* * *
Наконец-то закончились экзамены у Тани. Она получила серебряную медаль. На выпускном вечере, где окончившим школу в торжественной обстановке вручались аттестаты зрелости, выступила и я с небольшой речью. Поблагодарила школу, учителей за то, что они много сил отдали нашим детям, выразила надежду, что все питомцы школы найдут свою верную дорогу в жизни и будут достойными гражданами своего отечества, и закончила речь так:
– У нас с мужем, как в русской народной сказке, три дочери. Так вот, если первые две дочери – серебряные, то третья дочь пусть будет золотой!
Все засмеялись и проводили меня аплодисментами. Я не обмолвилась, назвав старших дочерей «серебряными»: ведь Лида тоже закончила школу с серебряной медалью. Теперь остаётся только пожелать, чтобы сбылось моё пророчество в отношении Оли.
Домой мы возвращаемся в приподнятом настроении. Таня, сияющая, идёт между мною и отцом. В руках у неё огромный букет белой сирени, в который она то и дело погружает разгорячённое лицо.
– Ух, хорошо! – со счастливой улыбкой говорит она. И это «хорошо» относится и к запаху сирени, который кружит голову, и к тому, что экзамены позади и впереди открыта широкая дорога в будущее; относится, может быть, и к Володе Добрушину, вручившему этот букет.
Таню и дома не оставляет это взволнованное состояние счастья. В белом платье, надетом ею для выпускного ве чера, она ходит по комнате и строит планы на будущее. Сообщив о том, что её подруга Катя едет в Московский университет на биологический факультет, она вдруг говорит задорно:
– А почему бы и мне не поехать в МГУ? Разве плохо быть геоботаником? Те же экспедиции, та же полевая исследовательская работа… Уж если ты, мама, не разрешаешь мне быть геологом, то против геоботаники, надеюсь, не будешь возражать?
– Да, геоботаником неплохо быть, – говорю я. – По крайней мере полгода будешь сидеть на месте, разбирать свои гербарии…
– Ура! Решено. Еду в Московский университет! – Таня звонко чмокает меня в щеку.
Иван Николаевич хмурится. Ему определённо не нравится ни легкомыслие Тани, ни моё потворство этому легкомыслию.
– Сомневаюсь, чтобы тебя приняли в Московский университет, – говорит он. – Пустая затея…
– А почему же Катя едет?
– Потому что у Кати золотая медаль, а у тебя серебряная! – резко, точно вымещая свою досаду, говорит Иван Николаевич и добавляет уже мягче. – Надо реальней смотреть на вещи… А тебе удивляюсь, твоей наивности…
Последнее относится уже ко мне.
Поникнув, Таня медленно выходит из комнаты. Мне до боли жаль становится её, и я обрушиваюсь на мужа с упрёками:
– Зачем ты обидел девочку?! Не было никакой медали, говорили: «Хоть бы серебряную получила!» Получила серебряную: «Почему не золотая?!» Совсем как в сказке о золотой рыбке. Таня могла вообще не получить никакой медали. Вспомни, как она училась в седьмом клас со! И сколько упорства, настойчивости, усилий приложила она, чтобы наверстать упущенное! Она счастлива была, а ты отравил ей радость!
Иван Николаевич молчит пристыженный. Он сознаёт, что на сей раз я права, не стоило обижать девочку. Не сам ли он ещё недавно говорил: «Никто в доме не занимается столько, сколько Таня. Как ни проснёшься ночью, она все над книгой!».
Недаром в аттестате Тани лишь одна «четвёрка», да и получена-то была эта «четвёрка» в седьмом классе, по всем же остальным предметам стоят круглые «пятёрки». С таким аттестатом не стыдно поехать и в Москву…
– Да я ничего не имею против Москвы, – оправдываясь, говорит Иван Николаевич. – Я только не уверен, что её примут в МГУ. Не надо забывать, что это Московский университет! Университет, где учились Герцен, Огарёв, Белинский…
– Ну и что же из этого? Кроме Герцена, Белинского, Огарёва, там учились тысячи обыкновенных юношей и девушек, учатся и сейчас. Конечно, это ко многому обязывает… Иди, успокой Таню. Плачет, наверное….
Иван Николаевич уходит к Тане, а когда через несколько минут и я вхожу в комнату девочек, я застаю такую картину: Таня лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Иван Николаевич сидит возле неё на краешке кровати. Он смущённо улыбается, в руках у него справочник для поступающих в вуз.
– Таня! А может быть, в химико-технологический институт? – мягко спрашивает он. – Здесь даже два института указаны: тонкой и цветной металлургии…
Таня в знак протеста мотает головой. Её лёгкие, пушистые волосы растрепались, лицо раскраснелось от слёз, но она больше не плачет, а только время от времени глубоко вздыхает. Иван Николаевич продолжает перечис лять вузы, но ни один из них не привлекает Таню. Её решение поступить в Московский университет непреклонно. Решаем отправить документы в Москву, на географический факультет университета.
Если Таня понятна мне в своём упорстве, то Иван Николаевич, признаться, удивил меня. Вот уж не думала я, что будет он держать в руках справочник и гадать с Таней, какой вуз ей выбрать! А давно ли он сам возмущался ею? Такая непоследовательность не в характере Ивана Николаевича. Но, видно, он очень любит Таню, беспокоится о её будущем, потому-то так безоговорочно и сдал свои позиции.
Вообще я заметила, что легче всего рассуждать отвлечённо. Но когда дело коснётся твоего собственного ребёнка, вся логика летит вверх тормашками. Не потому ли оказываются зачастую неприемлемыми общие рецепты воспитания, когда дело идёт о каждом отдельном случае? Вот я смотрю в окно. Вижу толпы людей больших и маленьких. Взрослых и детей. И каждый из них воспитывался или воспитывается по-своему. Взрослые когда-то были детьми, у теперешних детей будут дети. Сколько человек на земном шаре, столько же обстоятельств, характеров, судеб…
* * *
Документы Тани отправлены в Москву, и мы какое-то время чувствуем себя именинниками – груз сомнений сброшен! Но меня нет-нет да и засосёт червячок сомнения: правильно ли поступила Таня, избрав географический факультет? Уж очень скоропалительным был этот её выбор!
На память приходят слова Пришвина из его письма к Горькому, где он пишет, что добрая половина людей несчастна потому, что вынуждена ради заработка заниматься одним делом, а для души – другим. И очень редко бывает, когда оба эти дела совпадают, – тогда рождается художник.
У нашей знакомой сын – адвокат. Это его специальность, его «кусок хлеба». Душа же его принадлежит радиотехнике. Целые ночи напролёт сидит он, разбираясь в чертежах и схемах, монтируя приёмники. И мать, видя, каким счастьем светится лицо сына, когда он с паяльником в одной руке и деталью в другой пытается припаять эту деталь куда надо, терзается сомнениями, правильно ли выбрал сын свой жизненный путь. Не сделала ли она сама ошибки, посоветовав ему избрать юридический институт, так как сюда было больше шансов попасть после десятилетки?
– Впору все начинать сначала, – с горечью говорит она, – поступать в технический… Но ведь ему уже за тридцать, у него семья…
И Лида меня беспокоит. Правда, с анатомией она справилась и остальные экзамены сдала успешно. Но как быть с ней дальше? Переводить ли её на литературный факультет или подождать? Иван Николаевич за то, чтобы подождать.
– Посмотрим, что будет после летней практики, – говорит он.
На практику он направил Лиду в экспедицию противочумников. И Лида, сдав экзамены досрочно, укатила в Бухару, в город сказок из «Тысячи и одной ночи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61