Авторы различных, воспоминаний единодушно утверждают, что освоение новых видов оружия или снятие с производства старых ни в одном случае не могло произойти без личного разрешения Сталина. А он иногда не имел необходимых для этого профессиональных знаний. В мемуарах тогдашнего наркома вооружений Б. Л. Ванникова приводится характерный случай, касающийся производства танков: «К концу моих объяснений в кабинет вошел А. А. Жданов. Сталин обратился к нему и сказал: „Вот Ванников не хочет делать 107-миллиметровые пушки для ваших ленинградских танков. А эти пушки очень хорошие, я знаю их по гражданской войне…“ Сталин говорил о полевой пушке времен первой мировой войны; она, кроме калибра по диаметру, ничего общего не могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для современных танков и для современных условий боя. Вскользь брошенная Сталиным реплика обычно решала исход дела. Так получилось и на этот раз».
Доклад германского генерального штаба, подготовленный в конце 1939 года, помимо общих количественных данных выделял вопрос о плохом состоянии Красной Армии. «Эта в количественном отношении гигантская структура по своей организации, оснащению и методам управления находится в неудовлетворительном состоянии. Принципы командования нельзя назвать плохими, но командные кадры слишком молоды и неопытны. Система связи и транспорта никудышная, качество войск весьма различное, нет личностей, боевая ценность частей в тяжелых сражениях весьма сомнительна». Во второй половине 30-х годов произошли неблагоприятные изменения в развитии советской военной машины. Вслед за принятыми мерами по модернизации организационных форм, например созданию механизированных корпусов, не последовали дальнейшие шаги в этом направлении, более того, на основе неверного обобщения опыта войны в Испании были восстановлены старые формы, а современные структурные изменения отменены. Только в 1941 — 42 гг. были восстановлены танковые корпуса и полки противотанковой артиллерии. На военную мысль огромное воздействие оказывала вера во всемогущество наступления. Отвергалась даже вероятность того, что войну нужно будет вести на собственной территории. Считалось, что после непродолжительных встречных боев в пограничной полосе, которые не потребуют больших людских потерь, боевые действия будут перенесены па территорию противника. Прямым следствием такого подхода было пренебрежение к стратегической обороне, что привело к серьезным упущениям в организации обороны границ. Основные склады и мобилизационные запасы не были рассредоточены и располагались в приграничных округах. Особенно неблагоприятной была дислокация ВВС. «Серьезная ошибка, которая в начале войны привела к тяжелым последствиям, была допущена в результате решения о разоружении укреплений на старой границе ( 1939 г .) в связи со строительством новых оборонительных рубежей. Разоружение старой границы было проведено быстрыми темпами, а строительство новых рубежей затянулось», — писал историк А. М. Некрич, проанализировавший в своей книге «1941. 22 июня» недостатки в подготовке к войне.
Очевидцы вспоминали: «Обстановка была странной. В соседней танковой части самое большое — одна треть старых танков была в боеспособном состоянии. Остальные нуждались в ремонте, но запчастей настолько не хватало, что даже не принимались заявки на них. Все ждали новые танки Т-34 и КВ. Но они поступали поштучно, с ними только знакомились. Из пополнения, предназначавшегося для пехоты и кавалерии, срочно набирали танкистов. Однако для их подготовки требовалось время. А хватит ли этого времени?..
Срочно приступили к реорганизации аэродромов. Для новых типов самолетов требовалось увеличить взлетно-посадочные полосы. С новыми машинами познакомились один-два пилота, успело прибыть всего несколько новых самолетов, но все аэродромы округа начали переделывать в одной то же время. На этот период самолетный парк был перемещен на другие аэродромы гражданского назначения, которые были вблизи границы. Там скопилась масса машин, не защищенных от бомбежек. Вдоль новой границы велось строительство укреплений. Работа шла медленно, до ее завершения было еще далеко. А в это время в тылу, где проходила старая госграница, сносили существовавшие укрепрайоны. Из них увозили вооружение, готовые укрепления засыпали землей. Не строить новые и уничтожать старые укрепления — разум отказывался понять это».
«Войска продолжали учиться по-мирному; артиллерия стрелковых дивизий была в артиллерийских лагерях и на полигонах, зенитные средства — на зенитных полигонах, саперные части — в инженерных лагерях, а „голые“ стрелковые полки дивизий — отдельно в своих лагерях. При надвигавшейся угрозе войны эти грубейшие ошибки граничили с преступлением. Можно ли было этого избежать? Можно и должно», — отмечал маршал Р. Я. Малиновский.
Конкретные недостатки подготовки к войне были увенчаны концептуальными стратегическими ошибками в обороне. Сталин отвергал любую мысль о глубоко эшелонированной обороне. Однажды он заявил о том, что агрессор с окровавленной головой побежит от советских границ. Военное командование вообще не принимало в расчет возможность того, что нападавший может прорвать систему выдвинутых вперед укреплений. Не была подготовлена эвакуация промышленных предприятий и населения. Оборонительные линии, сами по себе неглубокие, проходили вблизи границы, подвергаясь угрозе прямого удара и окружения. Тот, кто говорил о необходимости иметь вторую и третью линии обороны, осуждался как паникер и маловер. В ходе планирования военных действий Генштаб допустил ошибку, заранее предположив, что германское наступление будет разворачиваться основными силами в направлении Киева, Харькова и затем Донецкого бассейна и Кавказа. Направление Минск — Смоленск рассматривалось как второстепенное, хотя именно здесь проходила самая короткая дорога на Москву. В соответствии с этой схемой в подчинении Киевского особого военного округа (соответственно Юго-Западного фронта) были сосредоточены большие силы, чем у будущего Западного фронта. Немцы же именно здесь сконцентрировали свои основные силы и достигли наибольшего успеха. Последствия просчетов были усугублены политическим руководством, которое дезориентировало население страны. Печать, кинофильмы и вообще пропаганда перестарались, внушая народу, что армию ждет легкая победа. Характерным продуктом лживой пропаганды был роман Шпанова «Первый удар», в котором утверждалось, что в момент, когда разразится война, в Германии вспыхнут восстания рабочих. «И беда была не в бездарности этого романа, — отмечал писатель К. Симонов, — а в том, что он был издан полумиллионным тиражом и твердой рукой поддержан сверху».
Мы уже отмечали, что после заключения пакта с Германией была парализована антифашистская пропаганда. Сталин и Молотов подчинили потребностям текущей политики все другие задачи, и это имело крайне негативные последствия. Они постоянно говорили о бдительности, о шпионах, а сами усыпляли в советском народе чувство опасности.
Особо следует сказать о репрессиях, жертвами которых пали почти все командиры высокого ранга в Красной Армии. На судьбу военных руководителей наложила свою роковую печать система личной диктатуры, Вероятно, не было в Советском Союзе другой профессиональной группы, которую бы в таком объеме затронули репрессии, как это произошло с военными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87