Давай, рассказывай.- и вдруг,- Линда! Сука! Пошла вон! Вон пошла! На место, я сказал! (Линда - это очаровательный русский спаниель)Затем я услышал еще более конкретный адрес, куда посылалась Линда, и наступила пауза.
- Сань, алло! Я тебя только хотел спросить: у тебя сейчас дача свободна? Можно пожить, или как?
- А ты, что, один собираешься там жить? Тогда, скорей, или как.
- Сань, мне роль дают, очень крутую. Мне надо некоторое время побыть одному, ну, это... в образ войти, что ли. Дома не могу, все достало.
- Вот, что с человеком делает алкаголизм, - здраво заключил Са-ня,- Ну, значит, я жду. Зацепи по дороге гранату, а похавать у меня есть. Пока! Я повесил трубку, поблагодарил Устиныча и вышел на улицу. У меня созрел план.
4.
План получался действительно грандиозный. Люблю я мистификации всякие. Попадался мне как-то в институте рассказец О"Генри "Перестарался" (или как-то так, "He overdid it"- по-английски. Перевод мне не попадался) Поди, знай, когда тебе что пригодится! Там, короче, актеришка хотел получить роль деревенского простачка в мелодраме с участием некоей примадонны. Фамилия у нее была аристократическая, не помню уж, какая, все равно - псевдоним. А сама она была из глухой деревни, и настоящая фамилия была, конечно, плебейской - то ли Джонс, то ли Фокс, если не Смит. Чтобы убедить ее в достоверности перевоплощения, парень едет на рекогносцировку в ее деревню (Cranberry corners)- что-то вроде наших Чертовых куличек и узнает всю ее подноготную, собирая деревенские сплетни. В итоге, он настолько убеждает великую актрису, что она, не раскусив обмана, бросает все к черту, театр, премьеру, постановку, и срочно уезжает в деревню. Несостоявшийся партнер примадонны понимает, что он перестарался. Вот так и я. Думаю, о"Генри простит мне этот маленький плагиат. Нет, более того! Я бы назвал это творческим развитием темы! Дело в том, что у Марка где-то в Кремидовке живет родной дядя, о котором он не раз упоминал. Дядя Коля был учителем литературы, воевал, после войны был репрессирован по доносу, а потом, после Сибири, ему что-то скостили, выслали жить на 101-й километр. Именно он, в свое время, когда Марк еще был мальчишкой, и они жили вместе, привил отроку интерес к литературе. Марк всегда тепло и с тоской отзывался о нем. Меня только удивляло, как это при такой ностальгии, он ни разу не навестил дядю, с тех самых пор. Это была икона, но за стеклом музейной витрины, пардон за тавтологию. Вот я и подумал, а что, если...
5.
Маме я сказал, что мы с труппой едем на гастроли, возможно, что надолго. В театре я взял отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Там поворчали, но подписали все-таки, потому что на мои-то роли замена была. Я был тогда даже не Иван-дурак, а всего лишь Кощей на один акт, да еще Баба-Яга, и вот этот, как его, "Сниб, снаб, снурре" - из Снежной Королевы. Это все весело, забавно, особенно, если не тридцать раз в сезон, а по сложности перевоплощения это сравнимо лишь с камнем преткновения актерского мастерства - вечной ролью "Кушать подано". С Сашей мы договорились. Он дал мне ключ от дачи, но попросил при этом не ломать его кровать. Мы основательно "попили водочки" и даже начали спаивать Линду. Потом Саша устал и отключился - я еще подумал: "Какой слабак..." Утром мы позавтракали "братской могилой" (все т же кильки в томате), а Линда так и не выползла из-под шкафа. Спину ломило после ночи на стуле. К часу дня я все-таки выполз наружу и поплелся на вокзал. Взял билеты до этой самой Кремидовки, туда и обратно и отправился навстречу приключениям. Прибыв на место, я зашагал от станции к школе и мне вспомнилась загадка, известная в свое время: "Что общего у атомной бомбы с коммунизмом?" - И то, и другое, стирает грань между городом и деревней. Тут же были стерты грани между дорогой и кюветом, между русским и украинским, между трезвостью и нормой жизни. И еще приятная деталь: идешь по улице и не ощущаешь шоры на глазах, в виде домов. Чтобы увидеть небо, недостаточно просто поднять глаза, а надо еще повертеть головой, от горизонта к горизонту. Земли визуально становится меньше, и хочется простить ей все ее маленькие изъяны. Невероятное количество кузнечиков - из-под ног. Запах навоза загадочнее любых "Парфум де Франс", и начинаешь понимать, что женщина - не единственное достижение Творца, хоть они и пытаются уверить нас в обратном. Гуси мычат, собаки квакают, блеют вороны. В общем, благодать.
