Грустная история…
Моя «Иванькиада»
Бог ты мой, каких только людей не посылала мне судьба в то время! И мне, и нам с Наташей. Одна такая встреча состоялась в Италии, в маленьком городке Фьезоле под Флоренцией.
Это было еще в застойное советское время, в один из первых моих приездов в Италию. Вечером, после концерта, в городе шел какой-то карнавал, а мы ужинали. Со мной был Миша Мунтян и мой менеджер Джанкарло Карена. А еще на ужине была какая-то женщина из Госконцерта и мужчина. Явно большой начальник. Они на концерте не были, но присоединились к нам позже. Мужчина все время молчал, но после того, как мы изрядно выпили красного вина, вдруг встал и предложил тост за советских артистов, в данном случае, в лице Башмета и Мунтяна, за артистов, ради которых они — работники Министерства культуры — живут и работают. Мы с Мишей одновременно стукнули друг друга коленками под столом, потому что таких речей от чиновника не могли себе даже представить.
Потом я вышел покурить, там было довольно душно, и этот мужчина тоже вышел. Мы с ним стоим вместе, курим у входа в ресторан, мимо нас проносятся всякие маски, гремит музыка. И вдруг он говорит:
— Почему вы никогда ко мне не обращаетесь? У вас что, нет проблем? Ко мне часто ваши коллеги ходят. — И называет несколько имен.
Я отвечаю:
— Спасибо большое. А как к вам попасть? У меня, конечно, есть проблемы, но я даже не знаю, где министерство находится.
Он улыбнулся коротко, и мы вернулись. Потом был десерт, и все разошлись по домам.
В это время я вел изнурительную борьбу за получение московской прописки. Ясно было, что если я не остаюсь в Москве, то ничего с моими сольными амбициями не получится.
Примерно через месяц я отправился на улицу Куйбышева, в Министерство культуры. С трудом прошел охрану, говоря всем, что меня ждет Сергей Сергеевич Иванько.
Здесь, кстати, нужно отметить, что за полгода до этого случая, в последнюю ночь в Риме перед возвращением на родину, я прочел запрещенную тогда в СССР книгу Владимира Войновича «Иванькиада».
Вошел в кабинет — а он маленький, но очень светлый, свежий, чистый воздух, сидит довольно симпатичная молодая женщина, которая сразу, прямо с порога, пренебрежительно на меня посмотрела: «В чем, собственно, дело?» Я ей:
— Я пришел к Сергею Сергеевичу.
— А он вас приглашал?
Я говорю:
— Да. Он меня ждет. — А у самого от страха ком в горле.
Она отправилась в начальственный кабинет, секунд через двадцать вернулась:
— Ну, проходите.
То есть уже по ее интонации я должен был понять, что ходить туда незачем, это просто для отвода глаз принимают — мол, пусть войдет, так и быть.
Вошел. Кабинет огромный, стол огромный, на столе слева ни одной бумажки. И сидит, положив голову на руки, такой мужичок, похожий на воробушка, вымокшего под дождем. Смотрел он не в сторону двери, откуда я появился, а перед собой, куда-то вдаль — в светлое будущее, наверное. Я стою, он сидит. Не реагирует. Повисла довольно большая пауза. Наконец фальшиво-театральным голосом я спрашиваю с пафосом:
— Сергей Сергеевич, вы меня не узнаете?
В ответ опять молчание. Тогда я еще раз:
— Сергей Сергеевич…
Он повернулся:
— Ну, узнаю, узнаю. Садись.
Я прошел, сел напротив, он и говорит:
— Я все помню. Что случилось?
— Ну, вы меня приглашали… у меня действительно есть проблема…
И начинаю объяснять про замкнутый круг — прописка, квартира, работа. Квартира, прописка, работа. Без работы нет прописки, без прописки нет работы. А прописка должна быть в квартире. Вот такой существовал тогда треугольник, и где-то в нем надо было пробивать брешь. Поскольку я был распределен в консерваторию после аспирантуры, то первая ступень была как бы пройдена, но оформлен там я быть не мог, потому что не было прописки и квартиры.
