В понимании эпохи лежит ключ к пониманию рожденных ею выдающихся личностей. И нет нужды облачать По в покровы мистической таинственности, доискиваясь до истоков идей, вдохновивших такие его рассказы, как «Фон Кемпелен и его открытие», «Месмерическое откровение» или «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром», – они были написаны сыном своего времени, который, подобно многим другим, связывал самые смелые надежды с развитием естественных наук. «Разумеется, я не стану утверждать, будто удивлен тем, что необычайное происшествие с мистером Вальдемаром сделалось предметом столь оживленного обсуждения…» – говорит По. Что ж, ему вполне можно поверить, памятуя о том, где и когда это было сказано. Подобные происшествия действительно будоражили воображение его современников. Мир уже созрел для общения с феноменальным, и описанные в рассказе события были всерьез восприняты по обе стороны Атлантики. Один из читателей писал По:
«Бостон, 16 октября 1845. Уважаемый сэр!
Ваш рассказ о случае с г-ном Вальдемаром распространился в списках по всему нашему городу, вызвав очень большой интерес. Я могу без всяких оговорок заявить, что не испытываю ни малейшего сомнения в возможности подобного феномена, ибо собственноручно вернул к жизни человека, умершего от чрезмерного употребления горячительных напитков, и сделал это, когда он уже был положен в гроб для погребения».
В Англии По также привлек пристальное внимание миссис Браунинг и ее литературных единомышленников.
Искусство, с каким построены эти рассказы, и по сей день звучащие убедительно и не утратившие интереса для читателя, свидетельствует о том, что По с успехом перенес идеи современной ему научной мысли на почву художественного творчества. Следует помнить, что его кажущиеся, а иногда и действительные познания во многих науках и псевдонауках были результатом целеустремленного изучения специально подобранных материалов, приспособленных к требованиям писательского замысла. Вдохнуть в них жизнь могло лишь его могучее воображение. Десятки и сотни подобных попыток, предпринятых другими авторами, давно забыты, а плоды их погребены на пыльных страницах старинных журналов и никем не читаемых книг.
В 1845 году, впервые со времен ранней юности в Ричмонде, По стали охотно принимать в свете. Он наконец добился благосклонности американского общества, которое притязало на важное место в мировой цивилизации и в ту пору действительно заявляло о себе весьма настойчиво.
В Балтиморе светским успехам препятствовали бедность и молодость По. Возвратившись в Ричмонд, он, как мы помним, нашел многие двери закрытыми для себя в силу семейных обстоятельств. В Филадельфии ему не удалось преодолеть традиционной замкнутости местного общества. И лишь в Нью-Йорке с его более демократическими нравами поэт, снискавший громкую славу публикацией «Ворона», получил возможность бывать в некоторых домах и, более того, сделался там весьма желанным гостем. Хотя салоны, где он появлялся, не принадлежали к числу самых блестящих, они, несомненно, были самыми интересными и играли заметную роль в литературной жизни города. Прием, оказанный По в гостиных, которые не только блистали хорошим тоном, но и претендовали на интеллектуальную изысканность, был одним из дарованных славой благ – вдвойне сладостным для того, кому пришлось изведать в жизни столько горечи.
После краха «Бродвей джорнэл» По стал чаще посещать места, где собирались «Literati» – нью-йоркские литераторы, критики и журналисты, такие, как Анна Линч, Фрэнсис Осгуд, Орвил Дьюи, Элизабет Оукс Смит. В Бруклине его нередко видели в доме Сары Анны Льюис, поэтессы могучего сентиментального дарования. Среди «Literati» вообще было немало женщин, которых тогда всерьез увлекала литература, но еще больше – погоня за литературной известностью. Вместе со средней руки писателями, поэтами и художниками бывали здесь также редакторы журналов и издатели – обойтись друг без друга они не могли. Временами – не слишком, правда, часто – эту слабо мерцающую звездную туманность пересекали орбиты более крупных и ярких светил. Весьма близки к ней были подобные же плеяды в Бостоне, Конкорде и Провиденсе.
Признанной королевой «Literati» была Анна Линч, чей дом на Уэверли Плэйс, где собиралось самое многочисленное и представительное общество, выделялся среди других достоинствами настоящего салона. Весной 1846 года мисс Линч часто принимала у себя Эдгара Аллана По, который не без иронии определил талант этой поэтессы как «необычный», утверждая, что он «покоится на „Костях в пустыне“ (так называлось одно из ее стихотворений).
