.. Но стена не
Уступает ему белизной, по которой рукой проведя ¦
Спрашиваешь себя: в тонком сочленении бытия, то есть,
Пространства и буквы, живущей будто зима, точно метель,
Вдоль свечей несущая бережно свое раздвоение, кольца
которой слух оттеняют.
В собственном определяя иное и только.
Какие образы продолжают роенье? В глазах трава,
Как дожди, меняющие направление сил,
И чрезмерная тяжесть птицы в пристальном переломе
Ежемгновенного изменения над песчаной мелью,
Не предполагающая в этом периоде речи
Даже предвосхищенья блаженного завершения.
Но ¦ потом о лунах и лунных тенях.
О камнях строгих покуда только.
* * *
Вода настигает повсюду ¦ из-за деревьев,
из-за затылка,
Из глаз к зренью близится, будто вспять (речитативом). Но
речь вовсе не о прозрачности или же об уроках,
Которые постигают, наблюдая, как тело,
прощаясь с телом ¦
Пытается удержать значения прошлого в каждом движении.
Кто постиг равновесие,
знает ночи, когда очертания не совпадают
Вещей с ними самими ¦ есть они то,
что собой представляют, ¦ но что? в чем? ¦
Завершившие тяжбу свою с пустотой
¦ с тем, откуда они возникали.
Деление, перенесение свойств,
снов крупнозернистые маски,
Сохранившие мгновения истлевшие
лиц ¦ все прекрасней их казни.
Можно припомнить курганы ¦
Когда земля открывала ожиданию оболочки,
и они звенели неизмеримо тихо,
будто воздух полынный переносил скарабеев огненно-полых.
Жаворонок
был совершенно один в устройстве неба, существовавшем
задолго до возникновения чисел.
Въедалось бабочки черное пламя
над маковой каплей, ползущей по глине,
в щели между словами.
Однако, это и есть остановка. Правильнее ¦ прекращенье,
поскольку ничто не желает своего продолженья
в ином, повиснув на паутине
разъятия, ¦ не принадлежащее в этот миг двум мирам.
Что видишь? Не торопясь и отчетливо: что ты видишь вокруг?
Вода подступает к порогу,
который дыханьем твоим обозначен?
Словно сухая солома в жерновах бесноватых,
на слуху шуршит вопрошанье.
Спрашивай и отвечай.
Либо не делай ни первого, ни второго.
* * *
1.
Начало ¦ только очевидное возвращение к поражению.
Горсть песка, летящая в воду,
горсть воды, проливаемая в песок
оставляют легчайшую ссадину единицы,
эхо алгебры, расцветающее в зрачке:
точно хвоей тронуты морозные своды дыхания.
Окись крови от первого к следующему,
когда предыдущее всегда остается первым.
Темный воздух воображения.
В янтарных детских телах своевольные рыбы
идут косяками к южному полюсу,
Числа немотствуют в царствах шиповника,
в суставах зрачков, полных отзвуков света,
в кронах оставшихся ртутных пернатых.
Не ведают утомления.
Однако, сколь зеркально-свежа ты весной, когда чернеют
огни параллельно
и пена, вылеплена случайно во впадинах тени, соединяет
в себе дым, фосфор,
а также блуждающие фигуры металлов.
Только в такие часы приходит
сознание множества в единичном,
Именно в эти минуты
возвращаются, бывшие некогда
волшебным узором ковров, сновидения, ¦
в этом орнаменте терялись шаги отступавших ¦
кто отступал, кто уходил?.. помнишь ли их?
Вещи сужались в себе,
чтобы восстать на краю гигантского зеркального поля,
оцепеневшего,
прозрачного, как фонарь океана, -
плато Арктического сияния, повторенного тысечекрат
громом сражений
солнц угрюмых с сонмами солнц,
таких же (с первого взгляда),
но разницу между ними трудней уловить,
а те, кто, как рыбы
ушли на дно янтаря, те, кто оделись воздухом черным,
те скрылись из вида, ведомые братьями Маркс ¦
на пороге которого едва ли вспомнишь о детях,
плывущих в себе, нескончаемых,
в обнимку с изумрудными рыбами к воротам,
где немота настигает блаженная трижды в спиралях страниц,
накрываемых полотном метущей пустыни.
