Ставка фюрера еще надеялась, с одной стороны, на благоприятное развитие политической ситуации и, с другой, — на создание вскорости нового секретного оружия, надежды, по моим сведениям, абсолютно беспочвенные.
К июлю 1944 года положение стало откровенно угрожающим.
В первую неделю июня потрясающий удар русских смел нашу оборону на Восточном фронте. Центральная группа армий фактически перестала существовать. Более тридцати германских дивизий попали в плен! Невозможно даже представить себе, как разом мог сдаться весь мощный кулак армий. Повинен ли в этой катастрофе штаб Верховного командования? Или причиной стали усталость и падение духа в войсках? А на западе союзники, используя подавляющее превосходство в вооружении, неотвратимо приближались к границам Германии. Нам оставалось только стиснуть зубы и продолжать борьбу у самого края пропасти. Честно говоря, тогда мы еще не считали свое поражение неизбежным.
20 июля 1944 года я должен был отправиться в Вену, где предстояло согласовать некоторые детали операции против Тито. И тут, словно гром среди ясного неба, пришло сообщение о неудачном, к счастью, покушении на Гитлера. Мои офицеры и я были буквально ошеломлены. Как такое могло произойти? Может, группе неприятеля удалось проникнуть на территорию ставки фюрера? Мы и предположить не могли, что бомбу подложил немец. Во всяком случае, раз Гитлер остался жив, я не видел никаких причин отменять поездку.
В 6 часов вечера мы с Радлем приехали на Анхальтский вокзал, расположились в забронированном для нас купе и стали было готовиться ко сну. Но на станции Лихтерфельде, что на самом краю Берлинского округа, с платформы донеслись крики:
— Майор Скорцени! Майор Скорцени! Я выглянул в окно и, увидев бегущего вдоль состава и орущего во все горло офицера, махнул ему рукой. Совершенно запыхавшийся, он вскоре оказался в нашем купе.
— Господин майор, вам следует немедленно вернуться! Приказ сверху! Покушение на фюрера вызвало путч. Я недоверчиво пожал плечами.
— Видите ли, это непросто. За срыв задания кто-нибудь может поплатиться головой. Тем не менее.., я возвращаюсь. Радль! Поедете в Вену и начнете переговоры. Я присоединюсь к вам завтра.
Мы направились в Главный штаб войск СС, и по дороге офицер сообщил скудные сведения, которыми располагал. Получалось, что имел место настоящий заговор, инициированный группой высших офицеров и генералов. К Берлину якобы шел бронепоезд, но никто не знал намерений его командиров. Я никогда не принимал на веру непроверенные и неконкретные сведения, считая их не более чем болтовней.
Шелленберг, ставший бригаденфюрером СС, сразу принял меня и сообщил некоторые подробности. По его словам, штаб переворота находился на Бендлерштрассе, иначе говоря, в министерстве внутренних войск (эти войска контролировали территорию Германии, Чехословакии, Польши, Эльзаса и прочие). Шелленберг был очень бледен и чрезвычайно встревожен. Буквально под его рукой на письменном столе лежал огромный револьвер.
— Ситуация неясна и чревата опасностями, — заключил он. — Во всяком случае, если они доберутся сюда, будем защищаться. Я уже раздал всем пистолеты-пулеметы. Не могли бы вы поскорее прислать из вашей команды специалиста по обороне зданий?
Но в суете я совершенно забыл предупредить свою группу. К несчастью, телефонная связь работала с перебоями. В конце концов мне удалось связаться с Фриденталем и вызвать капитана Фолькерсама.
— Немедленно объявите в батальоне тревогу. Капитан Фукер примет командование и будет действовать в соответствии с приказами, полученными от меня лично. Первую роту немедленно направить в штаб СС, где я сейчас и нахожусь. Вы вместе с аспирантом Остафелем, который нужен мне в качестве адъютанта, садитесь в бронеавтомобиль и на полной скорости мчитесь сюда.
Повесив трубку, я повернулся к Шелленбергу.
— По-моему, — сказал я, — следует разоружить ваших сотрудников: меня пронизывает страх, когда ваши чинуши при мне размахивают пистолетами. Именно так я и поступлю, ибо внутри этого склепа не стоит играть с оружием. Если же «они» появятся здесь до прибытия моей роты, вам лучше бежать, поскольку таким пистолетом вы не внушите им уважения к своей персоне.
Я предоставил ему бороться со своими сомнениями и вышел на улицу. С лихорадочным нетерпением я ждал Фолькерсама и Остафеля, которые, четко выполняя приказ, уже через полчаса показались вдали в облаке пыли. Я решил своими глазами посмотреть на происходящее в Берлине. Фолькерсам остался в штабе СС, и я пообещал время от времени выходить с ним на связь. Как жаль, что мы не имели в то время портативных радиопередатчиков «токиуоки», которыми пользовались американцы!
Вскочив в машину, я на предельной скорости поехал в район правительственных учреждений, но там оказалось совершенно спокойно. Затем отправился к площади Фербеллин, где находился штаб генерала бронетанковых войск Болбринкера, с которым я был знаком. Здесь улицы имели вид не столь мирный: широкий проспект, ведущий к площади, перегородили два огромных танка. Узнав меня, танкисты позволили проехать дальше. Становилось очевидным, что «мятеж» оказался менее серьезным, чем думалось Шелленбергу. Генерал Болбринкер немедленно принял меня. Он не был слюнтяем и сразу решительно потребовал от руководства распоряжений. По приказу главнокомандующего внутренними войсками он вызвал в Берлин бронетанковые части из Вюнсдорфа и сконцентрировал их возле своего штаба, чтобы находились под рукой. Теперь он ждал дальнейшего развития событий.
— Впредь, — заявил генерал, — я не собираюсь исполнять чьих-либо указаний, кроме инспектора бронетанковых войск, то есть буду подчиняться только лично генералу Гудериану. В этом хаосе сам дьявол не разберется. К примеру, требуют, чтобы я с помощью своих армейских частей взял под контроль берлинские казармы войск СС. Что вы об этом думаете, Скорцени?
— Поразительно! В данном случае речь идет отнюдь не об обычной войне. Думаю, следовать такому приказу безрассудно. Если желаете, мой генерал, я могу съездить к казармам на Лихтерфельде и посмотреть, что там происходит. Я позвоню вам прямо из казарм. На мой взгляд, прежде всего нам следует сохранять хладнокровие.
С видимым облегчением генерал принял мое предложение, и я уехал. В Лихтерфельде, в моих прежних казармах, все было тихо, хотя и резервный батальон, и другие подразделения находились в состоянии готовности. После короткой и содержательной беседы с генерал-лейтенантом, стоявшим во главе этих частей, я настойчиво просил его сохранять благоразумие, то есть воздерживаться от выполнения приказов, откуда бы они ни исходили. Потом я связался с генералом Болбринкером и сообщил, что войска СС не покинут своих казарм. Наконец, я соединился по телефону с Фолькерсамом, который доложил о прибытии нашей роты, и приказал ему взять на себя непосредственное руководство обороной штаба СС.
Только теперь я мог относительно спокойно подумать и оценить ситуацию. Откровенно говоря, отнюдь не все было понятно. По-видимому, приказ главнокомандующего внутренними войсками о приведении в состояние повышенной боевой готовности был отдан еще до полудня. А потом вследствие быстрого проведения крупномасштабных приготовлений, принятия различных мер и контрмер выявилась несогласованность отдельных деталей общего плана, кое-где возникла неразбериха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54