6.
Вот и школа. Двухэтажная, квадратная, розовая, как мечта детства, и пустая. Техничка бальзаковского возраста моет коридор. Я поздоровался и сделал попытку узнать, как найти дядю Колю. Я, мол, из города, от родственников, с приветом.
- Який Николай Иванович? А-а-а... Так вин вже давно на пэнсии. Так, так, вам скажуть. Я ж сама в нього вчилася. Отак пидете, биля церквы, та й у самый кинэць. В нього така хата голуба. Побачитэ. Отлично, значит он, по крайней мере, жив. Я узнал его сразу, как только увидел. Это был худощавый старик лет восьмидесяти, во френче цветачайной розы. В молодости, он , вероятно, был выше меня, если сейчас я был только на пару сантиметров выше его. Жиденькая бороденка, редкие седые волосы и очки в пластмассовой оправе, с большими диоптриями. Божий одуванчик! A la академик Зелинский (тот самый, который изобрел противогаз).
- Здравствуйте, Николай Иванович! Я не ошибся?
- Доброго здоровья, молодой человек. Да, я - Николай Иванович. Может, зайдете?
- Спасибо, - я закрыл за собой калитку и приблизился к нему:
- Я тут проездом, вот Марк Александрович и просил меня заглянуть к вам, передать привет.
- Так вы от Марика? - засуетился старик, - что ж мы стоим? Пожалуйте в дом! Проходите, будьте как дома, - он взял меня за руки так, будто боялся, что я сейчас исчезну. Он завел меня в прохладную комнату, усадил на стул и стал созерцать, так, что я первый нарушил паузу:
- Марк Александрович... Вобщем, дядя Марик просил узнать, как вы тут... Он сейчас очень занят, особенно последнее время... Иногда, знаете, даже и письма некогда толком написать...но это ничего не значит...
- Да-а. Спасибо еще, что хоть открытку прислал в прошлом году, с Днем Победы. А так - думает, наверное: что толку писать - старик все равно из ума выжил...
- Ну что вы. Я уверен, он так не думает. А писать письма - это действительно не всегда получается. Подробно - не выходит, а по две строчки, для проформы - тоже не лучший вариант. Он так и говорил.
- Значит, лучше совсем ничего... - он загрустил, помолчал некоторое время. Я не встревал, пока он сам не улыбнулся и не сказал:
- Вы уж извините, а то я на вас набросился. Это сгоряча. Я все понимаю, жизнь сложная. Когда сидишь без дела, скучаешь, а когда занят?
- Думаешь; где бы только минуту выкроить! Где уж тут скучать? Знаю, знаю и не обижаюсь. Но все-таки за столько лет, мог бы хоть раз заехать ко мне, ведь, небось, по всей стране катается! Что ж мне, о нем только в газетах читать? Ладно, ладно, не буду. Мы поговорили о том, о сем, старик немного отошел. Я рассказал ему, кто Марк для меня - други учитель. Поговорили о моей работе в кино, о Марке. Потом я порасспросил его. Он отвечал охотно и мои уши были полностью в его распоряжении. Где он воевал, за что его репрессировали:
- Вот так, в один прекрасный день... Я так и не понял, за что.
- Бог его знает, нашелся же какой-то мерзавец...
Он говорил "Што" и "Бох", то есть вполне по-русски, в отличие от Марка ("Ч-Ч-Ч-Что" и "Бог-г-г-г-г") Я выпустил множество фактов из его рассказа, поскольку все внимание невольно сосредоточивалось на том, как он произносит слова, звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11