2.
И все же опять помедли: фотография;
сзади уснувшие блики:
реки толкований пчелиных на устах
ослепительных сумерек,
на кровельных срезах стрекозья дремота лучей,
Любимые лица в одном,
сочетаньем, ¦ или во многих проступает одно
(редукция ¦ только фигура повествования, ни свойств,
ни примет, одни примечания, сноски ),
но, что величием дарит в расточеньи желания
распад нескольких слов?
Смолисто-кислая медь
отвесна стволов, ¦ некий гул их читает и пестует,
точно сознание, исподволь вещь
извлекая из ее же силков.
А потом времен года перелом наступает, паденье погоды,
непостижимые карт изменения в рощах,
охваченных пламенем пагод -
словно со сна воссияет осиная осень Китая
- донышком битой бутылки, с изнанки пьесы про чаек.
Будто мгновенье тому они прошли по дороге,
казалось, что можно вполне силуэты их различить
и то, о чем говорят.
Но теперь только ветви колышутся, путая все и сбивая,
И полыньи бирюзовые окон стоят в полыньях.
Отсутствие полно собой.
Как бы льдом, или тьмой, но иной, безусловно, чем та,
которой нас обучали в реченьи, начиная с конца.
Между тем, в скольких пейзажах мы постепенно терялись,
И превращались беструдно в то, что потом неизвестные нам
между вдохом и выдохом сводят к местоимению "они" ¦
беспредельное:
не имеющее родовых средостений,
растущее, как кристалл при луне.
Те, кто только что были.
Однако, как ни старайся, сколько зрачок ни томи ¦
Только светлые пятна бегут: рябь, фотография, стены.
Многие принимались затем
за изучение законов истории. Вещь
совлечь с ее отпечатком, найти сухожилия наклонений,
повелевавших быть бытию,
постигая, как рассматривает время себя,
склоняясь ниже и ниже,
покуда не исчезает в самом совпадении
(здесь уменьшение сознания
достигает разрыва вселенной).
И, несоменно, ветер снаружи приникает щекой
к теплым плодам.
Новые персонажи. Новые линии снега.
Какие-то на севере облака.
... лишь часть того, что целым не было никогда.
* * *
"Этого не было..." Кто произнес?
Где "я" уступило позицию
"ему" или "ей"? На границе стекла, пшеницы
и спирта -
ярость петушиного гребня.
Кто сказал, что открыто окно,
что открыто условие
явления пейзажа? Вопросов длинные вечера
заплетены в гибкие петли
птичьих таяний ¦ сеть потаенная
воздушных растений, растянутых
над империей букв:
песчаные литеры вихри несут океана.
Пейзаж разрастется в круге делений,
как бог, ¦ наподобие земляники,
меркнущей на языке, ¦
зрение делится на значение и онемевший
остаток того, что оседает уступкой
образу в сфере прозрачной материи.
Стекает камедь по границе стекла
осеннего дня. Приближаясь. Перерастая.
Сверкающий коготь
в туман отступающих льнов.
Ненастные разговоры цыган,
Будто тихие взрывы укропа или ¦ озера
черная ясность в кости сомкнутых раковин
спящих в устье равнин. Но
одностороннее, как фортепианная музыка,
слышится антрацитовое горение ульев мертвых,
исполненных в себя опрокинутым временем.
* * *
Холод небес и земли встречаются в зените ветра,
Падающего отвесно к зрачку повисшей
в букве пейзажа буквальной птицы.
Мороз ее одевает в панцирь пристальности до слезы,
В бирюзу отдаления, в пряди иссохших высот, и
Видит тогда стоящий в иглах финских болот
Воспаренье месяца над заливом, как над золотом карт Таро.