Так вот, когда мы с Сергеем Сергеевичем заговорили про квартиру, я сказал, что сейчас строится кооператив Большого театра и меня готовы взять туда. Естественно, деньги я заплачу, я уже играю концерты и могу купить себе квартиру, но мне нужно, чтобы сделали исключение и поставили на очередь. А в то время было правило — для вступления в квартирный кооператив нужен был пятилетний стаж постоянной прописки в Москве. Для получения государственной квартиры стаж в десять лет. Только для того, чтобы встать на очередь.
И когда я ему объяснил, что нужно ходатайство Министерства культуры, чтобы в виде исключения разрешили встать на очередь, он сказал:
— Кооператив — это не советская власть, уж я это знаю. Поверьте мне.
И тут у меня вырвалось:
— Да, я знаю, читал. Это ужас — все ваши квартирные перипетии.
Наступила гробовая тишина. Я понял, что облажался и теперь меня либо в Сибирь, либо еще куда. В общем, ужас. И тут он начинает истерически хохотать. Я не выдержал — и тоже. До слез. И сквозь этот смех он тычет пальцем в потолок и говорит:
— А вы знаете, я там такой герой, им всем это так нравится!
Ничего история? Советская такая.
Примерно через год, когда я узнал, что кое-кто иногда выезжает с женами на гастроли, я снова обратился к Иванько. Он сказал, что рассмотрит:
— Сейчас невозможно сразу, а вот через раз, когда еще куда-нибудь поедешь…
Я назвал Сиену. Он сказал:
— Вот и хорошо, пусть в Италию.
Это было, наверное, лет семнадцать назад.
Получилось так, что я приехал в Сиену преподавать в Академии Киджана не из Москвы. Жду Наташу, а она не едет ко мне, дело тормозится. И потекли дни, которые состояли из того, что я просыпался, звонил в министерство, завтракал, опять звонил в министерство, уходил преподавать в академию, возвращался — звонил. Но Иванько то на совещании, то сейчас не может… Должен отметить, что иногда он все-таки брал трубку, мы с ним говорили. Он опять обещал — сделаю, не волнуйся.
В результате Наташе стали оформлять визу. А после Сиены у меня были гастроли в Финляндии, на фестивале в Кухмо, без заезда в Москву. Проходил день за днем, из двух недель в Сиене осталась уже одна. Он говорил — да-да-да, все будет в порядке, раз обещал — сделаю. И вот в одном телефонном разговоре с Наташей выясняется, что она в Италию никак не успевает, потому что ей сообщили, что нет разрешения на выезд (тогда была система двух виз — одна въездная, другая выездная).
Я предупредил своего приятеля Сеппо Киманена, хозяина фестиваля в Кухмо, чтобы он на меня не обижался, но, если ее не выпустят, он должен быть готов к тому, что я не приеду. Моя логика была проста: я не прошу выпустить жену в Италию, а прошу нас временно воссоединить, потому что давно гастролирую. И мне не важно, на какой территории мы встретимся с женой, — мы давно не виделись.
Кончилось все тем, что Наташа все-таки не приехала. У меня было два билета в разные направления. Я сдержал свое слово и вернулся в Москву, поехал тихо на дачу, которую мы снимали на лето. Дней через пять начался скандал — обнаружилось, что меня нет на фестивале. Тогда многие убегали, вот и решили в первый момент, что я тоже сбежал… Им ничего не оставалось, как легализовать выезд моей жены.
По Министерству культуры существовал особый список из пятидесяти представителей культуры, который возглавляли наши знаменитые люди типа Гилельса, Ойстраха и так далее. Предпоследним был Юрий Хатуевич Темирканов… В общем, я был вставлен в самый конец списка, и с тех пор моя жена могла со мной выезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Моя «Иванькиада»
Бог ты мой, каких только людей не посылала мне судьба в то время! И мне, и нам с Наташей. Одна такая встреча состоялась в Италии, в маленьком городке Фьезоле под Флоренцией.
