Она не была готова к той буре чувств, которую он в ней пробудил. Она осталась той же, осталась самой собой, и все же что-то изменилось в ней. Казалось, что из нее вынули какую-то жизненно важную часть и заново ее переделали, изъяв из нее нечто существенное.
– Что с тобой, chere? У тебя болит голова?
В голосе мадам Розы, вошедшей в комнату, звучало беспокойство. Как обычно, она была в черном, хотя сейчас этот цвет смягчался блеском великолепных аметистов и бриллиантов, сверкавших у нее на шее, в ушах и на обеих руках. В руках была мягкая шерстяная черная шаль. Она выглядела спокойной и как-то особенно, по-французски изысканной, хотя в глубине ее глаз проглядывала озабоченность.
Опустив руки, Аня попыталась успокаивающе улыбнуться.
– Немного.
– Хочешь, я велю принести стаканчик настойки из апельсиновых цветов? С головной болью лучше справляться до того, как она усилится.
– Нет, нет, все будет в порядке. Наверное, я просто проголодалась.
– Вполне возможно, ты очень мало ела сегодня днем. – Мадам Роза бросила взгляд на каминные часы. – Неужели уже столько времени? Нам нужно поскорее садиться за обед, если мы собираемся попасть в театр к началу.
Театральные представления в Новом Орлеане были очень длинными. Они начинались в семь и продолжались вместе с фарсом или другим легким развлечением, которое следовало за главным спектаклем, почти до полуночи. Поэтому прежде чем отправиться в театр, все обычно устраивали легкий обед, а затем, вернувшись из театра, принимались за более изысканный ужин.
– Гаспар и Муррей будут обедать с нами? – спросила Аня, не потому, что это ее так интересовало, а просто чтобы что-то сказать.
– Гаспар будет сопровождать нас в театр. Муррей занят. Он присоединится к нам в театре. – Мадам Роза направилась к кушетке и села. Анино вечернее платье из темно-синей тафты зашуршало, когда Аня прошлась по комнате. Она остановилась возле небольшого столика и взяла в руки стереоскоп, который лежал на нем. Она поднесла его к глазам и долго рассматривала внутреннее убранство Хрустального дворца в Лондоне с его пальмами и летающими внутри птицами. Положив стереоскоп на место, она подошла к небольшому пианино в углу и нажала на одну из клавиш, прислушиваясь к звуку, который медленно замирал в тишине комнаты. Она посмотрела на мачеху и снова отвела взгляд.
– Я думала о Равеле Дюральде, – сказала она с напускной небрежностью в голосе. – Скажите мне, каким он вам кажется?
– Я всегда думала о нем как о самом несчастном молодом человеке.
Аня метнула в сторону мадам Розы удивленный взгляд.
– Несчастном?
– Каком же еще, если он вынужден был стать затворником по милости своего эгоистичного до безумия отца, человека, который выставлял на всеобщее обозрение свою крайне далекую от идеальной семейную родословную? Затем еще его мать, весьма чувствительная женщина слабого здоровья. Жизнь в подобной семье наложила на него тяжелейшие обязательства, которые только усилились, когда он убил своего лучшего друга. Я жалею его всем сердцем.
– Он убил Жана!
– Но ты ведь не думаешь, что он сделал это намеренно или что он не переживает это, может быть, даже еще тяжелее, чем ты? Он так долго пытался избавиться от этого, найти забвение в путешествиях, войне, азартных играх, женщинах. Это невозможно, и после стольких лет он, должно быть, уже понял это. Болезнь матери вынуждает его оставаться в Новом Орлеане. Он не может больше скитаться по миру, чтобы забыть о случившемся, он должен попытаться сделать это, находясь здесь, где он родился.
– Сначала Эмиль защищал его, теперь вы. Это кажется мне странным.
– Порядочные люди одного круга стремятся защищать друг друга и присущие им привычки от людей посторонних: пятно на репутации одного из креолов ложится на всех. Не думай, что Эмиль равнодушно относится к смерти своего брата или что он простил человека, который стал причиной его смерти. Не стану утверждать, что мсье Дюральд тот человек, с которым хотелось бы поддерживать знакомство, хотя есть многие, особенно среди americains, кто не видит ничего в этом предосудительного.
– Не является несколько смешным это подчеркивание происхождения креолов, учитывая, что Новый Орлеан был основан солдатами и авантюристами?
Мадам Роза пожала плечами.
– Не я устанавливаю правила, я лишь следую им. Пытаться изменить что-либо трудно, да и очень утомительно.
Этот ответ был по крайней мере честен. Именно так, насколько Аня могла вспомнить, мадам Роза всегда относилась к жизни. Она была щедра, терпима и бесконечно любезна, но существовала черта, которую она не стала бы переходить, черта, за которой становилась велика вероятность того, что усилия превысят ожидаемый результат. Она не была эгоистична, но и не была гедонисткой, она стремилась сохранить равновесие.