1 2 3 4 5 6 7 8
Уступает ему белизной, по которой рукой проведя ¦
Спрашиваешь себя: в тонком сочленении бытия, то есть,
Пространства и буквы, живущей будто зима, точно метель,
Вдоль свечей несущая бережно свое раздвоение, кольца
которой слух оттеняют.
В собственном определяя иное и только.
Какие образы продолжают роенье? В глазах трава,
Как дожди, меняющие направление сил,
И чрезмерная тяжесть птицы в пристальном переломе
Ежемгновенного изменения над песчаной мелью,
Не предполагающая в этом периоде речи
Даже предвосхищенья блаженного завершения.
Но ¦ потом о лунах и лунных тенях.
О камнях строгих покуда только.
* * *
Вода настигает повсюду ¦ из-за деревьев,
из-за затылка,
Из глаз к зренью близится, будто вспять (речитативом). Но
речь вовсе не о прозрачности или же об уроках,
Которые постигают, наблюдая, как тело,
прощаясь с телом ¦
Пытается удержать значения прошлого в каждом движении.
Кто постиг равновесие,
знает ночи, когда очертания не совпадают
Вещей с ними самими ¦ есть они то,
что собой представляют, ¦ но что? в чем? ¦
Завершившие тяжбу свою с пустотой
¦ с тем, откуда они возникали.
Деление, перенесение свойств,
снов крупнозернистые маски,
Сохранившие мгновения истлевшие
лиц ¦ все прекрасней их казни.
Можно припомнить курганы ¦
Когда земля открывала ожиданию оболочки,
и они звенели неизмеримо тихо,
будто воздух полынный переносил скарабеев огненно-полых.
Жаворонок
был совершенно один в устройстве неба, существовавшем
задолго до возникновения чисел.
Въедалось бабочки черное пламя
над маковой каплей, ползущей по глине,
в щели между словами.
Однако, это и есть остановка. Правильнее ¦ прекращенье,
поскольку ничто не желает своего продолженья
в ином, повиснув на паутине
разъятия, ¦ не принадлежащее в этот миг двум мирам.
Что видишь? Не торопясь и отчетливо: что ты видишь вокруг?
Вода подступает к порогу,
который дыханьем твоим обозначен?
Словно сухая солома в жерновах бесноватых,
на слуху шуршит вопрошанье.
Спрашивай и отвечай.
Либо не делай ни первого, ни второго.
* * *
1.
Начало ¦ только очевидное возвращение к поражению.
Горсть песка, летящая в воду,
горсть воды, проливаемая в песок
оставляют легчайшую ссадину единицы,
эхо алгебры, расцветающее в зрачке:
точно хвоей тронуты морозные своды дыхания.
Окись крови от первого к следующему,
когда предыдущее всегда остается первым.
Темный воздух воображения.
В янтарных детских телах своевольные рыбы
идут косяками к южному полюсу,
Числа немотствуют в царствах шиповника,
в суставах зрачков, полных отзвуков света,
в кронах оставшихся ртутных пернатых.
Не ведают утомления.
Однако, сколь зеркально-свежа ты весной, когда чернеют
огни параллельно
и пена, вылеплена случайно во впадинах тени, соединяет
в себе дым, фосфор,
а также блуждающие фигуры металлов.
Только в такие часы приходит
сознание множества в единичном,
Именно в эти минуты
возвращаются, бывшие некогда
волшебным узором ковров, сновидения, ¦
в этом орнаменте терялись шаги отступавших ¦
кто отступал, кто уходил?.. помнишь ли их?
Вещи сужались в себе,
чтобы восстать на краю гигантского зеркального поля,
оцепеневшего,
прозрачного, как фонарь океана, -
плато Арктического сияния, повторенного тысечекрат
громом сражений
солнц угрюмых с сонмами солнц,
таких же (с первого взгляда),
но разницу между ними трудней уловить,
а те, кто, как рыбы
ушли на дно янтаря, те, кто оделись воздухом черным,
те скрылись из вида, ведомые братьями Маркс ¦
на пороге которого едва ли вспомнишь о детях,
плывущих в себе, нескончаемых,
в обнимку с изумрудными рыбами к воротам,
где немота настигает блаженная трижды в спиралях страниц,
накрываемых полотном метущей пустыни.