Это было еще в застойное советское время, в один из первых моих приездов в Италию. Вечером, после концерта, в городе шел какой-то карнавал, а мы ужинали. Со мной был Миша Мунтян и мой менеджер Джанкарло Карена. А еще на ужине была какая-то женщина из Госконцерта и мужчина. Явно большой начальник. Они на концерте не были, но присоединились к нам позже. Мужчина все время молчал, но после того, как мы изрядно выпили красного вина, вдруг встал и предложил тост за советских артистов, в данном случае, в лице Башмета и Мунтяна, за артистов, ради которых они — работники Министерства культуры — живут и работают. Мы с Мишей одновременно стукнули друг друга коленками под столом, потому что таких речей от чиновника не могли себе даже представить.
Потом я вышел покурить, там было довольно душно, и этот мужчина тоже вышел. Мы с ним стоим вместе, курим у входа в ресторан, мимо нас проносятся всякие маски, гремит музыка. И вдруг он говорит:
— Почему вы никогда ко мне не обращаетесь? У вас что, нет проблем? Ко мне часто ваши коллеги ходят. — И называет несколько имен.
Я отвечаю:
— Спасибо большое. А как к вам попасть? У меня, конечно, есть проблемы, но я даже не знаю, где министерство находится.
Он улыбнулся коротко, и мы вернулись. Потом был десерт, и все разошлись по домам.
В это время я вел изнурительную борьбу за получение московской прописки. Ясно было, что если я не остаюсь в Москве, то ничего с моими сольными амбициями не получится.
Примерно через месяц я отправился на улицу Куйбышева, в Министерство культуры. С трудом прошел охрану, говоря всем, что меня ждет Сергей Сергеевич Иванько.
Здесь, кстати, нужно отметить, что за полгода до этого случая, в последнюю ночь в Риме перед возвращением на родину, я прочел запрещенную тогда в СССР книгу Владимира Войновича «Иванькиада».
Вошел в кабинет — а он маленький, но очень светлый, свежий, чистый воздух, сидит довольно симпатичная молодая женщина, которая сразу, прямо с порога, пренебрежительно на меня посмотрела: «В чем, собственно, дело?» Я ей:
— Я пришел к Сергею Сергеевичу.
— А он вас приглашал?
Я говорю:
— Да. Он меня ждет. — А у самого от страха ком в горле.
Она отправилась в начальственный кабинет, секунд через двадцать вернулась:
— Ну, проходите.
То есть уже по ее интонации я должен был понять, что ходить туда незачем, это просто для отвода глаз принимают — мол, пусть войдет, так и быть.
Вошел. Кабинет огромный, стол огромный, на столе слева ни одной бумажки. И сидит, положив голову на руки, такой мужичок, похожий на воробушка, вымокшего под дождем. Смотрел он не в сторону двери, откуда я появился, а перед собой, куда-то вдаль — в светлое будущее, наверное. Я стою, он сидит. Не реагирует. Повисла довольно большая пауза. Наконец фальшиво-театральным голосом я спрашиваю с пафосом:
— Сергей Сергеевич, вы меня не узнаете?
В ответ опять молчание. Тогда я еще раз:
— Сергей Сергеевич…
Он повернулся:
— Ну, узнаю, узнаю. Садись.
Я прошел, сел напротив, он и говорит:
— Я все помню. Что случилось?
— Ну, вы меня приглашали… у меня действительно есть проблема…
И начинаю объяснять про замкнутый круг — прописка, квартира, работа. Квартира, прописка, работа. Без работы нет прописки, без прописки нет работы. А прописка должна быть в квартире. Вот такой существовал тогда треугольник, и где-то в нем надо было пробивать брешь. Поскольку я был распределен в консерваторию после аспирантуры, то первая ступень была как бы пройдена, но оформлен там я быть не мог, потому что не было прописки и квартиры.
