Японии, но даже из-за границы! – пояснил Ёсукэ.
Словно в подтверждение его слов у входа в спорткомплекс появилась группа из трех иностранцев, по виду европейцев. Они радостно замахали мне – тогда в Японии «белые», даже незнакомые друг с другом, считали хорошим тоном приветствовать друг друга. Мы перекинулись с ними парой фраз на английском. Оказалось, что ребята приехали на этот экзамен аж из Перу! Один собирался сдавать, а двое – группа поддержки.
Внутри здания прямо в холле были расставлены столы для регистрации претендентов и сбора взносов за экзамен. Размер взноса был для моего студенческого кармана весьма чувствительным – девяносто долларов. В случае успеха надо доплатить еще семьдесят – за оформление сертификата и пояс.
Сдав деньги, я получил маленький матерчатый квадратик с порядковым номером – 32. Этот номер крепился на доги, и на время экзамена эта цифра заменяла мне имя и фамилию.
Экзамен проходил в большом зале. В одной половине зала можно было потихоньку разминаться – но только до начала экзамена, а потом сидя ожидать своего выхода на его вторую половину.
Места за столом экзаменационной комиссии заняли семь японцев, в основном пожилых. В лицо я знал только одного – приезжавшего к нам в зал Оцуку «Второго». Пожилой японец посередине, как сказал мне шепотом преисполненным почтения Ода, был сам основатель стиля «Вадо-рю» Оцука-старший.
Сдача экзамена оказалась делом нудным и утомительным, состоявшим в основном из бесконечных ожиданий своего выхода на татами перед светлые очи корифеев «Вадо-рю».
Первые два часа экзамен сдавали дети. Ровно в полдень был сделан перерыв на обед. Ёсукэ принес откуда-то три коробочки с бэнто – «походным» вариантом японского обеда, сказав, что деньги нам выделили некие спонсоры клуба каратэ. Только в начале второго очередь дошла до нас. За предыдущий день я изрядно поволновался, так что чувствовал себя, если не спокойно, то отрешенно.
Вызывали подвое. Надо было выйти, занять место в очерченном мелом круге – лицом к комиссии. Всего предстояло повторить эту процедуру четыре раза.
Первый раз – базовая техника на месте и в передвижениях, второй – ката, третий – исполнение комбинаций каратэ – якусоку кумитэ, и четвертый – свободный поединок. Причем, во второй раз могли и не вызвать, если комиссия «зарубит» уже на этапе исполнения базовой техники.
Круги на полу были начерчены не просто так: если по окончании ката не удалось в него вернуться, это считалось серьезной ошибкой. Получивший «ноль» за ката ждал очередного экзамена еще полгода.
Каждый выход длился не больше трех минут, но перерывы между ними – по полчаса – утомляли гораздо больше, чем само выступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9