Птица видит множество траекторий, избирая их,
она движется
от одной к другой ¦ мы это знаем, с нас довольно.
Пунктиры перескают углы Юга и Севера.
Птица догадывается,
Что у нее есть имя, оно занесено в словари, ¦
Занесенные небом, в сугробах значений сияют арфы скелетов,
Подобно умным камням,
когда к проточной воде наклониться.
Утром золу выгребая из печки и, высыпая ее за сараем,
в снег,
Повторяешь множество простых вещей по порядку,
Но простота делает вещь ¦ ничьей.





* * *
Медлит эта же птица, роняя крик
(приводя тем самым холмы в движенье;
и облака гонят передо собою тени),
скользнуть по склонам высот вверх ¦
как в черный родник снег отрясает ветвь.
Изогнуто проходя сквозь центр.
Или же некой задачи решение
о соотношеньи длительности и света,
луча и смятения в преломлении?
Опрокинута чаша эхо.
Но земля дрожит, принимая ток нисходящий ¦
остаток силы вспять идущей ¦
полня сны трав виденьем дождей. Просты,
иногда отвесны, как стены. Иногда
как алфавит, бессмысленны в настоянии.
Однако пусто небо, привычно и непреклонно.
Сух, бел блеск изнанки век,
нежно очертания передвигая вещей
в масштабе знания,
под стать прикосновению мела
В игре, стирающей описания того,
как она в забвении совершенна,
того, что твои губы ничего не оставляют моим.










* * *

В низовьях страничного зеркала
вся недоверчивость (сужение вдоха,
артерии, как у виска локоть, или же
коршун у произвольного поворота сонной медью)
в беззвучье сведена чтеньем.
Предвосхищенье.
В биеньи частичного таянья ¦ ожог, возможно,
влаги касанье, ось листа искривлявшего
в совершенстве падения,
вертикального.
Прекращая разговоры о тайнах природы, обидах странных,
тщательно день начинаем с мытья вчерашней посуды.
Но даже в эти часы не вспоминает никто,
чем кончилось дело о краже пивных бутылок
на Пискаревском проспекте у переезда.
Квартал ветшал день ото дня, но появлялись новые здания.
Я торговал стеклом и шнурками на рынке.
Замирало биенье ртутное любовных посланий.
Мне помогало знание нескольких песен и улиц,
то, как они в круженьи сменяли друг друга.
Огни иногда загорались над крышами. Отцы двоились.
Лиловые тени начинали свое восхожденье к глазам.
Однако в коротком замыкании небесных тел
исчезали все контуры,
гарью Эриний дышали на нас пустыри,
украдкой, однако настойчиво искали мы там монеты, ключи,
номера телефонов, мелкие кости, чтобы
невнятно произнести монолог орнитологов,
суть которого была неважна.
"Зеркало" уходило из словесного обихода.
В местах, которое оно занимало,
запах царил, похожий на тот,
который вдыхаешь, посещая дома,
где никто не живет, или ¦ истлели и существуют,
подобно зиянью Тенара. Последние спазмы Ахилла,
тяжкий агонии труд и муравьев океаны,
в которых захлебнулись долины,
по колено в которых, ¦ "пойдем же, пора",
зная несколько песен тупых,
торговцы шнурками и спиртом, полупамятью, полуумом,
восходя на сваленные в груду заборы,
которые девки не медля запалят.
Не то, чтобы были костры... ¦ несколько спичек, окурки,
рассвет, мавзолеи небес
и мазут под ногами.
Уверенность имела под собой основания, как пот.
Под стать кристаллам на наших губах,
когда они нарастали, как иней чужого наречья,
как виноград, забытый однажды и хлынувший к морю потом.
Когда это было? О чем говорят дневники?
В высотах двойных. О нашествии птиц деревянных.
Однако сквозило в то же окно ветром сухим.
Кварц сияющий, песок голубиный.
Нарушение хода событий и что-то еще смещало значенья.
Не доверяя богам и их рассужденью о смерти.
(еще рука ощущала тонкую ложь соседней руки),
Мыслить системно, с серебряной ложкой в руке.
1 Окраина зрачка: в провинции пустынной
- периферия зрения чиста
погрешностями, нежностью, смешеньем.
Здесь облик имет то, что без лица ¦
что есть и было формулой смещенья.
Здесь вспыхивают сходства,
точно в зной листва
и синевы налет на зелени слабее.
Глаза молчат. Но скорость, как кремень
горючих солнц, как небо наизнанку ¦
в движении движенья паутинном
доединична и заснежена, как свет,
что тьмою освещен, взошедшею к зениту.
25


1 2 3 4 5 6 7 8