Так вот, когда мы с Сергеем Сергеевичем заговорили про квартиру, я сказал, что сейчас строится кооператив Большого театра и меня готовы взять туда. Естественно, деньги я заплачу, я уже играю концерты и могу купить себе квартиру, но мне нужно, чтобы сделали исключение и поставили на очередь. А в то время было правило — для вступления в квартирный кооператив нужен был пятилетний стаж постоянной прописки в Москве. Для получения государственной квартиры стаж в десять лет. Только для того, чтобы встать на очередь.
И когда я ему объяснил, что нужно ходатайство Министерства культуры, чтобы в виде исключения разрешили встать на очередь, он сказал:
— Кооператив — это не советская власть, уж я это знаю. Поверьте мне.
И тут у меня вырвалось:
— Да, я знаю, читал. Это ужас — все ваши квартирные перипетии.
Наступила гробовая тишина. Я понял, что облажался и теперь меня либо в Сибирь, либо еще куда. В общем, ужас. И тут он начинает истерически хохотать. Я не выдержал — и тоже. До слез. И сквозь этот смех он тычет пальцем в потолок и говорит:
— А вы знаете, я там такой герой, им всем это так нравится!
Ничего история? Советская такая.
Примерно через год, когда я узнал, что кое-кто иногда выезжает с женами на гастроли, я снова обратился к Иванько. Он сказал, что рассмотрит:
— Сейчас невозможно сразу, а вот через раз, когда еще куда-нибудь поедешь…
Я назвал Сиену. Он сказал:
— Вот и хорошо, пусть в Италию.
Это было, наверное, лет семнадцать назад.
Получилось так, что я приехал в Сиену преподавать в Академии Киджана не из Москвы. Жду Наташу, а она не едет ко мне, дело тормозится. И потекли дни, которые состояли из того, что я просыпался, звонил в министерство, завтракал, опять звонил в министерство, уходил преподавать в академию, возвращался — звонил. Но Иванько то на совещании, то сейчас не может… Должен отметить, что иногда он все-таки брал трубку, мы с ним говорили. Он опять обещал — сделаю, не волнуйся.
В результате Наташе стали оформлять визу. А после Сиены у меня были гастроли в Финляндии, на фестивале в Кухмо, без заезда в Москву. Проходил день за днем, из двух недель в Сиене осталась уже одна. Он говорил — да-да-да, все будет в порядке, раз обещал — сделаю. И вот в одном телефонном разговоре с Наташей выясняется, что она в Италию никак не успевает, потому что ей сообщили, что нет разрешения на выезд (тогда была система двух виз — одна въездная, другая выездная).
Я предупредил своего приятеля Сеппо Киманена, хозяина фестиваля в Кухмо, чтобы он на меня не обижался, но, если ее не выпустят, он должен быть готов к тому, что я не приеду. Моя логика была проста: я не прошу выпустить жену в Италию, а прошу нас временно воссоединить, потому что давно гастролирую. И мне не важно, на какой территории мы встретимся с женой, — мы давно не виделись.
Кончилось все тем, что Наташа все-таки не приехала. У меня было два билета в разные направления. Я сдержал свое слово и вернулся в Москву, поехал тихо на дачу, которую мы снимали на лето. Дней через пять начался скандал — обнаружилось, что меня нет на фестивале. Тогда многие убегали, вот и решили в первый момент, что я тоже сбежал… Им ничего не оставалось, как легализовать выезд моей жены.
По Министерству культуры существовал особый список из пятидесяти представителей культуры, который возглавляли наши знаменитые люди типа Гилельса, Ойстраха и так далее. Предпоследним был Юрий Хатуевич Темирканов… В общем, я был вставлен в самый конец списка, и с тех пор моя жена могла со мной выезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45