– По правде говоря, сейчас уже может быть слишком поздно. Мсье Дюральд – гордый человек, который много страдал. Чувство обиды, если не за себя, то за мать, было бы сейчас вполне естественным. Даже если креольское общество и приняло бы его сейчас, он мог бы совершенно справедливо презирать его.
Конечно, это было возможно, Равель был горд.
– А что же Муррей? Вы позволили бы ему обручиться с Селестиной, и это при том, что как американец он должен был бы быть даже менее респектабельным, чем мсье Дюральд?
– Слава богу, эта семья состоит не только из креолов, и я свободна принимать тех, кто приятен лично мне. Кроме того, если ты простишь мне эти слова, chere, будучи женой американца, я и сама в течение нескольких лет уже не являлась creme de la creme . Я искупила свои грехи и вернула себе прежнюю репутацию, став вдовой! Забавно, не правда ли?
Их прерван шум остановившегося возле дома экипажа. Через несколько минут в комнату вошел Гаспар. Он отдал шляпу, тросточку и пелерину горничной и подошел к дамам своей элегантной, слегка семенящей походкой.
Он низко поклонился дамам, а затем, поправив полы фрака, сел возле мадам Розы. Произнеся все приличествующие случаю приветствия и комплименты, он перешел к вежливой и легкой беседе, которая требует большой искусности, но почти не требует мыслей.
Гаспар был облачен в черный фрак с шелковыми отворотами и пуговицами, обтянутыми шелком, и черные кашемировые брюки. Под фраком был серебристый муаровый жилет с вышитыми серебряными точками. На нем была накрахмаленная и отглаженная до сверкающего атласного блеска рубашка со стоячим воротничком, вокруг которого повязан двойным бантом серебристый шелковый галстук. Ботинки были из качественной кожи и с достаточно высокими каблуками, что добавляло их хозяину несколько сантиметров роста.
Гаспар всегда выглядел как совершенный образчик портновского искусства, так что Аня и Селестина часто обвиняли его в том, что он является тем самым мистером Приттибриджи . Это имя было придумано редактором луизианского «Курьера» для вымышленного джентльмена, который представлял в газете новости о модной мужской одежде. Гаспар воспринимал эти поддразнивания как комплимент или же с присущим ему блестящим тактом делал вид, что он воспринимает их именно так. Он был таким добродушным, таким внимательным к удобствам и благополучию мадам Розы, таким готовым к развлечению и в то же время настолько неосознающим, что в нем самом есть черты, которые могут показаться смешными, но Аня не могла не любить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Что с тобой, chere? У тебя болит голова?
В голосе мадам Розы, вошедшей в комнату, звучало беспокойство. Как обычно, она была в черном, хотя сейчас этот цвет смягчался блеском великолепных аметистов и бриллиантов, сверкавших у нее на шее, в ушах и на обеих руках. В руках была мягкая шерстяная черная шаль. Она выглядела спокойной и как-то особенно, по-французски изысканной, хотя в глубине ее глаз проглядывала озабоченность.
Опустив руки, Аня попыталась успокаивающе улыбнуться.
– Немного.
– Хочешь, я велю принести стаканчик настойки из апельсиновых цветов? С головной болью лучше справляться до того, как она усилится.
– Нет, нет, все будет в порядке. Наверное, я просто проголодалась.
– Вполне возможно, ты очень мало ела сегодня днем. – Мадам Роза бросила взгляд на каминные часы. – Неужели уже столько времени? Нам нужно поскорее садиться за обед, если мы собираемся попасть в театр к началу.
Театральные представления в Новом Орлеане были очень длинными. Они начинались в семь и продолжались вместе с фарсом или другим легким развлечением, которое следовало за главным спектаклем, почти до полуночи. Поэтому прежде чем отправиться в театр, все обычно устраивали легкий обед, а затем, вернувшись из театра, принимались за более изысканный ужин.
– Гаспар и Муррей будут обедать с нами? – спросила Аня, не потому, что это ее так интересовало, а просто чтобы что-то сказать.
– Гаспар будет сопровождать нас в театр. Муррей занят. Он присоединится к нам в театре. – Мадам Роза направилась к кушетке и села. Анино вечернее платье из темно-синей тафты зашуршало, когда Аня прошлась по комнате. Она остановилась возле небольшого столика и взяла в руки стереоскоп, который лежал на нем. Она поднесла его к глазам и долго рассматривала внутреннее убранство Хрустального дворца в Лондоне с его пальмами и летающими внутри птицами. Положив стереоскоп на место, она подошла к небольшому пианино в углу и нажала на одну из клавиш, прислушиваясь к звуку, который медленно замирал в тишине комнаты. Она посмотрела на мачеху и снова отвела взгляд.
– Я думала о Равеле Дюральде, – сказала она с напускной небрежностью в голосе. – Скажите мне, каким он вам кажется?