Бывавшее у мисс Линч общество, несомненно, заслуживает интереса. Здесь можно было встретить мисс Богарт, старую деву, писавшую напыщенные стансы, автора трагических строк, озаглавленных «Пришел он слишком поздно»; мистера Джиллеспи, слегка заикающегося математического гения; обаятельного и умного доктора Фрэнсиса, цветущего старого добряка, который впоследствии лечил По. Иногда приходил молчаливый, исполненный олимпийской величавости Уильям Брайент со своей немножко болтливой и тоже пишущей супругой; порою к ним присоединялся поэт Джордж Моррис («Помилуй это дерево, топор!»). Нередко наведывалась туда миссис Элизабет Оукс Смит, поборница эмансипации, пугавшая многих своим радикализмом; ее обычно сопровождали двое сыновей. Муж ее, мистер Шеба Смит, с чьей романтической поэмой «Паухэтен» По незадолго до того жестоко расправился в печати, предпочитал теперь сидеть дома. Навещали мисс Линч и доктор Грисвольд, и злая на язык, вечно сплетничающая миссис Эллит, и ее ближайшие подруги, миссис Эмбери и миссис Хьюит, и многие-многие другие.
«В одном углу скромно обставленной комнаты стоит круглолицая и румяная мисс Линч, рядом с ней – учтивая и изысканная миссис Эллит, которая прервала беседу, как только По начал свою тираду. Сам я расположился на диване у стены; справа от меня – мисс Фуллер, слева – миссис Оукс Смит. У моих ног, точно маленькая девочка, устроилась на низенькой скамеечке миссис Осгуд и, подняв глаза, смотрит на По, как за минуту до того смотрела на мисс Фуллер и меня. Посреди комнаты стоит По и рассудительным тоном излагает свои суждения, изредка перемежая их в высшей степени эффектной декламацией…»
«…Наверное, никто не пользовался там более заметным вниманием, чем Эдгар По, – пишет некий Стоддард. – Его изящная фигура, благородные черты и странное выражение глаз приковывали к себе даже самые нелюбопытные взоры. Он не любил мужского круга, предпочитая общество умных женщин, перед которыми имел обыкновение произносить что-то вроде монологов, исполненных мечтательнопоэтического красноречия. Мужчины этого не выносили, однако женщины слушали его как завороженные, ни словом не прерывая…»
«Я часто встречаю г-на По на приемах, – пишет в письме к миссис Уитмен ее подруга, – где все взгляды обращены на него. Рассказы его, говорят, превосходны, а услышав хоть раз, как он читает, очень тихо, своего „Ворона“, уже вовек этого не забудешь. Люди думают, что в нем есть нечто необыкновенное; здесь рассказывают удивительнейшие истории, которым, самое странное, верят, о его месмерических опытах: при их упоминании он всегда улыбается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
«Бостон, 16 октября 1845. Уважаемый сэр!
Ваш рассказ о случае с г-ном Вальдемаром распространился в списках по всему нашему городу, вызвав очень большой интерес. Я могу без всяких оговорок заявить, что не испытываю ни малейшего сомнения в возможности подобного феномена, ибо собственноручно вернул к жизни человека, умершего от чрезмерного употребления горячительных напитков, и сделал это, когда он уже был положен в гроб для погребения».
В Англии По также привлек пристальное внимание миссис Браунинг и ее литературных единомышленников.
Искусство, с каким построены эти рассказы, и по сей день звучащие убедительно и не утратившие интереса для читателя, свидетельствует о том, что По с успехом перенес идеи современной ему научной мысли на почву художественного творчества. Следует помнить, что его кажущиеся, а иногда и действительные познания во многих науках и псевдонауках были результатом целеустремленного изучения специально подобранных материалов, приспособленных к требованиям писательского замысла. Вдохнуть в них жизнь могло лишь его могучее воображение. Десятки и сотни подобных попыток, предпринятых другими авторами, давно забыты, а плоды их погребены на пыльных страницах старинных журналов и никем не читаемых книг.
В 1845 году, впервые со времен ранней юности в Ричмонде, По стали охотно принимать в свете. Он наконец добился благосклонности американского общества, которое притязало на важное место в мировой цивилизации и в ту пору действительно заявляло о себе весьма настойчиво.