2.
И все же опять помедли: фотография;
сзади уснувшие блики:
реки толкований пчелиных на устах
ослепительных сумерек,
на кровельных срезах стрекозья дремота лучей,
Любимые лица в одном,
сочетаньем, ¦ или во многих проступает одно
(редукция ¦ только фигура повествования, ни свойств,
ни примет, одни примечания, сноски ),
но, что величием дарит в расточеньи желания
распад нескольких слов?
Смолисто-кислая медь
отвесна стволов, ¦ некий гул их читает и пестует,
точно сознание, исподволь вещь
извлекая из ее же силков.
А потом времен года перелом наступает, паденье погоды,
непостижимые карт изменения в рощах,
охваченных пламенем пагод -
словно со сна воссияет осиная осень Китая
- донышком битой бутылки, с изнанки пьесы про чаек.
Будто мгновенье тому они прошли по дороге,
казалось, что можно вполне силуэты их различить
и то, о чем говорят.
Но теперь только ветви колышутся, путая все и сбивая,
И полыньи бирюзовые окон стоят в полыньях.
Отсутствие полно собой.
Как бы льдом, или тьмой, но иной, безусловно, чем та,
которой нас обучали в реченьи, начиная с конца.
Между тем, в скольких пейзажах мы постепенно терялись,
И превращались беструдно в то, что потом неизвестные нам
между вдохом и выдохом сводят к местоимению "они" ¦
беспредельное:
не имеющее родовых средостений,
растущее, как кристалл при луне.
Те, кто только что были.
Однако, как ни старайся, сколько зрачок ни томи ¦
Только светлые пятна бегут: рябь, фотография, стены.
Многие принимались затем
за изучение законов истории. Вещь
совлечь с ее отпечатком, найти сухожилия наклонений,
повелевавших быть бытию,
постигая, как рассматривает время себя,
склоняясь ниже и ниже,
покуда не исчезает в самом совпадении
(здесь уменьшение сознания
достигает разрыва вселенной).
И, несоменно, ветер снаружи приникает щекой
к теплым плодам.
Новые персонажи. Новые линии снега.
Какие-то на севере облака.
... лишь часть того, что целым не было никогда.
* * *
"Этого не было..." Кто произнес?
Где "я" уступило позицию
"ему" или "ей"? На границе стекла, пшеницы
и спирта -
ярость петушиного гребня.
Кто сказал, что открыто окно,
что открыто условие
явления пейзажа? Вопросов длинные вечера
заплетены в гибкие петли
птичьих таяний ¦ сеть потаенная
воздушных растений, растянутых
над империей букв:
песчаные литеры вихри несут океана.
Пейзаж разрастется в круге делений,
как бог, ¦ наподобие земляники,
меркнущей на языке, ¦
зрение делится на значение и онемевший
остаток того, что оседает уступкой
образу в сфере прозрачной материи.
Стекает камедь по границе стекла
осеннего дня. Приближаясь. Перерастая.
Сверкающий коготь
в туман отступающих льнов.
Ненастные разговоры цыган,
Будто тихие взрывы укропа или ¦ озера
черная ясность в кости сомкнутых раковин
спящих в устье равнин. Но
одностороннее, как фортепианная музыка,
слышится антрацитовое горение ульев мертвых,
исполненных в себя опрокинутым временем.
* * *
Холод небес и земли встречаются в зените ветра,
Падающего отвесно к зрачку повисшей
в букве пейзажа буквальной птицы.
Мороз ее одевает в панцирь пристальности до слезы,
В бирюзу отдаления, в пряди иссохших высот, и
Видит тогда стоящий в иглах финских болот
Воспаренье месяца над заливом, как над золотом карт Таро.
1 2 3 4 5 6 7 8