– Я всегда думала о нем как о самом несчастном молодом человеке.
Аня метнула в сторону мадам Розы удивленный взгляд.
– Несчастном?
– Каком же еще, если он вынужден был стать затворником по милости своего эгоистичного до безумия отца, человека, который выставлял на всеобщее обозрение свою крайне далекую от идеальной семейную родословную? Затем еще его мать, весьма чувствительная женщина слабого здоровья. Жизнь в подобной семье наложила на него тяжелейшие обязательства, которые только усилились, когда он убил своего лучшего друга. Я жалею его всем сердцем.
– Он убил Жана!
– Но ты ведь не думаешь, что он сделал это намеренно или что он не переживает это, может быть, даже еще тяжелее, чем ты? Он так долго пытался избавиться от этого, найти забвение в путешествиях, войне, азартных играх, женщинах. Это невозможно, и после стольких лет он, должно быть, уже понял это. Болезнь матери вынуждает его оставаться в Новом Орлеане. Он не может больше скитаться по миру, чтобы забыть о случившемся, он должен попытаться сделать это, находясь здесь, где он родился.
– Сначала Эмиль защищал его, теперь вы. Это кажется мне странным.
– Порядочные люди одного круга стремятся защищать друг друга и присущие им привычки от людей посторонних: пятно на репутации одного из креолов ложится на всех. Не думай, что Эмиль равнодушно относится к смерти своего брата или что он простил человека, который стал причиной его смерти. Не стану утверждать, что мсье Дюральд тот человек, с которым хотелось бы поддерживать знакомство, хотя есть многие, особенно среди americains, кто не видит ничего в этом предосудительного.
– Не является несколько смешным это подчеркивание происхождения креолов, учитывая, что Новый Орлеан был основан солдатами и авантюристами?
Мадам Роза пожала плечами.
– Не я устанавливаю правила, я лишь следую им. Пытаться изменить что-либо трудно, да и очень утомительно.
Этот ответ был по крайней мере честен. Именно так, насколько Аня могла вспомнить, мадам Роза всегда относилась к жизни. Она была щедра, терпима и бесконечно любезна, но существовала черта, которую она не стала бы переходить, черта, за которой становилась велика вероятность того, что усилия превысят ожидаемый результат. Она не была эгоистична, но и не была гедонисткой, она стремилась сохранить равновесие.
– По правде говоря, сейчас уже может быть слишком поздно. Мсье Дюральд – гордый человек, который много страдал. Чувство обиды, если не за себя, то за мать, было бы сейчас вполне естественным. Даже если креольское общество и приняло бы его сейчас, он мог бы совершенно справедливо презирать его.
Конечно, это было возможно, Равель был горд.
– А что же Муррей? Вы позволили бы ему обручиться с Селестиной, и это при том, что как американец он должен был бы быть даже менее респектабельным, чем мсье Дюральд?
– Слава богу, эта семья состоит не только из креолов, и я свободна принимать тех, кто приятен лично мне. Кроме того, если ты простишь мне эти слова, chere, будучи женой американца, я и сама в течение нескольких лет уже не являлась creme de la creme . Я искупила свои грехи и вернула себе прежнюю репутацию, став вдовой! Забавно, не правда ли?
Их прерван шум остановившегося возле дома экипажа. Через несколько минут в комнату вошел Гаспар. Он отдал шляпу, тросточку и пелерину горничной и подошел к дамам своей элегантной, слегка семенящей походкой.
Он низко поклонился дамам, а затем, поправив полы фрака, сел возле мадам Розы. Произнеся все приличествующие случаю приветствия и комплименты, он перешел к вежливой и легкой беседе, которая требует большой искусности, но почти не требует мыслей.
Гаспар был облачен в черный фрак с шелковыми отворотами и пуговицами, обтянутыми шелком, и черные кашемировые брюки. Под фраком был серебристый муаровый жилет с вышитыми серебряными точками. На нем была накрахмаленная и отглаженная до сверкающего атласного блеска рубашка со стоячим воротничком, вокруг которого повязан двойным бантом серебристый шелковый галстук. Ботинки были из качественной кожи и с достаточно высокими каблуками, что добавляло их хозяину несколько сантиметров роста.
Гаспар всегда выглядел как совершенный образчик портновского искусства, так что Аня и Селестина часто обвиняли его в том, что он является тем самым мистером Приттибриджи . Это имя было придумано редактором луизианского «Курьера» для вымышленного джентльмена, который представлял в газете новости о модной мужской одежде. Гаспар воспринимал эти поддразнивания как комплимент или же с присущим ему блестящим тактом делал вид, что он воспринимает их именно так. Он был таким добродушным, таким внимательным к удобствам и благополучию мадам Розы, таким готовым к развлечению и в то же время настолько неосознающим, что в нем самом есть черты, которые могут показаться смешными, но Аня не могла не любить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103