В Балтиморе светским успехам препятствовали бедность и молодость По. Возвратившись в Ричмонд, он, как мы помним, нашел многие двери закрытыми для себя в силу семейных обстоятельств. В Филадельфии ему не удалось преодолеть традиционной замкнутости местного общества. И лишь в Нью-Йорке с его более демократическими нравами поэт, снискавший громкую славу публикацией «Ворона», получил возможность бывать в некоторых домах и, более того, сделался там весьма желанным гостем. Хотя салоны, где он появлялся, не принадлежали к числу самых блестящих, они, несомненно, были самыми интересными и играли заметную роль в литературной жизни города. Прием, оказанный По в гостиных, которые не только блистали хорошим тоном, но и претендовали на интеллектуальную изысканность, был одним из дарованных славой благ – вдвойне сладостным для того, кому пришлось изведать в жизни столько горечи.
После краха «Бродвей джорнэл» По стал чаще посещать места, где собирались «Literati» – нью-йоркские литераторы, критики и журналисты, такие, как Анна Линч, Фрэнсис Осгуд, Орвил Дьюи, Элизабет Оукс Смит. В Бруклине его нередко видели в доме Сары Анны Льюис, поэтессы могучего сентиментального дарования. Среди «Literati» вообще было немало женщин, которых тогда всерьез увлекала литература, но еще больше – погоня за литературной известностью. Вместе со средней руки писателями, поэтами и художниками бывали здесь также редакторы журналов и издатели – обойтись друг без друга они не могли. Временами – не слишком, правда, часто – эту слабо мерцающую звездную туманность пересекали орбиты более крупных и ярких светил. Весьма близки к ней были подобные же плеяды в Бостоне, Конкорде и Провиденсе.
Признанной королевой «Literati» была Анна Линч, чей дом на Уэверли Плэйс, где собиралось самое многочисленное и представительное общество, выделялся среди других достоинствами настоящего салона. Весной 1846 года мисс Линч часто принимала у себя Эдгара Аллана По, который не без иронии определил талант этой поэтессы как «необычный», утверждая, что он «покоится на „Костях в пустыне“ (так называлось одно из ее стихотворений).
Бывавшее у мисс Линч общество, несомненно, заслуживает интереса. Здесь можно было встретить мисс Богарт, старую деву, писавшую напыщенные стансы, автора трагических строк, озаглавленных «Пришел он слишком поздно»; мистера Джиллеспи, слегка заикающегося математического гения; обаятельного и умного доктора Фрэнсиса, цветущего старого добряка, который впоследствии лечил По. Иногда приходил молчаливый, исполненный олимпийской величавости Уильям Брайент со своей немножко болтливой и тоже пишущей супругой; порою к ним присоединялся поэт Джордж Моррис («Помилуй это дерево, топор!»). Нередко наведывалась туда миссис Элизабет Оукс Смит, поборница эмансипации, пугавшая многих своим радикализмом; ее обычно сопровождали двое сыновей. Муж ее, мистер Шеба Смит, с чьей романтической поэмой «Паухэтен» По незадолго до того жестоко расправился в печати, предпочитал теперь сидеть дома. Навещали мисс Линч и доктор Грисвольд, и злая на язык, вечно сплетничающая миссис Эллит, и ее ближайшие подруги, миссис Эмбери и миссис Хьюит, и многие-многие другие.
«В одном углу скромно обставленной комнаты стоит круглолицая и румяная мисс Линч, рядом с ней – учтивая и изысканная миссис Эллит, которая прервала беседу, как только По начал свою тираду. Сам я расположился на диване у стены; справа от меня – мисс Фуллер, слева – миссис Оукс Смит. У моих ног, точно маленькая девочка, устроилась на низенькой скамеечке миссис Осгуд и, подняв глаза, смотрит на По, как за минуту до того смотрела на мисс Фуллер и меня. Посреди комнаты стоит По и рассудительным тоном излагает свои суждения, изредка перемежая их в высшей степени эффектной декламацией…»
«…Наверное, никто не пользовался там более заметным вниманием, чем Эдгар По, – пишет некий Стоддард. – Его изящная фигура, благородные черты и странное выражение глаз приковывали к себе даже самые нелюбопытные взоры. Он не любил мужского круга, предпочитая общество умных женщин, перед которыми имел обыкновение произносить что-то вроде монологов, исполненных мечтательнопоэтического красноречия. Мужчины этого не выносили, однако женщины слушали его как завороженные, ни словом не прерывая…»
«Я часто встречаю г-на По на приемах, – пишет в письме к миссис Уитмен ее подруга, – где все взгляды обращены на него. Рассказы его, говорят, превосходны, а услышав хоть раз, как он читает, очень тихо, своего „Ворона“, уже вовек этого не забудешь. Люди думают, что в нем есть нечто необыкновенное; здесь рассказывают удивительнейшие истории, которым, самое странное, верят, о его месмерических опытах: при их упоминании он всегда улыбается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97